Альберт Мифтахутдинов - Очень маленький земной шар
Мы простились, и вскоре его упряжка скрылась за горизонтом.
Собирала меня в путь Наташа. Она вывела Мальчика — старого пса, помесь шотландской овчарки колли и чукотской собаки.
— Зачем? У меня же есть вожак — Селькокай!
— Нет, — настаивала Наташа. — Поставь Мальчика! Он в пургу дорогу сам находит!
Я запряг Мальчика. Наст был крепок, снег утрамбован ветром, и конечно же, никаких следов человека обнаружить на снегу нельзя было.
Собаки бежали хорошо. Через несколько часов я достиг маяка, свернул в распадок и пошел на юг. Сильно мела поземка, потом потемнело и разыгралась пурга, был уже вечер. В распадке я наткнулся на старый нартовый след. След вывел меня к избушке, в ней жили шурфовщики от прииска, самый отдаленный их участок. До самого прииска больше сотни километров.
Ребята приняли меня очень тепло. Это и понятно, они больше месяца не видели людей. На все мои расспросы отвечали отрицательно — никого не видели, ходили на охоту, но никаких следов постороннего человека не замечали.
У меня было немного моржового мяса, я разделил его на восемь собак, покормил их, ребята помогли распрячь собак и посадить их на прикол.
Потом мы принялись за ужин. А пурга набирала силы.
— Ничего, — успокаивал Олег Карцев, старший в этой тройке, — южак у нас больше трех дней не дует.
…Утром ветер не прекратился, но снег перестал валить, и видимость была хорошей.
— Куда теперь? — спросил Олег.
— За Эргувеем.
— Река длинная.
— Ага… покажи хотя бы предположительно, где можно встретить геологов?
— Хорошо, — согласился он. — Карты у меня нет, но я осенью возил туда продукты, я тебе нарисую.
На тетрадном листке рисовать было неудобно, требовалось несколько листков, тогда Олег достал с полки книгу и на развороте ее страниц начал чертить. Он исчертил четыре разворота.
— Вот это дорога к Эргувеем, выход в глухой распадок из долины. Это путь к Ледовитому океану, а оттуда к полярной станции. Вот тут должны быть геологи, к ним скоро придет трактор. Вот это самый короткий путь от нас по западной кромке и возвращение в избушку Николая. Понятно?
— Вполне…
Кормить собак было уже печем. Ребята вынесли пол-мешка сухарей, я открыл три банки консервов, размоченные сухари сдобрил консервированным мясом и жиром и накормил собак. Потом сами сели завтракать. В дорогу с собой ребята дали мне сахар и галеты.
На прощание обменялись адресами, чтобы встретиться на «материке». Книгу я положил за пазуху меховой кухлянки. В пути открыл ее, прочитал название — Тадеуш Вреза, «Бронзовые врата». Все страницы были целы, только книга была зачитана.
К вечеру я вышел в долину Эргувеем, но избушка, стоящая на самом берегу океана, оказалась пуста. В сотне метров от избушки путь пересекал медвежий след. След вел из тундры в океан, значит, медведь вышел из берлоги и уходил за добычей.
В доме был ящик папирос, ящик свечей, пол-ящика вермишели, в коридоре — туша нерпы. Нерпа очень кстати: собаки устали, и теперь им надо было много еды. Пора и самому устроить чаевку.
Чай в котелке закипел быстро, и только потом пришла в голову мысль, что ведь можно сварить и вермишель, пусть без масла, но сварить и сдобрить нерпичьим жиром и мясом. Но в чем варить? Не выливать же из котелка уже заваренный чай?
Еще раз осмотрев избушку, я увидел на койке алюминиевую миску. Взял ее, хотел вымыть: на дне ее была засохшая вермишель. Хозяину незачем было варить в миске, у него есть посуда другая. И хозяин отсюда уехал надолго, раз захватил кастрюлю. Значит, вермишель варил Геннадий. Кроме него, тут ее варить некому!
Так, а сколько до полярной станции? Вытащил книгу — по схеме километров пятнадцать-двадцать. А до геологов? Примерно столько же или даже меньше. Сначала к геологам! Я смотрел на схемы и невольно стал читать книгу.
«Рим, 15 февраля 1958 года. Вчера в конгрегации обрядов было решено избрать патрона для телевидения. Патроном или, вернее, патронессой, будет святая Клара, одна из приятнейших святых средневековья.
Это случилось в 1252 году, в канун рождества. Святая Клара была уже тогда очень больна. При ней не было никого из сестер, все они ушли на богослужение в церковь. Когда приблизилась полночь, Кларе стало страшно обидно, что она не сможет присутствовать на богослужении. Она пожаловалась богу. Не успела она кончить, как услышала голоса и увидела на стене, напротив своего изголовья, какие-то картины. Через несколько секунд голоса и картины слились в четком зрительно-слуховом отражении церковной службы.
При изучении вопроса конгрегация обрядов учла также один эпизод из жизни святого Франциска. Он увидел однажды на поверхности воды необычайно четкое и ясное отражение лица святой Клары в сияющем ореоле.
Приняв все это во внимание, конгрегация пришла к заключению, что за семьсот лет до изобретения телевидения святая Клара была не только субъектом, но и объектом передачи изображения на расстоянии».
О санта Клара! Неужели ты нам не поможешь? Ну, а если ты капризна, как все женщины, я могу зажечь в твою честь все свечи этого ящика!
…Через два часа упряжка была у домика геологов.
Геннадий лежал, закутанный в одеяла. Он сильно обморозил ноги выше колен и простудился. В дороге его прихватила пурга. Тогда он решил идти по берегу океана до первой брошенной избушки, проскочил распадок и вовремя понял, что надо идти только в одном направлении, в данном случае на запад, взяв ориентиром океан.
— Как ты нашел меня? — удивился Геннадий.
— Скажи спасибо Тадеушу Врезе. И молись все время святой Кларе.
Он решил, что я окончательно спятил.
Тогда я вытащил «Бронзовые врата», открыл страницы со схемами и рассказал, как я его искал.
— А медведя ты видел недалеко от избушки, и варил вермишель в миске, и не хотел есть нерпу…
Геннадий кивнул и больше не удивлялся.
— Кстати, верни карабин… И может быть, скажешь, почему ушел?
— Я и сам не во всем разобрался. Но ясно одно: мне осточертела эта убогая жизнь в этой убогой избушке.
Ночью пришел трактор. Я взял у ребят кое-какие продукты и рано утром отправился домой. Встречали мою упряжку все: и Николай, и Вера, и Наташа.
— Ну?..
— Все в порядке. Жив он. У геологов.
Я рассказал все подробно и напомнил, что сегодня восьмое марта, а у нас в избушке две женщины, и надо отметить праздник.
— Но как? — развел руками Николай.
— Сюрприз. Это прислал для вас начальник партии. Скоро трактор и к нам зайдет. — Я вытащил из рюкзака бутылку московской «Старки», несколько буханок свежего хлеба, конфеты и яблоки для Наташи.
Мы включили «Спидолу», дом заполнила музыка. Ужин мы приготовили роскошный. Выпили за женщин нашей избушки и за всех женщин, которые ждут. За Геннадия мы пить не стали, а вот за Тадеуша Вреза — с удовольствием.
…Осенью я опять побывал в этих местах. Новый мотор был на байдаре Николая, и мы славно поохотились на моржей.
— А где Геннадий сейчас? — спросил Николай.
— В Москве.
— Там ему будет хорошо, — улыбнулся Николай.
Странные дни Хан-Гирея
…в награду от Аллаха, а у Аллаха — хорошая награда.
(Коран. Сура 3. Стих 195)Молодой крымский татарин Ильдар Гиреев подался на Север на крупные заработки.
Его родители прожили в суровой любви и невысказанной нежности до самой старости.
К этому времени Ильдар на нелегко заработанные деньги построил им новый дом, и умерли его старики в новом доме, с именем Ильдара на устах. Умерли в один день, вернее, мать на день позже. Похоронил их Ильдар по русскому обычаю, продал дом и опять уехал на Чукотку, твердо решив жениться на русской женщине, красивой и молчаливой, которую он видел всего один раз.
Но русская женщина, оказалось, вот уже пять лет как замужем, и у нее двое детей, и это обилие невыясненных ранее фактов повергло Ильдара в уныние…
Черная тоска съедала Ильдара Гиреева на глазах у всех.
— Чего ты темный такой сердцем, а, Хан-Гирей? — спрашивал его главный бухгалтер Козлов.
На второй день грусть с Хан-Гирея как рукой сняло. Потому что знал Козлов Ильдара и знал, что лучше всех валокардинов — хорошая работа.
— Поедешь на Мейнываам, — сказал Ильдару главный бухгалтер Козлов, оставшийся вместо председателя, — будешь бригадирить на рыбалке.
— Когда? — спросил Ильдар, кивнув на окно, за которым свистела снежная круговерть.
— Завтра. Завтра пурга кончится.
Козлов давно жил на Севере и знал, что южак в этих местах больше трех дней не дует.
Ильдар трудолюбив до пота, знал это Козлов, потому и доверял и не скупился на товары, особенно если они были позарез нужны тем, кто на подледном лове. А Ильдар в ответ никого не обидит — ни себя, ни ребят, ни главного бухгалтера. И за деньги, которые получали ребята, и за спирт, — за все будет заплачено — ломотой в суставах, кряхтением от застарелого радикулита, тоской в пурговые ночи, усталостью. Все это знал Козлов, потому и был щедр.
