Михаил Костин - Корж идет по следу
— Нет, все коренные старожилы. Ни пришлых, ни эвакуированных в Степанове нет.
— А как же Быхин? Ведь он из Татарии.
— Он проживает в районе около пяти лет.
— В протоколе допроса говорится только о трех годах.
— Это те, что он проработал в Степанове. А до этого Быхин был пастухом в Беклемишеве, затем полевым сторожем в Лужках, работал где-то еще, но где — я пока не знаю.
— Почему он ушел из Беклемишева и Лужков?
— Не могу сказать. Я не спросил. Старик он дряхлый, больной, на допросе еле сидел.
Корж понял, что ему самому придется выяснять этот вопрос.
— В ночь на тринадцатое никто из посторонних в Степанове не ночевал?
— Нет. В колхозе заведен порядок: немедленно сообщать в правление о каждом новом человеке, будь то родственник, гость или случайный прохожий.
— А ночью можно пройти через село незаметно?
— Вряд ли. Сторожа дежурят у складов и ферм, на пожарной вышке и у мельницы. Кроме того, по селу патрулируют три группы по два человека из колхозной военизированной дружины.
— Ого! У них есть даже такая! Из кого она состоит?
— Молодежь, подростки.
— Кто руководит?
— Кузнец Антон Бурдин. Прошел всю империалистическую и гражданскую, так что дело знает.
— Двенадцатого никто из жителей села не отлучался?
— Кроме сторожа сада Быхина и ребятишек, ездивших в ночное, никто.
— Ребятишки ездили в ночное, — задумчиво повторил Корж. — Это тоже интересно. Вы, случаем, не знаете, где они были?
Стрельцов улыбнулся.
— Очень хорошо знаю. До войны сам туда частенько ездил. Отменная рыбалка с бредешком.
— Вот как!
— Да, — продолжал Стрельцов. — Ниже села, если идти по течению Волги, есть небольшая луговина с озером. Рыбы в нем!.. Прямо хоть ложкой черпай. А кругом очень хорошая сочная трава. Но косить ее нельзя — мешают кочки, кустарник. И вот, чтобы она не пропадала, там и пасут по ночам лошадей.
— Как я понял, луговина расположена уже за садом?
— Совершенно верно.
— Далеко от дороги?
— Не очень.
— Могли бы ребята услышать или увидеть, что происходит на дороге? Например, идет кто-нибудь или едет?
— Право, не знаю. Если не спали…
— Вы беседовали с ними?
— Да что они могут рассказать? Как пекли картошку в углях или ловили рыбу…
Корж недовольно покачал головой.
— Это вы зря, сержант. У ребятишек глаза острые, и, зачастую, они видят больше, чем на их месте увидел бы взрослый. Обязательно нужно будет с ними потолковать… А можно пройти в сад, не заходя в село?
— Кругом поля. Рожь.
— В ней-то как раз и удобно подобраться незаметно. Вы не смотрели, — может, протоптан след?
— Вот, сегодня собирался туда…
— Н-да… — Корж помолчал, задумчиво барабаня по столу пальцами. — Мне нужна карта района. Я хочу подробней знать расположение Степанова и окружающей его местности.
— Сейчас принесу. — Сержант встал, но в это время в дверь постучали. — Войдите! — громко сказал он.
В кабинет вошел дежурный райотделения и с ним длинный, как жердь, бородатый мужчина в потертом бушлате и видавшей виды, помятой фуражке с якорьком на околыше. Дежурный кивнул на него:
— К вам, товарищ сержант.
— Я вас слушаю, — обратился Стрельцов к посетителю.
Тот снял с головы фуражку и, переступив с ноги на ногу, смущенно произнес:
— Тут такое дело, товарищ начальник… Я, значит, водолив с пристани. Может, слышали: Трофимов Ефим Сидорыч.
— Ну-ну, в чем же ваше дело заключается?
— Да как бы вам сказать…. Лодка у нас пропала. Казенная… Только-только получили новенькую, покрасить даже не успели…
— Так вы с этим обратитесь к начальнику милиции. Расследованием краж и розыском похищенного занимаются они.
— Я уж был там, да начальник уехал по району.
Корж включился в разговор:
— То есть как пропала? Украли, что ли?
— Кто ее знает. Пропала — и все. Позавчера была, а вчера хвать! — и нету.
«Позавчера… Это же, значит, двенадцатого…» — Корж невольно насторожился.
— Вот это ловко! — усмехнулся Стрельцов.
— То-то что здорово! — вздохнул водолив.
— Расскажите-ка подробней, как это случилось.
— Да тут такое дело, что никаких подробностей и нет. Чего ж… Была лодка, привязанная к мосткам веревкой. Утром встали, глядь: веревка тут, а лодка — тю-тю! Вот и все.
— Кто и куда в последний раз плавал на ней? — задал вопрос Корж.
— Я, в тот же день за тальником ездил на ту сторону.
— Корзинки, что ли, плетете? — высказал догадку Корж.
— Приходится. Время тугое, хоть чем-нибудь мало-мало перебиваться нужно. Меняю на картошку, на молоко. Кто чего даст. Да и корзинки-то ведь не ахти какие, по мастеру. Только от нужды делаю, а бабы берут, потому как больше достать негде. Ну, выходит, и выручаем друг дружку…
— Когда вы вернулись, в какое примерно время?
— А пес его знает, сколько было по часам. Я не смотрел. Но уж сумерки спускались.
— Лодку вы разгрузили тут же или оставили тальник до утра?
— Разгрузил.
— Весла убрали?
— А как же. На место положил. На носу пристани.
— Они целы?
— То-то что нет! И их забрали…
Корж удивленно пожал плечами.
— Значит, кто-то ночью ходил по пристани, брал весла, отвязывал лодку, выводил ее из-под мостков, и никто из команды ничего не слышал. Как же это так?.. Пьяные, что ли, все были?
— Ни боже мой! — запротестовал водолив. — Я уж не помню, когда мы и пробовали эту штуку. За день намаешься туда да сюда, — и без вина спишь как мертвый.
— А вахтенный что делал?
Водолив опустил глаза и беспокойно переступил ногами.
— Ну!
— Да… тут такое дело… — извиняющимся тоном продолжал водолив. — Вахту стоял Петька, матрос. Молодой еще, только-только семнадцать лет исполнилось. Ну, понятно, что к чему…
— Пока абсолютно нет.
— Оказывается, к нему дивчина, зазноба его приходила в ту пору, и они, значит, посидели недолго на корме, покалякали. И вот в это время, я так думаю, вся неприятность и произошла…
— Ну и ну! — покачал головой Корж. — Прямо удивительно, как все складывается. А почему вы вчера не заявили о пропаже лодки?
— Да некогда было. Я, как увидел, что ее нет, пошел вниз по реке, километров пятнадцать отмахал. Может, мол, доехал кто куда нужно и бросил ее у бережка. Только нет, не нашел. А вверх этот ходил, Петька. Тоже пустой явился. Вот уж сегодня я и решил заявить.
— Верхом или низом берега вы шли?
— Верхом. У воды местами топко, да и ключи бьют.
Больше у Коржа вопросов не было.
Стрельцов сказал:
— Напишите заявление о случившемся. Будем искать вашу лодку. Только обязательно укажите все ее приметы, даже самые незначительные.
Водолив ушел.
Стрельцов отправился за картой.
Корж закурил, встал с дивана и подошел к окну.
По улице, вымощенной булыжником и густо припорошенной у обочин сенной и соломенной трухой, медленно двигалась пустая подвода. Мальчишка возчик, вытянув руки с вожжами, шел рядом с телегой. «Трясет на камнях, вот он и слез», — почему-то подумал Корж. За телегой, опустив голову и высунув от жары большой, красный язык, лениво плелась лохматая собака. Она то и дело отставала и тогда, подобрав язык, торопливо трусила вдогонку. Людей на улице было мало, лишь у магазина толпилась небольшая очередь.
Алексей Петрович в задумчивости смотрел, кажется, в одну точку, но глаза сами собой видели и замечали многое, происходящее за окном. Вот они заметили двух мальчишек напротив. Словно бойцовые петухи, они наскакивали друг на друга, размахивая кулаками. «Чертенята, — усмехнулся Корж. — И ведь спорят-то наверняка по пустякам». А вот из ворот отделения вышел водолив. Постоял, скручивая цыгарку, и неторопливо направился к магазину. Спросил что-то в очереди, махнул рукой, отошел. Пройдя несколько шагов, обернулся, посмотрел на окна райотделения и, как показалось Коржу, зло сплюнул. Рывком нахлобучил фуражку на самые глаза и широким шагом направился в переулок, ведущий к реке.
Вернулся Стрельцов.
Алексей Петрович, тщательно перерисовал на лист бумаги интересующий его участок карты и со слов сержанта условными знаками пометил, где находятся сад, поля колхоза и луговина с озером, «битком набитым рыбой».
— Ну вот, — удовлетворенно проговорил Корж, окончив рисунок, — теперь я не заплутаюсь в окрестностях Степанова.
Стрельцов спросил:
— А разве мы не вместе отправимся туда?
— Нет, вам лучше остаться здесь. Мне почему-то не нравится история с той лодкой. Пропала в ночь на тринадцатое… Нигде ее не нашли… А река — неплохая дорога, особенно ночью. Никто увидит, никто не услышит…
— Вы думаете?! — Стрельцов не договорил.
— А вы?