Илья Штемлер - Универмаг
Не отводя озорных глаз от экрана, Фиртич ходил по кабинету.
- Я отправляюсь к себе. Прошу вас, свяжитесь с Мезенцевой, Индурским, с главным бухгалтером... Срочно ко мне, да и сами приходите. — И словно невзначай Фиртич обронил: — Скажите, Павел... вы не писали никакого письма в управление?
Сазонов подобрался. Вот зачем явился директор. Опять какая-нибудь сплетня.
- Нет, — вяло молвил он и, спохватившись, горячо добавил: — Клянусь вам, нет. Честное благородное слово.
Фиртич смотрел в настороженные глаза Сазонова. В них билось отчаяние — ему могли не поверить.
- А сестра?
- Нет! — выкрикнул Сазонов. — Она тоже ничего не писала. Она порядочный человек.
- Именно поэтому она и должна была написать, — сказал Фиртич. — Вы даже не спрашиваете, что за письмо. Стало быть, знаете, о чем можно написать в управление?
Сазонов вскинул густые мальчишеские ресницы.
- Да, знаю... Но это еще ни о чем не говорит.
Фиртич нажал кнопку. Экран вспыхнул дневным светом, и вся панорама просторного зала стянулась в светящуюся точку в центре слепнувшего стекла... «Что это я? Зачем я сюда пришел? — думал Фиртич. — Допустим, он и написал. Или его сестра. Они поступили как нормальные люди. Что ж, будет еще одна трудность, которую надо преодолеть. Шире надо смотреть на вещи, шире. Не унижать себя мелочностью...»
- Так я жду всех, Павел Павлович. — Фиртич взглянул на часы. — Через полчаса в моем кабинете... И, пожалуйста, забудем наш разговор. Я жалею о нем.
Он дружески коснулся плеча молодого человека.
4
Дежурный по опорному пункту охраны порядка Универмага сержант Пинчук люто ненавидел спекулянтов. Почти тридцать лет жизни он отдал борьбе с этой нечистью. И порядком притомился. Не то, чтобы он хуже себя чувствовал физически — нет. Пинчук по-прежнему здоров, бронзовый загар въелся в кожу лица, шея вышла на одну линию с затылком, придавая сержанту монументальный вид. Со сном стало хуже! Раньше сержант валился в кровать и просыпался ровно в шесть без будильника. А теперь не то — сны замучили. И что характерно: одни и те же. Спекулянты! Началась эта беда примерно год назад. С небольшими вариациями, но, в общем-то, один и тот же сон... Снилась тетка с огромными зубами. Подчиняясь требованию сержанта, тетка снимала зубы, а под ними, аккуратно так, бирками наружу были сложены джинсы... Это ж надо, такой сон! Выходило, что сержант отправлялся спать как на работу. А разве это дело: днем работа и ночью работа! Лошадь не выдержит...
Измученный, с ломотой в висках, сержант сидел за своим столом в помещении опорного пункта Универмага. Перед ним на жестком топчане, бесстыдно сбив цветные юбки поверх колен, расположилась молодая цыганка. Кумачовый платок упал с ее давно не мытых волос, пронзенных булавкой с крупным золотым набалдашником. На руках тонкие золотые браслеты. Не женщина, а золотой фонд...
Они давно обо всем поговорили и теперь молчали. Лишь время от времени в душе цыганки просыпалась обида, словно запоздалые раскаты прошедшей грозы.
- Кого надо, не ловят. А цыганам хоть на улицу не выходи...
Сержант вперил терпеливый взгляд в кроссворд из старого номера журнала «Огонек». Который-день он мучился над словом из пяти букв. Человек, твердо и мужественно встречающий жизненные испытания. Четвертая буква «и» по вертикали. По горизонтали сержант отгадал: «тупик». Улица, не имеющая сквозного прохода. А вот по вертикали? Что это за слово такое из пяти букв?
- Взял рубль штрафа — отпусти. Все равно там меня отпустят, — нудила цыганка.
«Знает закон», — вздохнул про себя сержант. Хотел было закурить, но передумал: скоро обед. Чем его привлекала работа в Универмаге, так это столовой. Кормили разнообразно и недорого. И сидеть было хорошо: вокруг все деловые женщины, сотрудницы Универмага, на каждую приятно посмотреть. А главное, спокойно. Не надо волноваться, что в любую минуту от тебя потребуют исполнения долга. Милиционер, он везде милиционер! Не понимают, что он, как и все, имеет законное право на обеденный перерыв... Мысль о скором обеде согрела душу сержанта Пинчука. Он отодвинул ветхий журнал и теплее посмотрел на цыганку. Вспомнились наставления перед каждым дежурством: спекулянт-де тоже человек, только несознательный. Задача милиции не только задерживать, но и перевоспитывать... И сержант осторожно, исподволь начал свой нелегкий педагогический разговор.
- Неужели так трудно честно жить?
Цыганка обрадовалась, учуяв перемену в настроении сержанта.
- Трудно, начальник... Ты сколько получаешь зарплаты?
Сержант молчал. Вопрос его озадачил. Имеет ли он право называть задержанной сумму своего оклада? Нет, лучше погодить.
- Сколько бы ни получал, все равно не проживешь, — помогла цыганка.
- Смотря как жить, — назидательно обрезал сержант. — По-разному можно жить. Сколько честных людей вокруг! Посмотри на праздничную демонстрацию. Рабочие, студенты, представители интеллигенции...
- Мы на демонстрации не ходим, — перебила цыганка. — Думай, начальник. Мать и отец у меня. Больные, работать не могут...
Сержант хмыкнул. Но, вспомнив о долге, прибрал смешок.
- Не могут, — повторила цыганка. — Сестра замуж готовится. А у нас, цыган, как? Есть золото — человек, нет золота — никому не нужен.
Сержант вспомнил лекцию о международном положении.
- Точно как капиталисты. У них тоже все на золото.
- Дурной ты, начальник! — возмутилась цыганка. — Ты что, на голову упал?
Сержант онемел. Такой наглости от задержанной он не ожидал. Что это она вдруг оскорбилась? С капиталистами ее сравнил, что ли?
- Вы, гражданка, осторожней в выражениях. Привлечь могу за оскорбление.
- А где свидетели, начальник?
«Знает закон», — еще раз подумал сержант не без уважения.
- А потому ты дурной, начальник, что меня за дуру держишь... Я свои права знаю. Отпусти меня. Оштрафовал — отпусти. Других прав у тебя нет. Продавала тушь для ресниц в неположенном месте. За это рубль штрафа. И все! А ты меня держишь...
Пинчук нахмурился. Конечно, он должен ее отпустить. Таков закон. Только кажется, что легко обвинить человека в спекуляции. Необходимы доказательства. И того, что он скупает вещи с целью наживы. И того, что продает по завышенной цене. А это нелегко доказать — спекулянт тоже себе на уме, знает, где и кому продать. Кроме этого, надо вести следствие по всем правилам, передать дело в суд. Если суд удостоверится, что товар продавался с целью наживы, тогда еще можно рассчитывать на какое-то наказание. А если она продает тушь, сваренную из всякой дряни у себя дома в котле, возникает иная сложность: товар не имеет начальной стоимости, государственной цены.
- Вот штрафану я тебя на пятерку, будешь знать,— беззлобно проговорил сержант.
- Рубль, начальник. Не больше, — ухмыльнулась цыганка золотым ртом. — Закона нет на пять рублей. Или гони пять квитанций с одной пометкой. Документ. С ним я на тебя управу найду.
Пинчук взгрустнул, хотя виду старался не подавать. Через два часа он обязан ее отпустить. Кто-кто, а они, спекулянты, свои права знают лучше любого законника...
Цыганка уперлась руками в скамью, приподнялась и уставила в сержанта черные нахальные глаза.
- Ой, начальник, начальник... Ждут тебя крупные неприятности.
- Сидеть! — приказал сержант.
- Копают тебе яму, готовят тебе беду товарищи. Хотят на твое место. Пишут на тебя худую бумагу.
- Сидеть! — повторил сержант. — Тоже нашлась. Знаю эти фокусы!
Цыганка села и обидчиво отвернулась.
- Как хочешь. Предупредила тебя. Такое хлебное место занимаешь. Другой бы из золотого портсигара курил... И сам не ешь и другим на даешь. Посмотри на других. Подумай! Откуда у них «Жигули»? А ты спишь. Какие-то глупости выясняешь...
Пинчук не успел достойно возразить: в кабинет в сопровождении оперативницы в штатском вошла гражданка в модном полупальто. Оперативница держала в руках сумку с длинным наплечным ремнем.
- Три ондатровые мужские шапки! — сказала она.
- Ого! — уважительно воскликнула цыганка.
- Цыц! — одернул сержант и встал. Сделал несколько шагов. Остановился перед задержанной.
- Скупка товаров повышенного спроса с целью спекуляции, — констатировала оперативница.
Задержанная спокойно улыбнулась и покачала головой.
- Еще доказать надо. А то оскорбление получается, клевета. Я, может, шубу шить буду... Что вы так меня разглядываете, товарищ милиционер?
- Личность больно знакомая, — со значением ответил Пинчук.
- На одну киноактрису я похожа. Путают часто. — Женщина села на жесткий диван. Закинула ногу на ногу. Расслабилась.
Сержанта взъярило поведение этой крашеной куклы. Но, вспомнив каждодневные наставления, только крякнул и вернулся на место.
- Пойду в зал, товарищ сержант. Видеть не могу таких! — Оперативница положила пухлую сумку задержанной и вышла, яростно хлопнув дверью.
