Георге Георгиу - Возвращение к любви
Один лишь Мога, как установил Фабиан, пробовал защитить Мирчу. Изучая страницу за страницей, Фабиан пытался понять, откуда идет эта ненависть Мирчи к Моге? Из некоторых фактов было ясно видно, что Мирча обвинял и Назара, и Лянку, и Оню… Все они были виноваты, только не он.
Это опротивело Фабиану. Он оторвался от чтения и, подняв глаза, увидел стоящую у дверей Наталицу. Она словно сторожила его. «Ах да, Мога же сказал, что она в моем распоряжении!» — вспомнил Фабиан.
— Вас не беспокоит музыка? — спросила Наталица.
— Нет, — ответил он и лишь сейчас услышал веселый мотивчик, пробивавшийся в кабинет. — Если у вас нет других дел, вы можете уйти.
— Мне приказано… Максимом Дмитриевичем, — проговорила Наталица, покраснев.
По ее глазам было видно, что ей не хочется уходить…
Павел снова склонился над материалами, но присутствие Наталицы стало раздражать его.
Через несколько секунд послышался скрип двери, и Павел обрадовался, подумав, что Наталица все же ушла.
Но вошел Горе. Он увидел свет в кабинете и решил, что Мога еще здесь. Но наткнулся на Фабиана и Наталицу.
Горе был в смятении: рушился его мирок, где он чувствовал себя до сих пор так хорошо. Уезжает Мога, вот и Наталица пялит глаза на этого Фабиана. Нет у нее стыда — одна с посторонним человеком!..
Он поздоровался с Фабианом, поглядел на Наталицу.
Она не удостоила его взгляда.
Фабиан продолжал заниматься своим делом.
Григоре постоял молча и вдруг в сердцах произнес:
— Был бы я начальником, послал бы всех этих девчонок в поле, чтоб зря не просиживали здесь.
Наталица повернулась к нему спиной.
— Вот чертовка! — вздохнул Горе. Попрощался с Фабианом и пошел.
Фабиан услышал короткий разговор Горе и Наталицы в приемной, хлопнула дверь, раздался скрип удаляющихся шагов…
Потом наступила тишина.
Хотя Фабиан и остался один, он уже не мог вернуться к лежащим на столе папкам.
Перед ним, как наяву, возникла маленькая комнатушка с двумя узенькими окошками, глядящими во двор своими стеклянными глазами. Железная никелированная кровать, застеленная зеленым шерстяным одеялом, вытканным тетушкой Иляной еще в молодости. Над кроватью крестьянский ковер с красными и желтыми тюльпанами, желтый гардероб с зеркалом, треснутым посредине, словно кто-то разрезал его алмазом. В правом углу маленькая деревянная иконка, почерневшая от времени, в золоченой рамке. На стене с десяток фотокарточек, одни постаревшие, другие новенькие. Стол, два стула, на полу дорожки, сшитые из лоскутов.
Но это была удивительно прекрасная комната — здесь жила Анна, и для него не существовало более дорогого места.
Павел тихо стучал, открывала ему тетушка Иляна и радовалась его приходу… Затем открывалась другая, голубая дверь, и на пороге показывалась Анна.
«Вернулась ли она обратно, в дом, который когда-то оставила, веря, что идет навстречу своему счастью? Откуда она могла знать, что ее ждет? Знал ли я, что, приехав сюда, попаду в такую обстановку?»
Павел захлопнул последнюю папку и положил ее сверху на остальные…
«Моя командировка в Стэнкуцу имела свой смысл», — только сейчас сказал себе Фабиан. Из собственного опыта он знал, что некоторые трудные дела можно разрешить сразу, разрубив, как гордиев узел. Дело Мирчи, хоть и мелкое, было уж очень запутанным. Его личный вопрос перерастал в общественный, втягивал Могу, Лянку и все село…
И почему Мога каждый раз выгораживал его?
Фабиан остановился, словно эта мысль пригвоздила его к месту. Без всякой цели еще раз осмотрел кабинет — телефоны молчали, спали стулья, люстра тускло освещала потолок, и все пространство кабинета было охвачено какой-то неприятной, гнетущей дремотой, и Фабиан чувствовал, что ему не хватает воздуха, хоть и был здесь один-одинешенек. А может быть, именно потому он и не мог больше здесь оставаться! Захотелось хоть на несколько минут выйти на улицу. Ему всегда нравились тихие снегопады, они приносили покой и очищение.
Фабиан шел по обочине, слабо освещенной фонарями. Черный небосвод сонно стряхивал с себя хлопья снега, надо всем царила молчаливая, но напряженная ночь. Улица была пустынна, лишь кое-где пробивался свет из окон домов.
Он услышал позади себя мелкие шаги, которые словно спешили догнать его, и с удивлением обернулся. В желтовато-белом свете фонаря выплыл черный силуэт Наталицы. Когда он уходил, она еще оставалась в правлении, и Фабиан с недоумением спрашивал себя, что она делает там так поздно.
Девушка остановилась перед ним:
— Вы не сказали мне, вернетесь или нет.
— Вас часто так задерживают в правлении?..
— После шести часов никто не имеет права задерживать меня на работе, — уверенно проговорила она. — Просто я думала, что могу вам понадобиться…
Фабиан поблагодарил ее и сказал, чтобы она не беспокоилась, он больше не будет работать сегодня.
— Я провожу вас до дому. Уже ночь. Это из-за меня, — сказал он.
Снегопад позади них как бы ткал белую пелену. Фабиан был по-прежнему захвачен своими мыслями, и только голос Наталицы вернул его к действительности.
— Вот мы и дошли, — с сожалением проговорила она.
Они стояли лицом к лицу. Наталица глядела ему прямо в глаза, затем потупилась и стала ворошить снег кончиком красного сапожка, как козочка в поисках пищи…
— Спокойной ночи! — сказал Фабиан.
Наталица грустно вздохнула. Секунду-другую она стояла неподвижно, словно в ожидании чего-то…
Фабиан протянул ей руку. И ощутил неожиданно крепкое молодое пожатие.
— Спокойной ночи, — повторил он и поспешил уйти в ленивый снегопад, который постепенно поглотил его.
Наталица повернулась на каблучках, толкнула калитку и стремительно вбежала во двор, словно настоящая дикая козочка.
9Еще не рассвело, когда пронзительно зазвенел телефон. Первым проснулся Фабиан — сказывалась выработанная за долгие годы привычка: телефонный звонок в любой час дня или ночи сразу подымал его на ноги. Он знал, что каждую минуту может возникнуть что-то спешное. На какой-то миг ему показалось, что он у себя дома, но, когда включил свет, понял: он у Михаила. Следовательно, звонят не ему. И все же поднял трубку, чтобы не разбудить остальных, — они легли поздно, их беседа затянулась до трех часов.
— Алло! Ну и спите же вы! — кричала трубка, пока Фабиан подносил ее к уху. Он узнал голос Моги, благодушный и одновременно иронический.
— Вам следовало бы уважать людской сон, — в тон ему ответил Фабиан. — Ведь не осыпается же пшеница…
— Товарищ Фабиан? — понижая голос, спросил Мога. — Извините, я хотел разбудить Михаила.
— Не таким ли способом вы будите его каждое утро?
— Кто там? Мога? — спросил сонный Михаил, выходя из спальни и глядя на телефон еще полузакрытими глазами.
— Он. Возьми трубку.
— Что случилось? — хмуро спросил Михаил. — Пожар?
— Послушай… Я забыл предупредить тебя вчера… Так всегда, когда все сходится одно к одному. Так вот… я уезжаю в Кишинев. Вчера получил сообщение, что проект кинотеатра готов, мы должны рассмотреть его и окончательно договориться… На обратном пути заберу и Назара. Он прилетает в двенадцать самолетом… Ты слышишь?
— Нет, сплю у телефона!
— Прекрасно… Прошу тебя присмотреть за хозяйством… Пусть все свободные машины возят удобрение в поле… Триколич знает куда, Арнаут тоже… Проверяй…
— Мне проверять Триколича? Как будто ты его не знаешь! — рассмеялся Михаил.
— На ферме вчера вечером испортилась аппаратура, — невозмутимо продолжал Мога. — Проверь исправили ли ее.
— Ладно…
— Скажи Оне, чтоб зарезал ягненка для сварщиков с табачного. Люди работают на холоде, надо хорошо кормить…
— Эти люди получают жирные денежки, столовая в их распоряжении, и там готовят лучше, чем в ресторане…
Последовала короткая пауза. Михаил услышал, как Мога глубоко вдохнул воздух. «Сейчас разразится!» — подумал Михаил, но ошибся. Мога спокойно ответил:
— Ну что ж, поступай, как находишь нужным…
— Зачем? Я не председатель! Если прикажешь…
— Ты еще не председатель, а хочешь оставить рабочих голодными? — спросил Мога.
— Привет Кишиневу! — крикнул Михаил и повесил трубку. — Слышишь?.. Решай как знаешь!.. Как будто я здесь всему голова! — с недовольным видом сказал он Фабиану. — Проходи в ванную и умойся. Можешь стать под душ, потом я. Надо взбодриться, чтобы выполните все указания Моги.
— Живешь как в столице! — заметил Павел. — А вчера жаловался… У многих такие удобства?
— Откуда я знаю? Статистикой не занимаюсь. Это дело Симиона Лунгу…
Минут через десять Фабиан вышел одетый, выбритый, с освеженным лицом, тщательно причесанный. На буфете белели свежие газеты. Павел взял их и стал листать. Из спальни не доносилось ни шороха. Валя еще спала или не хотела выходить. Михаил умылся. Не могла же она не слышать телефонного звонка и разговора… Конечно, она слышала, но, должно быть, все еще сердилась на Михаила. «Вот и они — такая счастливая семья — не знают покоя… А нужен ли нам покой, — раздумывал Павел, — о котором мечтает Валя и которого, в сущности, и у нас нет? Тихого, снежного покоя, когда все охвачено сладкой дремотой, что убаюкивает тебя, твои чувства, мысли… Ни один из нас не создан для этого. Но иногда, в минуты большого напряжения и волнения, хочется покоя. Небольшой передышки для перегруппировки сил, как на фронте перед новой атакой…»
