Василий Росляков - Мы вышли рано, до зари
Тихо в огромном зале, впитывают молодые головы сказанное секретарем, переваривают, думают. Кажется, что действительно слышно, как думают, такая наступила тишина. А Виталий Васильевич пошел дальше:
— Мне были приятны письма и вопросы о нынешнем урожае. Ей-богу, такой интерес со стороны молодежи радует. Что тут можно сказать? Есть поля, где прихватила засуха, куда последние дожди не успели, но есть и хорошие виды. По плану мы должны получить двести тридцать тысяч центнеров зерна и сдать государству сто двадцать пять тысяч. Выполним? В этом году мы отказались от помощи армии, обойдемся своими силами. Если надо, закроем все конторы, пойдем на уборку хлеба. Как, товарищи? Не дадим хлебу остаться в поле?
Зал загудел, зааплодировал. А Сережа все думал об этих мародерах. Вот и в самом деле задачка.
— Есть вопрос о заводе пластмасс. Завод, как вы знаете, работает. Сейчас будем строить вторую очередь. Что это такое? Ну вот хотя бы. Будем получать пятьдесят тысяч тонн заменителя растительных масел. А что это значит? А то, что эти пятьдесят тысяч тонн, которые сегодня идут в промышленность, пойдут к столу трудящихся.
Второе. Заменим на мелиорации все железные трубы полиэтиленовыми. Какая экономия металла! Завод дал уже вторую жизнь городу. Вот что такое наш завод. Вы знаете, как теперь выглядит Буйвола. Без завода, может быть, и сегодня еще Буйвола оставалась бы рассадником комара, убежищем змей и лягушек. Но вот мы уже провели зональные, краевые и недавно — всесоюзные соревнования по гребле. В нашем яхтклубе сегодня уже имеется двадцать пять яхт и несколько десятков яхтсменов. Это-то в нашей степи! Яхтсмены! Вдумайтесь, товарищи!
Надеюсь, вы все читали в нашей газете историческую справку. Из этой справки я узнал, что вся промышленность города в 1914 году выдала всей продукции на девяносто две тысячи рублей. А сегодня мы только в строительство одного завода пластмасс вкладываем триста миллионов рублей. А еще будет вторая очередь. Что можно к этому прибавить? А ничего! Всего в городе была одна двухклассная школа, а сегодня у нас, кроме школ, средних и начальных, кроме техникумов и педучилища, есть филиал Всесоюзного научно-исследовательского института виноградарства и виноделия.
В конце прошлого века на благоустройство было отпущено отцами города… подскажите, сколько, а? Ну? Виталий Васильевич прислушался, повернулся ухом к залу. — Сколько? Одна тысяча? Ха-ха. Пятьдесят рублей! Вот отвалили!
В зале раздался смех.
— Смешно? Но это было так, товарищи! Сегодня мы изыскиваем деньги на углубление Буйволы. Нужно четыре миллиона. И мы найдем эти деньги. Ищем уже проектировщиков. Наши заводчане, это хорошие люди, я уже говорил, что завод дал нашему городу вторую жизнь, но вот заводчане говорят, что уже сейчас Буйвола подтапливает завод, подходит к их очистным сооружениям. Мы назначили комиссию, которая дала заключение — не подтапливает! Идет сейчас межведомственная борьба. И решение мы найдем. Не могу обещать вам висячих садов Семирамиды, но озеро в нашем городе будет. Первоклассное озеро в нашем городе будет. Первоклассное озеро!
Аплодисменты.
— Хочу прибавить еще. Буйвола, товарищи, это не только Неаполитанский залив в степи, не только белоснежные яхты с парусами, это еще и рыба. В прошлом году она дала одну тысячу пять тонн живой рыбы. Все вы видите, сколько ее стало в городе. На автостанции, в магазинах, даже на улице у нас продают свежую рыбу. Вот вам степной город, овечий край!
Так. О благоустройстве, вот о танцплощадке, о магазинах и детском кафе. Когда я сказал о танцплощадке, вы засмеялись. Зря. Вы что, не любите танцевать? Нужна танцплощадка. Куда деваться несмелому кавалеру? Вот он потанцует с девушкой, и уже, гляди, дело на лад пошло, а так что ему делать? Будет ходить вздыхать. Дело не шутейное. Но пока нету в городе места. Подскажите, где устроить открытую танцевальную площадку? Не подскажете. Потому что нету места. Но мы найдем! К юбилею Победы отдельные места, занятые под братскими могилами, освободим, произведем перезахоронение павших воинов, чтобы у них был общий мемориал, общая братская могила. Это во всех отношениях хорошо. Сюда и школьники, и молодежь, и ветераны, вообще люди будут приходить, собираться по праздникам, лучше ухаживать будем за общим мемориалом и торжественней все будет. Но живые должны жить, молодые должны танцевать. Всему свое место.
Магазины. Сейчас у нас просто каторга. Вы заметили, какая жара стоит в наших магазинах? Продавцы задыхаются. Разве может в таких душегубках продавец быть вежливым, может улыбаться? Попробуйте… Сделаем кондиционеры в старых магазинах, откроем новые. Так. Нету колбасы в городе. Нету? Мало, так скажем, мало в общей сети торговой, потому что мы распределяем продукты, в том числе и колбасу, по предприятиям. Что ж, будем стараться. И эту проблему постепенно решим.
Вода. В городе двадцать две скважины. Питьевой воды достаточно, но в отдельных местах ее используют на поливы. Нехорошо. Для полива у нас имеется промышленная вода. И тоже в достаточном количестве. Не всюду еще водопровод. Но это временные трудности. По асфальтированным улицам наш город занимает первое место в республике среди городов нашего типа. И на грязь уличную уже нет жалоб. Так будет и с водой. Врачи говорят: надо пить кипяченую. Я лично пью сырую.
Когда заготовленные вопросы были исчерпаны, Виталий Васильевич предложил спрашивать с мест. Прошли неловкие минуты молчания, и вопросы появились, сначала робкие, несмелые, вполголоса, так что приходилось их повторять по нескольку раз, потом смелее, громче, и встреча снова набрала силу и пошла по нужному руслу. О чем только не спрашивали из зала. Даже о мороженом, которое почему-то в городе не могли делать, а привозили из Пятигорска. Завод-комбинат мирового значения — и нет своего мороженого. Сережу все подмывало спросить про этих мародеров, чтобы как-то вокруг этого поговорить, но он не смог сформулировать вопрос и поэтому сидел как на иголках. Нашелся и такой смельчак. Вышел к сцене, но не поднялся на трибуну, а стал спрашивать снизу. Он был в полинявшей футболке, вельветовых брючках, лицо и руки были черными, как у цыгана, видно, из степного села прибыл.
— Виталий Васильевич! — сказал он, с вызовом задрав голову к столу президиума под красным сукном. — Вот вы пригласили нас, отвечаете на наши вопросы. Это как надо понимать? Развитие демократии? Или игра с этой демократией? Я читал, как простые мужики из далеких губерний, ходоки, к Ленину прямо в кабинет приходили, вопросы задавали, искали правду. А ведь к вам не только простым мужикам, но вот и мне, уже не забитому мужику, ни за что не попасть в кабинет. Уже у входа патруль стоит, а там секретари, помощники, что да как да по какому делу. Снимут стружку, а в кабинет к вам не пустят. Дак что это сегодня? Новые дела начались или просто игра? Ответьте, Виталий Васильевич.
Лицо секретаря, белое, розовощекое, по которому все время кочевала улыбка, стало темнеть, терять улыбку, голубиные глаза чуть-чуть притухли, не так уже сияли, как минуту назад. Виталий Васильевич прокашлялся и наклонился к микрофону:
— Скажите, пожалуйста, вашу фамилию и откуда прибыли, видно сразу, что степняк, чабанский загар.
— Это не имеет значения, — ответил степняк и уверенным шагом прошел между рядами к своему месту.
— Хорошо, я не против инкогнито, — тоном ниже заявил Виталий Васильевич. — Хорошо. Ко мне лично, дорогой товарищ, пройти всегда можно. Но вы, разумеется, не поверите на слово. Поэтому надо говорить по существу. Такие явления, конечно, имеются. Не к каждому секретарю можно сразу попасть, тут вы правы. Что сказать на это? — Виталий Васильевич задумался. — Уже порядочно лет тому назад, когда я учился в ВПШ, в Москве, точно такой вопрос, так же ссылаясь на Ленина, задал наш студент на встрече с важной по тем временам фигурой. Знаете, как он ответил? При Ленине, сказал он, государство было еще очень молодым, неукрепленным, теперь мы живем в зрелом государстве и проходной двор из кабинетов делать не намерены.
Дружно засмеялись. Виталий Васильевич выждал.
— Смешно, правда? Смешно. Но не очень. Я бы мог, конечно, повторить насчет проходного двора, но не буду. Вопрос задан не такой простой, как может показаться поначалу. Не знаю, в полной ли мере понимает сложность вопроса задавший его. Не уверен. Вот я в данных условиях не берусь ответить на него. Много, слишком много стоит за этим вопросом. Но уходить от ответа тоже нехорошо. Коротко и в самой общей форме, это, конечно, ненормально. Тут что-то поправлять надо. И крупно. Баррикады кабинетные — это плоды серьезных негативных явлений, к сожалению, давно сложившихся. Вы знаете, я бы все это связал с духом товарищества, который как-то подвыветрился в наших рядах. Над этим надо думать. И работать.
Пашка локтем поддел Сережу и вопросительно заглянул ему в лицо.
