Леонид Кокоулин - Человек из-за Полярного круга
Михаил доел макароны, положил ложку в тарелку, выпил кружку чаю, встал из-за стола. Как уютно все прибрано — кастрюли на полках надраены — смеются, а воды ведь нет. Как Женя справляется? И тряпочки у нее чистые. Вот устроюсь, обживусь — что-нибудь придумаю с водой.
— Спасибо, Женя, за макароны, за чай.
— На здоровье. — Женя убрала тарелку. — Кто хорошо ест, тот хорошо работает.
— Ну, я пойду.
— Ступай, ступай, погляди базу стройиндустрии, работать тебе там…
«Славный человек эта Женя, светлая женщина. И тут можно жить. Во всех отношениях хорошо, когда рядом хорошие люди. Сколько, интересно, ей лет? А при чем здесь лета? — удивился своим мыслям Михаил. — Впрочем, так оно и должно быть. Обстоятельства как раз и порождают жажду общения, знала бы моя Валентина! А собственно, чего плохого, если хорошо подумать о хорошем человеке, ничего нет предосудительного. Жизнь есть жизнь. Правильно, живое тянется к живому».
Михаил вернулся к бараку в потемках. Да, просвета целый день не было. Трудно понять, светает или темнеет. Он по ошибке зашел в соседний барак, видит — не то: в коридоре лампочка не на потолке висит, а в стену ввинчена. Нашел он свой барак, прошел коридором до красного уголка, приоткрыл дверь, заглянул: так и есть — своя койка, только вроде другой народ спит. Другая смена — догадался Михаил. Его кровать была свободна. Логинов разделся, даже носки снял и — под одеяло. Сверху накрылся полушубком. Постель была ледяная, и Михаил, сколько ни лежал, не мог согреться, коченели ноги. Никакого терпения. Михаил вскочил, надернул валенки. Немного притерпелся, но сон не шел.
Время остановилось — темно и в три утра и в три дня.
Скрипнула дверь, и на пороге остановился Первухин. Он на цыпочках прокрался к своей койке, сбросил только шапку и полушубок и полез под одеяло, кровать застонала, погудели пружины, но Михаил чувствовал, что Первухин не спит. Прошло, пожалуй, с час. Когда не спишь, и минута часом тянется.
— Что, земляк, сон не идет? — в темноту вполголоса спросил Первухин, хотя Логинов старался не шевелиться.
— Не идет.
— Я тоже на новом месте плохо сплю. Видно, непогода ломает кости… На материке, там дочка мне постоянно песок в чулке прикладывала на поясницу, — вздохнул Первухин. Михаил на это ничего не мог сказать. Первухин сам и ответил: — И знаешь, помогало. Ты не молчи — не бойся, не разбудим. Это только Спиридонов чутко спит, — громче заговорил Первухин. — А впрочем, давай, земляк, спать, — зевнул Первухин, и опять застонали пружины.
Логинов хотел расспросить бригадира о Жене, откуда она родом, да вовремя спохватился, истолкует еще по-своему.
Глава вторая
На монтажную площадку Михаил Логинов пришел со всеми вместе. В сшитой из досок обогревалке было тесно. Посреди будки горел электрический «козел». Спираль на асбестоцементной трубе млела вполнакала. Михаил понял, что с энергией на стройке скуповато.
Монтажников в обогревалке было много, но новичка заметили сразу. Это Михаил понял по внезапно, с его приходом, наступившей звонкой тишине, недолгой, но выразительной. Однако никто не лез к Михаилу со знакомством, вполглаза наблюдали за новичком. Как определил Михаил, звеньевые перебирали чертежи, раскладывали их по всему длинному столу.
Михаил запомнил Кольку Пензева. К нему чаще всего обращались парни.
На пороге появился Первухин. За ним в обогревалку втерлось несколько человек монтажников, по-видимому с ночной смены. Они здоровались со всеми за руку и протискивались к печке. Первухин снял шапку, монтажники расступились. Он бросил свою шапку на чертежи, вынул из кармана платок и громко высморкался. В будке сразу стало тихо. Он спрятал платок и, ни к кому не обращаясь, сказал:
— Слыхали, Кеннеди убили? Кокнули президента и — Вася не чешись. Во! у капиталистов… А вот ты, Прокопий, запорол балку, — повернулся Первухин к столу. — Пензев, ты размечал?
— Я, — сказал Колька Пензев. — Мела нет, а что этой сухой штукатуркой — бензорезчик дунул и сдул разметку…
— На суде будешь оправдываться, — отрезал бригадир. — Михаил, ты взял чертилку?
Михаил Логинов не сразу понял, что Первухин обращается к нему.
— Тебя спрашиваю, Логинов. Что, приехал к теще на блины? Взял, говорю, или нет?
Михаил на всякий случай действительно взял чертилку, достал утром из чемодана и сунул за голенище.
— Да мне не надо, — сказал бригадир. — Держи при себе. Ребята, это наш новый монтажник, товарищ наш. Я еще сам не знаю, что он умеет делать, но как видите…
Теперь уж все, словно только сейчас заметили, открыто уставились на Михаила. Михаил хоть и не Аполлон, но роста выше среднего, ладно скроен.
— Ничего вроде, — сказал кто-то.
— Жилистый.
У Михаила глаза большие, темные, длинные, и от этого казалось, что он чуть косит.
— Ну, раз глазастый и чертилка есть, может, доверим разметку? Чертежи читаешь? — спросил бригадир.
Михаил помедлил с ответом.
— Посмотреть надо, какой точности.
Михаил подходит к столу и оглаживает чертеж.
— Ну, это мы поглядим, — и Первухин выразительно постучал по циферблату.
Будка сразу пришла в движение. Через минуту-две обогревалка опустела, убавились на столе и чертежи. Михаил, как стоял, так и остался стоять, только к стенке привалился, чтобы не мешать парням выносить шланги, электроды, инструмент. За столом остались и те трое, что пришли с бригадиром. Первухин свою шапку со стола перекинул на скамейку и сел за стол. Щупленький, незаметный парень развернул перед бригадиром чертеж и, став коленями на лавку, начал чего-то доказывать бригадиру, то и дело тыкая в чертеж пальцем.
— Ты, Дошлый, брось мне, — басил Первухин. — А это куда дел? Здесь же показано, пластина на ребро приваривается, а ты ее как присобачил? Теперь хоть зубами откусывай… Ты мне, Дошлый, не доказывай.
Михаил подумал, какая меткая у парня фамилия, как раз по нему. Действительно, какой-то дошлый.
— А что мне доказывать? — встал Дошлый. — На, смотри, — ткнул он свой чертеж бригадиру. — На моем чертеже так, по чертежу и сварил.
— Слушай, Пронька, а у тебя своя голова на что?! Неужели ты не мог сообразить, что только на ребро пластина будет работать. Ну, спросил бы, что у тебя язык Дашка отъела?
— Кобыла тут ни при чем, пусть технари документацию дают как положено. Ты тоже, бугор, когда брал, куда смотрел? — обиделся Дошлый.
— Ну, ладно, Прокопий, — смирился Первухин. — Останься, переделай, кто за тебя будет? Вон Мишку возьми. Иди сюда, Михаил, — позвал Первухин Логинова.
Михаил подошел и глянул на Дошлого. Ну, так и есть, до чего же, видать, плутоватый мужичок, глазки как у мышонка — кругленькие бисеринки, так и стреляют искрами, а лицо словно из мрамора высочено, такого лица Михаил никогда не видел: холодное, ни один мускул не дрогнет.
— Ну, скажи ему, Логинов, как здесь на оголовке колонны показано, как приваривается косынка?
Михаил уткнулся носом в развернутый отсиненный на кальке чертеж.
Дошлый равнодушно отвернулся к окну.
Михаил поднял голову.
— Плохая копия, не разберешь, а вот на вашем ясно видно, что косынка приваривается торцом.
— А я что говорил? — выдохнул Дошлый и подмигнул Логинову, скосив рот в ухмылке.
Первухин долгим изучающим взглядом уставился на Мишку. «Видать, этот парень на крепкой закваске замешен, покрепче, чем я думал, — и Дошлого поддержал, и бригадира не унизил».
— Ну, раз так, — сказал Первухин, — придется вам и поправить. Ты, Ушаков, разводи бензорез.
И тут только Михаил понял, что Дошлый — кличка Ушакова. Но надо же, как в очко влепили, и не обижается парень.
— А ты, липовый дипломат, — перебил мысли Михаила Первухин, — ступай в каптерку, оболокись как следует, только чертилку не оброни.
— Постараюсь, — заулыбался Михаил.
Вернулся Логинов неузнаваем: ватные брюки, телогрейка, сверху брезентуха, меховая шапка, под мышкой полушубок, валенки.
— Ну, вот теперь другое дело, — сказал Первухин. — Теперь ты человек из-за Полярного круга…
— Как тебя там, Михаил, — скатывая чертеж в рулончик, сказал Дошлый, — пошли исправлять колонны.
— Пошли, — с готовностью отозвался Михаил. — Молоток, зубило, рулетку брать? Что брать?
— Пока голову и руки бери, — заважничал Дошлый. И неторопливо застегнул на все пуговицы робу.
— Тебе-то, Дошлый, зачем голова? — улыбнулся Первухин. — Все равно не соображаешь. Приварил бы на ребро, как полагается, косынку и не маялся бы дурью. А то приштопал, рук нет, что ли?
…На улице Дошлый легонько затрусил впереди, деревянная линейка на плече вздрагивала в такт шагам. Михаил не заметил, откуда она взялась у Дошлого.
