Вениамин Каверин - Девять десятых судьбы
Предупреждаю, что это в последний раз: жду вас в течение двух суток, по истечении каковых буду считать мои руки развязанными.
Ни одна честная девушка (к коим без сомнения принадлежит наша общая знакомая) не захочет, так сказать, вступить в брак с провокатором, помимо общегражданских кар, которые, возможно, последуют.
Мой адрес: гостиница Бристоль, N 17.
Бронислав Г.".
Шахов помутневшими глазами дочитал письмо до конца; дочитав, он перегнул его пополам, положил на стол и продолжал одеваться.
Медленными движениями он продел пуговицы в тугие петли гимнастерки, оправил пояс, подтянул сапоги и, подняв упавшую на пол шинель, накинул ее на плечи.
Рассеянным взглядом обведя комнату, он щелкнул выключателем и пошел к двери.
На пороге он остановился, вернулся обратно, снова зажег электричество и, подойдя ближе к свету, расстегнул кобуру.
Наган лежал у него в руке большим, тяжелым, холодным куском стали; он трогал пальцами запотевшие углубления на барабане, прижимал ладонь к шершавым зазубринам рукоятки.
Когда патроны были уложены в гнезда и барабан, щелкая, несколько раз оборотился вокруг своей оси, Шахов растерянно и поспешно, как-будто револьвер жег ему руки, засунул его в кобуру и вытащил из бокового кармана шинели свою записную книжку; перелистав ее, он положил на стол перед собою несколько бумаг. Одна из них была приказом о назначении его командиром отряда, другая истрепанной листовкой, которую он сорвал на память где-то в Гатчино, третья - копией его служебной записки о положении дел в Сельгилеве; все эти бумаги он тщательно сложил, предварительно разгладив каждую ладонью, засунул обратно в шинель и снова погасил свет.
Со странным спокойствием он несколько раз прошелся в темноте вдоль комнаты, присел к столу и долго, не двигаясь, смотрел в окно, на посиневшие, тающие крыши, на смутное небо, на дрожащие телеграфные провода; потом встал и, остановившись посредине комнаты, мучительно потирая лоб, пытался вспомнить что-то до крайности нужное, именно сейчас, именно в эту минуту.
Вдруг, рванувшись к двери, он выскочил в коридор и с ужасной поспешностью принялся ворочать ключом в замочной скважине; ключ резал ему пальцы: он вытащил из кармана платок и, обернув им головку ключа, с силой повернул его: ключ погнулся.
Так и не защелкнув замок и как бы уверяя себя в том, что двери закрыты, он торопливо выдернул ключ и бросился бежать по коридору.
Большой казенный конверт остался лежать на столе между крышкой от чернильницы и изорванным зеленым абажуром. Давешний черный таракан, вернувшийся из эмиграции, сидел на нем, трогал усами кусочки сургуча, завернув хоботок, гладил себя по твердой, глянцевитой спинке, нюхал воздух и как-будто смеялся.
V
---------------------------------------
Сегодня новая программа.
Вновь по возобновлении!
Мадемуазель Рени, младшая,
выдержавшая десятки битковых сборов.
Танец между столиков в натуральном виде.
---------------------------------------
Афиша была написана от руки синими и красными карандашами; сам не зная зачем, Шахов прочел ее два или три раза, тщательно произнося про себя каждое слово.
Швейцар в синем капоте, с вздутыми скулами, подозрительно моргая, осматривал его с головы до ног.
- Как же это так, в натуральном виде? - пробормотал Шахов, как-будто про себя, но в то же время обращаясь к швейцару. - У вас тут в котором номере живет Главецкий? - тотчас же спросил он, опоминаясь и отходя, наконец, от афиши.
Швейцар хмуро посмотрел на него.
- Давно живет?
- А вот этого не могу сказать, - с неожиданной вежливостью сказал Шахов, - об этом я ничего, к сожалению, не знаю.
- Пройдите наверх, там узнаете. Семнадцатый номер, кажется. В третьем этаже направо маленькая дверь, чуланчик такой, как чуланчик пройдете семнадцатый номер.
На узенькой, замаранной двери чуланчика было написано известное по своей краткости русское слово; в самом чуланчике было темно и пахло керосином и потом; Шахов зажег спичку, - чудовищная тень метнулась по стене и исчезла; с трудом пробираясь между всякой рухлядью, он ощупью отыскал двери и пошевелил ручкой.
Никто не ответил; он постучал под ряд несколько раз и вдруг злобно толкнул ногой дверь и вошел в номер.
В номере горела под газетным калпаком керосиновая лампа.
На диване, положив ноги на ободранное мягкое кресло, спал Главецкий.
Рядом с ним, крепко обхватив его одной рукой и уткнувшись лицом в подушку, лежала и, должно быть, также спала женщина.
Шахов остановился у двери, заложив руки в карманы шинели; как тогда, ночью, при встрече с пикетом ударников, он наткнулся на рассыпанные в карманах пули; точно обжогшись, он отдернул руку.
В номере было грязно; комод, усеянный хлебными крошками, стоял почему-то лицевой стороной к окну; опрокинутый стул лежал посредине комнаты, лампа гудела и чадила.
Шахов поднял стул, поставил его напротив дивана, закурил и принялся с особенным любопытством всматриваться в лицо Главецкого.
Первой проснулась женщина; поеживаясь и сонными движениями потирая ноги, она оборотилась к Шахову, посмотрела на него с недоумением и торопливо набросила вздернувшуюся юбку на колени.
Шахов молча привстал и поклонился.
- Владислав, Владя, - сказала женщина и толкнула Главецкого в плечо, - да проснись же! Тебя ждут! Здесь чужие.
- Да, да, - утвердительно промычал Главецкий.
- Кто вы такой? Что вам нужно? - крикнула женщина.
- Мне нужен гражданин Главецкий, - холодно сказал Шахов, - извините, я, кажется, помешал вам. Он нужен мне по срочному делу.
Женщина встала и резким движением выбила кресло из-под ног Главецкого.
Он поднял голову, быстро обвел вокруг себя бессмысленными глазами и снова уткнулся в подушку.
- Что ты делаешь, Ганька, сволочь? - пробормотал он. - Ты взбесилась, гадина? Вон!
- Здесь тебя ждут! Он сейчас встанет, садитесь.
Шахов, не отвечая, внимательно посмотрел на женщину; она подошла к зеркалу, и, напевая что-то сквозь зубы, стала причесываться.
Шахов перевел глаза на Главецкого и вдруг вскочил со своего места: один глаз у Главецкого был открыт и, казалось, с чрезвычайным интересом следил за каждым движением Шахова.
- Ну, ладно, ладно, вставайте! - почти весело сказал Шахов.
Главецкий быстро закрыл глаз и вдруг вскочил, как-будто кто-то поддал его трамплином.
- Ага, товарищ Шахов, - вскричал он, бросаясь к Шахову, притрагиваясь к нему и тотчас же отскакивая назад, - прошу прощения! Вы меня застали, так сказать, в семейной обстановке. Очень прошу извинить. Впрочем...
Он схватил женщину за плечо и повернул ее к Шахову.
- Позвольте представить! Моя жена.
Шахов молча посмотрел на женщину; она пожала плечами и отвернулась.
- Чего вы смотрите? - вдруг засуетился Главецкий. - Моя жена! Вы не смотрите, что она такая незаметная...
Он мелкими шажками подбежал к Шахову.
- Известнейшая артистка! Мадемуазель Рени, младшая. Читали? Танго в натуральном виде!
- Мне нужно с вами поговорить по важному делу, - сказал Шахов, отворачиваясь.
- Ганька, пошла вон! - внезапно крикнул Главецкий.
Женщина, посвистывая и пожимая плечами, вышла из комнаты.
Главецкий широким жестом подвинул Шахову стул и бросился в кресло.
- Я вас слушаю.
- Я получил вашу записку, - начал Шахов и тут же остановился, откинувшись на спинку стула и глядя на Главецкого неподвижными и мутными глазами.
- Да, как же писал...
- Так, вот, я пришел, - с трудом продолжал Шахов, - чтобы раз и навсегда окончить все это дело.
Главецкий кивнул головой.
- Я так и думал.
Шахов снова замолчал. Он для чего-то поднял воротник шинели, потом торопливо опустил его и застегнул крючок.
- Так вот, значит, в чем дело? - неопределенно спросил он, - вы требуете от меня взамен этого... этой бумаги из военно-полевого суда...
Главецкий вскочил и плотнее притворил двери.
- А может-быть, - вдруг перебил себя Шахов, - а может-быть, вы на крючок закроете?
Главецкий быстро обернулся к нему.
- На крючок? Зачем?
- Ну, как хотите, не закрывайте, - грубо сказал Шахов.
Главецкий нерешительно вернулся обратно и накинул крючок.
- Вы писали, что так как у меня денег нет, то я могу возместить, так сказать, некоторыми сведениями или, скажем, документами, которые вам нужны... Вы, кажется, даже мне за это деньги обещали?
Главецкий беспокойно смотрел на него.
- Так вот я... принес, - шопотом докончил Шахов.
Он привстал, расстегнул воротник шинели.
- Принесли? - тоже шопотом спросил Главецкий.
Шахов вдруг вскочил, отшвырнул ногой стул и быстро прошелся по комнате.
- Что это мы с вами точно заговорщики, - отрывисто заговорил он, - у вас водка есть?
- Нет водки. А...
