Виктор Некрасов - В родном городе
Николай посмотрел на часы. Было всего лишь девять часов. Он встал, отряхнул траву с брюк и пошел вниз по Госпитальной улице.
Улица упиралась в базар. Несмотря на поздний час, торговля шла полным ходом. Иногда где-то раздавались милицейские свистки, и торговки, подхватив свои корзины, забивались во дворы, но через минуту все опять выползало на улицу и растекалось среди рундуков и киосков.
Николай зашел в закусочную – он с утра ничего не ел. В закусочной было накурено и тесно. На стойке горела большая керосиновая лампа, и на двух столиках стояли свечи. Николай взял двести граммов свиной, называемой почему-то домашней, колбасы, хлеба и кружку пива.
Три столика из четырех были заняты. За четвертым сидел хмурый человек с подвязанной щекой и ел винегрет. Николай подсел к нему и отхлебнул пива, – оно было теплое и противное. Хмурый человек ел молча, быстро, не глядя на Николая. Потом он встал и ушел. На его место сел другой – светловолосый, румяный, с маленькими закручивающимися усиками. На нем была песочного цвета – очевидно, иранская, подумал Николай – гимнастерка с расстегнутым воротом, обнажавшим загорелую шею. Военная фуражка с голубым околышем сдвинута была на затылок.
Парень поставил на стол две бутылки пива и сразу же, привычным жестом, ударив о край стола, сбил с них металлические пробки.
– Никогда не бери бочкового, – сказал он, смахнув на пол пену. – Только жигулевское. И только четвертого завода. У Фимки всегда есть.
Его быстрые серые глаза остановились на руке Николая.
– Дать полтора за Лонжин?
– Что? – не понял Николай.
– За Лонжин, говорю, полтора куска дать?
– Я не продаю часы, – сухо ответил Николай.
Светловолосый повернулся и, как свой в этом заведении человек, крикнул через головы соседей хозяину:
– Фима, налей два по двести.
На столе появилось два стакана. Парень подвинул один Николаю.
– Поддержи, капитан. – И, не спрашивая, взял с тарелки Николая ломтик колбасы. – С Первого Белорусского?
Николай кивнул головой.
– Ну, как там наши?
– Ничего, воюют.
Парень глянул на перевязанную руку Николая.
– Перелом?
– Перелом.
– Пальцы работают?
– Нет.
– Знакомая картина. Нерв. Тебя где ранило?
– В Люблине.
– Ничего, заживет. Будь здоров. – Парень выпил и сморщился. – Хороша!
Николай тоже выпил. Водка была крепкая, захватывала дух.
– По особому заказу, – сказал парень и улыбнулся. Передние зубы у него оказались металлическими.
Он стал расспрашивать о последних событиях на фронте. Потом, посмотрев на стаканы, подмигнул:
– Еще по одной?
– Погоди, – сказал Николай, чувствуя, что с непривычки захмелел.
– Можно и подождать, – согласился парень, – нам торопиться некуда. Ты отсюда куда?
– В Окружной.
– К Гоглидзе?
– Как? – не понял Николай.
– К Гоглидзе, говорю? Мировой хирург. Я его знаю. Лучший в городе. Если перелом, к нему попадешь, как пить дать… Слушай, я все-таки еще возьму.
Парень встал и почти сразу же вернулся с двумя стаканами и порцией сыра.
За соседним столиком оживленно спорили о каком-то судебном деле. Парень крикнул:
– Прекратите дискуссию. Надоело.
За столиком стали говорить тише. Доносились отдельные фразы: «А прокурор как встанет… Я ж Сашке говорил, стервецу… А прокурор как встанет…»
Входили и выходили какие-то люди. Когда дверь отворялась, с площади доносился хриплый голос, певший по радио «Соловьи, соловьи, не тревожьте солдат…» Дверь закрывалась, и опять настойчиво лез в уши разговор о прокуроре, потом снова открывалась, и с улицы доносилось «…немно-о-ого поспят…»
Николай посмотрел на своего соседа: тот, смеясь и поминутно сдвигая то на затылок, то на лоб фуражку, о чем-то оживленно говорил.
– Ты женат? – спросил вдруг Николай.
Парень удивленно на него посмотрел.
– Нет. А что?
– Просто так. Интересно.
– Нет, не женат.
Николай рассеянно посмотрел на него, потом залпом выпил свой стакан и встал.
– Мне идти надо.
– Куда?
– Надо…
– В госпиталь? Подождет, не убежит.
– Да не в госпиталь, черт с ним…
Николай вдруг почувствовал, что у него кружится голова, и, чтобы не упасть, схватился за стол. Парень удержал его за руку.
– Садись, черт, куда сейчас идти? Тебя и ноги-то не несут, герой…
Николай сел. Расстегнул воротник. Парень принес бутылку нарзана и налил в стакан.
– Пей. Легче станет.
Николай выпил.
На противоположной стене висел плакат – женщина с довольным лицом указывала рукой на какие-то стулья, столы, зеркальные шкафы. Николай никак не мог понять, что это значит. Потом прищурил один глаз и прочел надпись: оказывается, женщина, скопив деньги в сберкассе, купила на них всю нарисованную обстановку и рекомендовала всем поступать точно так же.
– Что? Соблазнительно? – спросил парень, перехватив его взгляд.
– Плевал я на это, – мрачно сказал Николай.
– И правильно, и плюй. Не обращай внимания. Это главное. Это самое главное – не обращать внимания.
– На что?
Николай медленно повернулся и посмотрел на парня: тот сидел и крутил пальцами ус.
– На все! Как я. Иначе свихнешься. Можешь мне поверить. У меня вот фрицы стариков и двух братьев на тот свет отправили. Понял? А я вот под трамвай не бросаюсь. Один инженер, другой полковник. В двадцать пять лет – и полковник. А? Не то, что мы с тобой. Ты кем на гражданке был?
Николай пожал плечами.
– Д-два к-курса физкультурного института.
Парень протянул руку, на ней не хватало пальца.
– Дай пять. Два сапога пара. – Он зло рассмеялся, сверкнув вставными зубами. – Будем знакомы. Сергей. Человек без профессии.
Он вынул из кармана толстую пачку денег и бросил на стол.
– Видал?
Пачка состояла вся из сотенных. Сергей небрежно сунул ее в карман.
– И я один. Ни семьи, ни жены, ничего… Могу все фимкино заведение купить. А завтра столько же будет. Понял?
Он придвинулся к Николаю. Его серые, широко расставленные глаза блестели, на лбу выступил пот.
– А наши там вперед идут, пока мы с тобой здесь… – Он вытер рукой лоб. – Будешь еще?
– Нет, – Николай прикрыл свой стакан ладонью. – Нарзану выпью.
Сергей усмехнулся.
– Фимка, дай-ка еще нарзану. Так на чем мы остановились? На женах, кажется?
Николай, сощурившись, посмотрел на Сергея. Хмель постепенно проходил.
– А ты женат? – спросил Сергей.
– Нет, – коротко ответил Николай.
– Совсем нет?
– Совсем.
– И не был?
– А что вспоминать, что было?
Сергей понимающе улыбнулся.
– Ясно. И давно?
– С сорокового.
– А знакомы?
– С тридцать девятого.
– Красивая?
– А бог ее знает. Разве в красоте дело?
– В красоте, – уверенно сказал Сергей и сдвинул фуражку на затылок. – А у меня вот нет жены. Не было и не будет.
Николай согласился: «Может, так и надо, все мы дураки в девятнадцать лет…» – и вдруг почувствовал, что случилось то, чего он больше всего боялся, что он дольше не может, что он сейчас все расскажет этому парню, которого он видит в первый раз и, может, никогда больше не увидит. И про Шуру, и про то как он бегал к ней каждый день из института на Осиевскую, через весь город – она работала на Кабельном чертежницей, – и про ее мамашу-старушку, которая все хотела, чтоб они поженились. «Я, – говорит, – старая, скоро умру, так чтоб увидеть еще…»
Сергей внимательно слушал, засунув пальцы в лохматую шевелюру, потом спросил:
– А сколько ей лет?
– Умерла. Сегодня только узнал, что умерла.
– Да не ей, Шуре твоей!
– Моей? – Николай попытался улыбнуться. – Дяди Фединой, а не моей.
– Ну, дяди Федина, черт с ним, я его не знаю. Лет двадцать пять?
– Двадцать четыре. Когда на фронт шел, двадцать один был. Теперь, значит, двадцать четыре. Три года прошло… Три года, – повторил он, – и три года верил. Письма писал. Как город освободили, раза три или четыре писал. И все впустую. Дом фрицы сожгли, она перебралась… И вот теперь дядя Федя…
Сергей опять подмигнул – это было у него чем-то вроде тика.
– А ты, брат, ни разу дядей Федей не был? А?
– Я? Дураком я был, вот кем я был…
Николай посмотрел на часы. Сергей протянул руку и закрыл ладонью циферблат.
– Не уходи!
– Мне к десяти в госпиталь надо…
– Да плюнь ты на госпиталь. Наваляешься еще. А мне говорить хочется… – Он перегнулся через столик и, обхватив Николая за плечи, задышал в самое ухо. – Я десять тысяч заработал. А говорить не с кем. Понимаешь? Не с кем…
Николай опять посмотрел на часы. Он никак не мог разобрать, сколько они показывают.
– А ночевать?
– Ночевать? Ты на пуховой перине будешь ночевать, понял? И утром тебе в постельку какао принесут.
Он вдруг откинулся и надвинул фуражку на глаза.
– Иди… Со мной связываться… Иди лучше.
– Ладно, – сказал Николай и заказал еще водки.
