Константинэ Гамсахурдиа - Похищение Луны
Может быть, многие читатели не знают, что на абхазских скачках роль жокея гораздо более пассивная, чем на английских.
Абхазцы на хорошего коня сажают мальчугана. Владелец коня скачет на другой лошади. Заметив, что конь от утомления или неумелости седока начинает отставать, он нагоняет его, выхватывает у наездника поводья, перекидывает их через голову и гиканьем, пальбой и свистом плети горячит коня и гонит его к финишу.
Не только приверженность старине руководила Гванджем Апакидзе. С тех пор, как старик увидел Арабиа, он жил точно одержимый. А еще сильнее, чем ему, хотелось заполучить жеребца Арлану, будущему зятю Апакидзе.
Отсюда понятно, почему Гвандж добивался поражения Арзакана на скачках.
Кто будет скакать на Гунтере, этого не знал никто, но в данном случае всадник не имел значения. На Гунтера можно посадить любого наездника. Сам же Гвандж Апакидзе, старый мастер верховой езды, поскачет на Зарифе — кобыле, известной во всей Абхазии, не раз обгонявшей лошадей Шервашидзе, Эмхвари, Маршаниа.
Накануне больших скачек Гвандж изложил Арлану продуманный план на случай, если бы Арлану удалось вместо английских отстоять мегрело-абхазские скачки. В этом случае Арзакан, конечно, не сядет на Арабиа. Он должен будет выбрать другую лошадь, а Гвандж постарается посадить на Арабиа гвасалиевского парнишку, служившего раньше у его брата. Гванджу стоит моргнуть Гвасалиа, и тот отстанет, и Арабиа потеряет первенство.
Арзакан — человек азартный, он охладеет к жеребцу и, может быть, даже продаст его.
Гвандж не мог простить себе, что в порыве восхищения прожужжал уши Арзакану о достоинствах его коня. Лишь вернувшись домой, сообразил, что, быть может, сумеет купить Арабиа.
Говоря по совести, на эту мысль его навел Аренба Арлан.
Арлан работал в Сванетии, где пользоваться автомобилем невозможно. Поэтому он собирался купить для себя породистого коня.
Дни скачек совпали с отпуском Арлана.
В бывшем дворце Дадиани, в кабинете секретаря Зугдидского райкома, шло совещание.
Решался вопрос: какие устроить скачки — мегрело-абхазские или английские?
Секретарь райкома вначале не вмешивался в это дело, не считая его значительным. Он предоставил его решение знатокам-лошадникам и секретарям ближайших районов. Но получилось что-то странное: два секретаря были за мегрело-абхазские скачки, двое других отстаивали английские. К первым присоединился местный старшина скачек, ко вторым — представитель тбилисцев Брегадзе.
Отец и сын тоже разошлись во мнениях. Арзакан был за английские скачки, Кац Звамбая — за мегрело-абхазские.
Шардин Алшибая не примыкал ни к тем, ни к другим. Он крепко держался правила: не идти против течения, быть всегда на стороне победителя. Если же трудно определить заранее, кто победит, то лучше выждать, пока выяснится, кто сильнее, храня до этой минуты благоразумное молчание. И Шардин молчал.
Наконец секретарь Зугдидского райкома Шаматава и Брегадзе разрубили запутанный узел.
Шаматава разъяснил свою мысль:
— Мы устраиваем скачки не для забавы, как это делали дворяне. Мы хотим поднять наше коневодство, повысить культуру ухода за лошадью. Скачки должны наглядно показать населению, что прадедовская школа устарела, пора переходить на современные методы, улучшать породу, установить в конном хозяйстве научно обоснованный режим.
Брегадзе категорически заявил:
— Старые мегрело-абхазские скачки являются пережитком прошлого. Заставить лошадь скакать без передышки двадцать километров — это просто преступление. Если будут устроены скачки по старинке, я не выпущу ни одной чистокровки, ни одной полукровки! Таковы, кроме того, и директивы из Тбилиси.
Тогда взял слово Шардин Алшибая.
Он повел речь очень осторожно. Соглашался с секретарем райкома, что старое наездничество умерло, что все хозяйство переводится на новые рельсы. Не желая обижать ни абхазцев, ни тбилисцев, предложил: устроить английские скачки, то есть установить дистанцию пробега в три тысячи метров, и вместе с тем, чтобы уважить съехавшихся на скачки абхазцев и мегрелов, позволить им провести состязания согласно их традициям.
Совещание затянулось. Чтобы не задержать начало скачек, сторонники английской системы, махнув рукой, отказались от споров. Одержали верх сторонники комбинированных англо-абхазских скачек. Брегадзе был недоволен таким половинчатым решением, но предпочел промолчать.
Когда старшины скачек вышли из дворца, все уже было готово. Шардин Алшибая, заранее выведав точку зрения секретаря райкома, распорядился еще до окончания совещания отмерить на чинаровой аллее три тысячи метров и обнести дистанцию веревкой.
Поэтому движение по аллее было прекращено. Народ прохаживался по огороженным веревкой тротуарам.
Стартом была выбрана маленькая площадь перед зугдидским театром.
Здесь скучились лошади и наездники.
Гвандж Апакидзе потерпел поражение. Но он не такого закала был человек, чтобы сдаться легко. Выйдя из дворца, он тотчас же смекнул, что на Гунтера следует посадить Тараша Эмхвари.
Ничто не могло разубедить Гванджа в превосходстве князя над «мужиком». Да и вчерашнее состязание, по его мнению, подтвердило это.
Гвандж не сомневался, что если Тараш будет скакать па Гунтере, то он победит Арабиа и его хозяина.
«Тараш — прежде всего абхазец, но в нем есть и закваска европейского спортсмена…» — думал Гвандж. Он был убежден, что Тараш не погнушается принять участие в скачках и приложит все усилия, чтобы отпрыск старого рода Эмхвари еще раз и в новые времена одержал верх над дворовым челядинцем своих предков.
Так рассуждал Гвандж Апакидзе. Ему и в голову не приходило, что Тараш Эмхвари относится к скачкам только как к забаве.
Времени оставалось мало, надо было торопиться.
Разглядев за оградой сада Тараша, гуляющего с Тамар и Каролиной, Гвандж стремительно бросился к ним. Осведомился о здоровье дедушки Тариэла, сказал несколько комплиментов Каролине, восхитился ее новым платьем.
Он знал, как угодить Каролине, которая привыкла к лицемерным любезностям старых князей. К тому же она держалась того взгляда, что лучше слышать приятную ложь, чем грубую правду.
Гвандж еще раз напомнил дамам, что ждет их вечером на свадьбу своей дочери.
Затем уже обратился к Тарашу:
— Тараш, голубчик, сегодня ты должен скакать на Гунтере.
— На Гунтере? Тоже, нашли наездника! — смущенно отмахнулся Тараш.
— Ты же Эмхвари!
— Ну, так что же? Разве этого достаточно?
— Как же можно допустить, чтобы Эмхвари не был наездником!
— А если он этому не учился?
— Душа моя, — разливался красноречивый Гвандж, — кто учит орла парить в небесах? И виданное ли дело, чтобы лососю давали уроки плавания?
Он произнес это так выразительно, что Каролина залилась веселым смехом.
— Тараш, радость моя, если ты хоть чуточку меня любишь, заклинаю тебя памятью отца, поступись своей гордостью, уважь мои седины, прими участие в скачках!
Он провел длинными пальцами по своей седой бороде и выразительно посмотрел на Тамар, точно просил ее: «Замолви хоть словечко! Прикажи, наконец!» Тамар поняла, но промолчала.
— Памятью отца клянусь, дядя Гвандж, — ответил Тараш, — я отказываюсь не из гордости. Я страстно люблю лошадей… Сколько раз, бывало, я лишал себя обеда, тратил последние деньги, чтобы взять лошадь напрокат. Но я не считаю себя настолько искусным наездником, чтобы тягаться с лучшими джигитами. Я думаю, что уважающий себя человек не должен браться за дело, в котором у него нет крепких знаний или уверенности, что он может его сделать хорошо.
— Но ведь Арзакан один из лучших джигитов, а ты вчера не уступил ему. Это ничего, что он сказался ловчей тебя на бурке. Ведь ты не упражнялся, да и Гунтеру было непривычно. А на Арабиа не раз ездил старый колдун Кац Звамбая, он и научил его всем нашим фокусам.
Тараш продолжал упорно отказываться. Тогда вмешалась Каролина:
— Допустим, что вас победят. Что же, после этого отнимут у вас докторскую степень? Неужели вы хотите подражать тем интеллигентам, которые не решаются прыгнуть с аршинной высоты и объясняют это не своей неуклюжестью, а почтенностью?
— Да нет же, — оправдывался Тараш. — Но, помимо всего остального, я не в спортивном костюме. Разве годится скакать в брюках навыпуск? А пока я пойду домой переодеться, пожалуй, и скачки кончатся…
— Об этом не беспокойся, — живо возразил Гвандж. — Сейчас же пошлю мальчишку за платьем. Мой старший сын точно такого роста, как ты, велю мигом доставить его чоху. Зайдем в гостиницу, там и переоденешься.
— Конечно, — подхватила Каролина. — Кстати, увидим, к лицу ли вам чоха, — и она посмотрела на Тамар.
