Виктор Астафьев - До будущей весны
— Сергей Сергеичу мое почтение! Далеко ли путь держишь?
— Дальше вас некуда, перегородили реку-то. Сергей Сергеевич приткнул лодку к берегу и приподнял фуражку в знак приветствия.
— Гляжу, нет и нет лесу, ну и не усидел. Водичка вот-вот на убыль покатится, день-два — и момент упущен. Перед тем как плыть сюда, звонил я в управление завода. Сильно там обеспокоены задержкой леса. Директор завода с начальником сплавконторы сюда приплыть хотят. А в нашем поселке старики-пенсионеры загуртовались, завтра на помощь к тебе нагрянут. — Сергей Сергеевич помолчал и, окинув взглядом лес, запрудивший реку, спросил: — У тебя как ребята, передохнули?
— Да чего спрашивать, видишь, уже одеваются.
— Ну, тогда я прямо к затору проплыву, а вы собирайтесь и подходите.
Варакин вернулся к костру и почувствовал, как защемило самолюбие.
— Без начальства и без стариков как-нибудь обойдемся, — проворчал он, одеваясь.
Долго ходили Варакин с Сергеем Сергеевичем в сопровождении сплавщиков по затору.
— М-да, — говорил Сергей Сергеевич, пытливо оглядываясь вокруг, — затор, действительно, с секретом, — и, показав на каменный утес, напоминавший своей формой крутолобую бычью голову, спросил: — У быка пробовали разбирать?
— Пробовали, — махнул рукой Андрей Никифорович, — да толку нет.
— Мне все-таки кажется, что там собака зарыта. Струя бьет прямо в бык, видите, как вода бурлит возле него? В малую воду под быком обсыхает несколько каменных ступенек, а немного глубже еще камень лежит… Ну да не тебе, Никифорович, рассказывать про эту скалу.
— Не забыл я это местечко и тоже предполагаю, что зацепка там, но, говорю тебе, пытался брать оттуда лес — ничего не вышло.
— Попытка не пытка, давайте еще раз сходим, посмотрим да попробуем, — предложил Сергей Сергеевич.
…Около склонившегося над рекой утеса, покрытого ржавым налетом, лишайчатым мхом да чахленькими кустиками, лес сгрудился особенно плотно. Некоторые бревна, словно спасаясь от погони, метнулись вверх и замерли, уткнувшись торцами в лобастый утес.
Андрей Никифорович показал на отверстие между лесинами. Вода в нем кружилась, образуя глубокую воронку, и по-змеиному шипела, сгоняя к центру пену, крошки коры, щепки.
Сергей Сергеевич взял багор, опустился на колени и начал прощупывать им в воронке. Несколько раз ткнув во что-то, он чугко насторожился и совсем низко склонился над водой.
— Стоп! Стоп! Рядом с камнем нащупывается бревно, — сказал он, не переставая действовать багром, — видимо, здесь главный залом. — Вытащив из воды багор, который успела облепить пена, Сергей Сергеевич задумчиво промолвил: — Да-а, допустим, что здесь. Но как оттуда бревно вытаскивать?
Ему никто не ответил. Все молча смотрели на воронку с крутящимся в ней мусором. Вдруг Андрей Никифорович решительно сел и начал разуваться.
— Попытаю счастья, — проговорил он торопливо, — не впервой купаться.
— Брось, брось, Андрей Никифорович, года не те, простынешь, — запротестовал Сергей Сергеевич.
— Да никакой черт не возьмет.
— Не мудри, Андрей Никифорович. Что это ты в такую дырку сам суешься. Помоложе тебя есть, — невольно заговорили сплавщики. Вперед выступил Лавря.
— Разрешите мне.
— Утонешь, а потом за тебя отвечай, — буркнул Варакин. — Нет уж, лучше я сам, вам здоровье-то вперед пригодится…
— Кто? Я утону? — загорячился Лавря, — я что, — в морской клуб хожу в бирюльки играть? Если хочешь знать, пластырь на пробоину в корабле под водой наложить могу.
Варакин почесал щетинистый подбородок, поглядел на Лаврю из-под лохматых бровей и, показывая снятым сапогом на воронку, сказал:
— Слушай, ты, моряк, брюхо в ракушках, плохо тебе будет, если не умеешь как следует под водой держаться. Не обманывай, гляди.
— Была нужда обманывать. Что я — трепач какой? — торопливо раздеваясь, говорил Лавря и, стянув тельняшку, улыбнулся: — Ты, Андрей Никифорович, моря не видал, так тебе и лужа в диковинку.
Варакин спросил с усмешкой:
— А ты-то, бес, где море видал?
— Увижу, — ухмыльнулся Лавря.
Он обвязался веревкой, взял трос с заделанным на конце крюком, вобрал в себя воздух и осторожно спустился в воду. Секунда, пятая, двадцатая… — и никто не дышал и не шелохнулся. Все настороженно смотрели на темный круг воды.
— Тащить надо, — с дрожью прошептал кто-то. Захлебнется…
— Он за веревку дернет, когда тащить, — торопливо бросили ему в ответ. И снова тишина. Только сильнее слышен шум реки.
— Нет, ребята, давайте вытаскивать… — не выдержал Андрей Никифорович и первый схватился за веревку. Все начали поспешно помогать ему.
Вытащенный из воды, Лавря некоторое время лежал с закрытыми глазами. Грудь его тяжело вздымалась. Светлые волосы, потемневшие от воды, мелкими прядками свисали на побледневшее лицо. Рябинки на носу и щеках сделались отчетливей, и лицо казалось покропленным ореховым маслом.
— Вот и покупался я в ванне с древесиной, — открыв глаза и через силу улыбаясь, неожиданно сказал Лавря.
— Тьфу, леший, — облегченно выдохнул Андрей Никифорович. Схватившись за грудь, он опустился на бревно, посидел и затрясся от смеха: — Видали архаровца?! Воды нахлебался и еще зубоскалит. О, чтоб тебе неладно было, досмерти перепугал. — И перейдя на заботливый тон, бригадир приказал: — А ну, к огню быстро. Грейся, сушись, моряк с разбитого корыта…
— Трос на бревне, орудуйте тут, а меня и правда цыганский пот прошибает, побегу, — собирая одежду и дробно постукивая зубами, говорил Лавря.
— Давай, давай, беги, без тебя тут сейчас обойдется, — легонько подталкивая Лаврю, проговорил бригадир и таинственно шепнул ему на ухо: — Мой мешок развяжи, фляга там, погрейся малость…
Сплавщики расступились по сторонам и впились глазами в то место, откуда только что был вытащен Лавря. Затарахтела лебедка. Трос, как черный уж, изогнувшийся на лесе, ожил и пополз. Он натянулся, мелко задрожал, лебедка начала захлебываться.
— Ну, милая, ну… — беззвучно шептал Варакин, умоляюще глядя на лебедку, — еще чуточку, чуточку, голубка.
Все напряженно подались вперед. На обветренном лице бригадира морщины собрались в кучу. Казалось, что он, как и все сплавщики, каждой жилкой помогал лебедке тянуть невидимое бревно. Вдруг работающий с перебоями мотор лебедки взвыл и загудел ровно. Так бывает, когда срывается трос. Но нет. На этот раз он шел внатяжку. И вот показался торец бревна, с которого стекали струйки воды, осыпались камешки.
— Есть! — гаркнули сплавщики так, что под быком гулко, как в трубе, отдалось эхо. Трос, будто закончив свою работу, сорвался, ударился несколько раз по воде ниже затора, свернулся в змеиные кольца и исчез в реке. И тут же все почувствовали, как дрогнул под ногами плотный массив леса. Будто гром зарокотал вдали. Ниже переката, словно выстреленные из пушки, вздымая фонтаны брызг, начали выныривать освободившиеся бревна.
Кругом заскрипело, затрещало, загрохотало…
— Двинулся!.. Пошел, пошел!.. — радостно закричали сплавщики и, делая саженные прыжки с дерева на дерево, побежали к берегу, крича на ходу: — Не мешкай, уходи-и-и…
— Жми, жми, милай! Давай, давай, дава-а-а-ай… — кричал вместе со всеми Варакин, и на его морщинистом, немного бледном лице расплывалась радостная улыбка. Подхватив за руку припадающего на ноги Сергея Сергеевича, он крикнул ему: — Попер лесок-то, попер, вот тебе спасибо, выручил, полагается с меня…
— Не за что, Никифорыч, я тут свидетелем был, а распить по такому случаю стоит, ко мне попутно завернем.
— Завернем обязательно, пусть ваши архиповские знают, что сплавщики в грязь не ударят, они… — Андрей Никифорович не договорил, спрыгнул на берег и понесся к баркасу. Увидев застывшего с широкой улыбкой лебедчика, обрушился на него:
— Ты что, парень, ртом ворон ловишь? Мигом исчезай с механизмом за мыс, а то искромсает! — Сложив ладони рупором, Андрей Никифорович закричал, перекрывая шум и грохот:
— Ребята-а-а-а, баркас убирай! Бы-ы-ыстро!
Сплавщики начали спускать баркас за мыс, а Варакин, не чувствуя под собой ног, метался по берегу, стараясь везде поспеть. Сергей Сергеевич сидел в сторонке на камне и с улыбкой наблюдал за ним, зная, что Варакин сейчас забыл и о нем и обо всем на свете, кроме двигающегося леса.
Лес тронулся вначале плотной массой, выпирая на берег, со скрежетом ворочал камни, вспахивал речной грунт. В некоторых местах бревна лезли друг на друга, как льдины в ледоход, бились и ползли на бык, а то поднимались пачкой наверх и тут же с грохотом рассыпались. Люди на берегу возбужденно перекликались, хохотали, размахивали руками. Андрей Никифорович, вспотевший и счастливый, на секунду остановился. Заметив рядом с собой Лаврю, потрепал его по мокрой голове и, точно тот мог не расслышать, оглушительно заорал ему на ухо:
