Николай Асанов - Электрический остров
— Ну, а если принять предложение Орленова? — осторожно спросил Райчилин. У него была отлично зарекомендовавшая себя тактика соглашаться в мелочах и никогда не уступать в главном. В конце концов то, чего требовал Орленов, — изменить кое-что в тракторе, — было мелочью по сравнению с главным — созданием электротрактора.
— Вот уж не ожидал от вас такой глупости! — сердито проворчал Улыбышев.
— Но я ничего такого не сказал! — воскликнул Райчилин, и в каждом звуке его голоса был белый флаг капитуляции.
— То-то же! — с удовлетворением заключил Улыбышев. — Поймите: принять предложение Орленова — это значит отсрочить бог знает на какое время выпуск машин, опытную пахоту и, следовательно, сдачу нашего трактора. А мы должны представить все показатели к пятнадцатому сентября! На этом настаивает сам Петр Иванович! Ну, что скажете?
Пятнадцатое сентября как раз и было торжественной датой, когда праздновалось шестисотлетие со дня основания города. Райчилин вздохнул. Ему не надо было дополнительных объяснений. Но Улыбышев с жестокостью победителя продолжал:
— А если мы опоздаем хоть на один день, представление на соискание премии может не состояться. Конечно, нас поддержит институт, но, во-первых, над созданием электротрактора работает не одна наша группа, во-вторых, тогда мы будем проходить по Москве, а в Москве и без нас много жаждущих чести быть представленными, в-третьих, список к награждению тогда, несомненно, сократят, и ваше имя может из него выпасть, как бы я вас ни отстаивал.
— А если намекнуть Петру Ивановичу, что его имя, так сказать, возглавит список? — со страхом в голосе спросил Райчилин.
— С ума вы сошли! Хотите получить «асаже»?— И на безмолвный вопрос своего заместителя с удовольствием процитировал: — «А вот если кто заважничает, очень возмечтает о себе, и вдруг ему форс-то собьют — это «асаже» называется»… В театр, мой милый друг, надо ходить, Островского смотреть…
Райчилин снова закурил. Глаза его стали сосредоточенными, помутнели, словно их заволокло бельмами. Вдруг он ударил ладонью по столу.
— А ведь есть выход, Борис Михайлович. Есть! — воскликнул он и поднял голову. Теперь глаза его засветились, в них появился младенческий синий блеск.
— Ну! — нетерпеливо спросил Улыбышев.
— Сколько времени надо для того, чтобы завод выполнил работу?
— Месяц-полтора от силы. А если нажать на Пустошку,— вот еще кретин, прости господи! — так в месяц обязательно закруглимся, — ответил Улыбышев, уже не обращая внимания на то, что Райчилин сказал о тракторе «наш», словно и в самом деле был соавтором. Впрочем, тут уж ничего нельзя было поделать. Если бы не Райчилин, который мог добыть все и вся, Улыбышеву вообще надо было бы бросить работу над конструкцией: он никогда не успел бы к назначенному сроку. А какой смысл вступать в соревнование со множеством неизвестных? В математике есть удобная истина: иная величина столь незначительна, что ее можно не принимать во внимание. Но не принимать во внимание несколько групп, усиленно занимавшихся созданием электрических тракторов, было невозможно.
Удача Улыбышева была в том, что он заинтересовал обком партии и добился выпуска не одной машины, а целой серии машин. Когда же серия выйдет на поля, никто уже не осмелится говорить о приоритете и о всяких прочих неприятных вещах. При том узковедомственном размежевании институтов, которое существовало с благословения Академии наук, конкуренты не могут подозревать, как близок Улыбышев к окончанию работы. И он в своих сообщениях намеренно преувеличивал трудности конструирования, вводил коллег в заблуждение, а тем временем мчался галопом вперед. Ведь, кроме премии, впереди была докторская степень, а за ней, чем черт не шутит, место заместителя Башкирова, а может быть, и просто место Башкирова!
— Я слушаю! — еще нетерпеливее сказал он, видя, что глаза Райчилина опять погасли.
Должно быть, тот взвешивал препятствия и сомневался, может ли Улыбышев обойти их. На той стадий работы, на какой находился их трактор, роль самого Райчилина заметно уменьшалась, на первом плане опять был Улыбышев.
2
То, что хотел предложить Райчилин, было слишком рискованно для изложения. Он не боялся, что Улыбышев поссорится с ним и вычеркнет его начисто из предполагаемого списка будущих соискателей,— для этого директор слишком умен и знает, что Райчилин может крепко хлопнуть дверью, если его заставят уйти. Но, с другой стороны, Улыбышев чертовски заботился о своей репутации. Коснись дело самого Райчилина, он не стал бы долго раздумывать, а вот как Борис Михайлович… И заместитель директора держал про себя свою идею, подогревая любопытство начальника.
Улыбышев наконец начал закипать. Увидеть перед собой паровой котел вместо директора и друга было не в интересах Райчилина, и он медленно начал:
— На месяц, на два Орленова можно обезопасить. Нужно только создать впечатление, что он действует из личных, эгоистических побуждений…
— Как же вы это сделаете? Мы с ним всерьез не ссорились… — пожал плечами Улыбышев.
«Ага, клюнуло! — злорадно подумал Райчилин.— Небось не сказал, что это дурно и нечестно! Ну, ну, поедем дальше, как сказал попугай, когда кошка вытащила его из клетки…»
Склонность начальника к цитатам вызывала иной раз у Райчилина такой же позыв к щегольству чужой мудростью, хотя Улыбышев уверял, что ему это не к лицу. Он еще помолчал, делая вид, что поворачивает и так и этак высказанную им мысль.
— Что же вы замерзли? — нетерпеливо спросил Улыбышев. — Сказав А, надо говорить и Б.
— Тут есть одна зацепка… — осторожно начал Райчилин, искоса взглядывая на начальника. — Всем известно, что жена Орленова, Нина Сергеевна…
— Ну, ну, — строго перебил Улыбышев, — прошу не путать в наши дела женщин! Не люблю, когда о них говорят дурно…
— А я и не говорю! — развел руками Райчилин. — Я только хотел сказать, что всем известно, как она в вас влюблена…
— Она? В меня? — с удивлением, в котором было гораздо больше гордости, нежели недоверия, воскликнул Улыбышев.
— Ну да, — спокойно ответил Райчилин. — Вот я и подумал: если бы вы отбили ее у мужа или хоть сделали бы вид, что готовы отбить, — Улыбышев поморщился, но Райчилин не понял отчего — от предложения ли или от неверия в то, что он и в самом деле сумеет это сделать, — вот тогда мы могли бы сказать, что Орленов дискредитирует вас из ревности! И, может быть, даже отчислили бы его из филиала. Пусть едет обратно в институт и заводит свои склоки там. Нам-то он уже не будет опасен!
Райчилин с торжеством развалился в кресле, в первый раз позволив себе эту вольность в присутствии директора.
— Какая гадость! — искренне сказал Улыбышев. Он помолчал, потом брезгливо добавил: — Я боюсь, что ваш театр останется без актеров. Она не захочет меня даже в том случае, если я окажусь единственным мужчиной на земле.
— Это не важно! — с облегчением сказал Райчилин. — Вам достаточно сделать вид, а сплетня позаботится о том, чтобы придать вашим намерениям должную окраску. И в конце концов никто от Нины Сергеевны не требует, чтобы она в самом деле изменила мужу.
— Пожалуйста, без имен! — грубо крикнул Улыбышев.
— Но она же влюблена в вас как кошка! — не менее грубо сказал Райчилин.
Должно быть, только этого грубого дополнения и недоставало Улыбышеву. Он вдруг улыбнулся, потянулся, встал из-за стола и заходил по комнате, закинув руки за шею, словно это были чужие руки, которые уже обнимали его. Пройдясь мечтательно несколько раз взад-вперед по кабинету, он остановился перед своим заместителем, раскачиваясь на коротких ногах с носка на каблук и обратно.
— А что, в этом действительно заложена здравая идея!
Постепенно воодушевление охватывало его все сильнее, как огонь охватывает сырые дрова в печке — сначала они коптят и шипят, потом начинают потрескивать.
— Я бы даже женился на ней, если, конечно, она согласится!
— Обязательно согласится! — воскликнул Райчилин. — Какого же ей еще рожна надо? Будущий доктор, лауреат, может быть даже орденоносец, директор института. — Он неплохо знал своего начальника и его затаенные желания!
— Правильно! — восхищенно воскликнул Улыбышев. — Она прелестная женщина, и Орленов ей совсем не пара. И где это сказано, что двое любящих не могут соединиться? Как сказал Прутков:
Антонов есть огонь, — но нет того закону,
Чтобы огонь всегда принадлежал Антону.
«Ну, слава богу, перешел к цитатам!» — с облегчением вздохнул Райчилин. Он знал странное свойство этих цитат. Они словно бы опьяняли Улыбышева. Ими он мог доказать себе что угодно, как доказывал сейчас. Теперь надо было оставить директора одного, чтобы зароненная в его душу мысль созрела, и проследить, чтобы вегетационный период не продолжался слишком долго. А то урожай может опоздать к столу.
