Евгений Петров - Том 5. Рассказы, очерки, фельетоны
Мне обещали, что я буду летать, но я все время ездил в трамвае.
Вы даже представить себе не можете, как я могу быть жалок и скучен.
Утро. Тот его холодный час, когда голуби жмутся по карнизам.
Привидений господин Есипом не любил за то, что они появляются только ночью, а фининспекторов за то, что они приходят днем.
Если у нас родятся два сына, мы назовем их Давид и Голиаф. Давида мы отдадим вам, а Голиафа оставим себе.
Аппетит приходит во время стояния в очереди.
Можно собирать марки с зубчиками, можно и без зубчиков. Можно собирать штемпелеванные, можно и чистые. Можно варить их в кипятке, можно и не в кипятке, просто в холодной воде. Все можно.
Это я говорю вам, как Ричард Львиное Сердце.
Звезда над газовыми фонарями и электрическими лампами Сивцева Вражка.
Удар наносится так: «Дорогой Владимир Львович, – бац»…
Меня все время выталкивали из разговора.
– Ты меня слышишь?
– Да, я тебя слышу.
– Хорошо тебе на том свете?
– Да, мне хорошо.
– Почему же ты такой грустный?
– Я совсем не грустный.
– Нет, ты очень грустный. Может, тебе плохо среди серафимов?
– Нет, мне совсем не плохо. Мне хорошо.
– Где же твои крылья?
– У меня отобрали крылья.
Когда покупатели увидели этот товар, они поняли, что все преграды рухнули, что все можно.
Полны безумных сожалений.
Шляпа «Дар сатаны».
Кругом обманут! Я дитя!
Надо иметь терпениум мобиле.
Одинокий мститель снова поднял свой пылающий меч.
Что же касается «пикейных жилетов», то они полны таких безумных сожалений о прошлом времени, что, конечно, они уже совсем сумасшедшие.
Глуховатые, не слушающие друг друга люди. Большая часть времени уходит у них на улаживание недоразумений, возникших уже в самом разговоре, а не из-за принципиальных разногласий.
Я был на нашей далекой родине. Снова увидел недвижимый пейзаж бульвара, платанов, улиц, залитых итальянской лавой.
Холодные волны вечной завивки.
Лучшего пульса не бывает, такой только у принца Уэльского.
Привидение на зубцах башни.
В клубе. Там, где милиция нагло попирает созданные ею самой законы, там, где пьесы в зрительном зале, а не на сцене, диккенсовская харчевня, войлочные шляпы набекрень.
* * * *Бернгард Гернгросс.
т. Мародерский.
– Нам нужен социализм.
– Да. Но вы социализму не нужны.
Писатель со странностями всех сразу великих писателей.
Толстые стаканчики.
Чудный зимний вечер. Пылают розовые фонари. На дрожках и такси подъезжают зрители. Они снимают шубы. П. взмахнет палочкой, и начнется бред.
Поэт. Соловей. Роза. А получается абсолютно выдержанное стихотворение.
Оробелов.
– Что у вас там на полке?
– Утюг.
– Дайте два.
Лодки уткнулись носами в пристань, как намагниченные, как к магниту.
Мы тебя загоним как кота.
Сначала вы будете считать дни, потом перестанете, а еще потом внезапно заметите, что вы стоите на улице и курите.
Замшевый, кошелечный зад льва.
Попугаи с трудом научили свою руководительницу выступать в цирке. Долго ее ругают за нечистую работу после каждого представления.
«Дай поцелую, дай поцелую».
Над писательской кассой:
«Оставляй излишки
не в пивной,
а на сберкнижке».
«Знаете, после землетрясения вина делаются замечательными».
Построили горы для привлечения туристов.
Завел себе знатока и обо всем его спрашивал, всюду с собой водил. «Хорошо? А? Браво, браво».
Как я искал окурки в Петергофе.
Конгресс почвоведов.
Гете, Шиллер и Шекспир организовывали пир.
Две папиросы дал мороженщик.
Этой книге я приписываю значительную часть своего поглупения.
Остап-миллионер собирает окурки.
Гостиница работает как большая электрическая станция. Снизу, со двора, доносятся тяжелые удары и кипенье, а в коридорах чисто, тихо и светло, как в распределительном зале.
«Дано сие тому-сему (такому-сякому) в том, что ему разрешается то да се, что подписью и приложением печати удостоверяется.
За такого-то.
За сякого-то».
Учреждение «Аз семь».
Кавказский набор слов, как поясок с накладным серебром.
Советский лук. Метание редиски.
Стоит только выйти в коридор, как уже навстречу идет человек-отражение. Служба человека-отражение.
Паркетные мостовые Ленинграда.
Бильярдистам: – Эй, вы, дровосеки.
Надо внести ужас в стан противника.
«Достиг я высшей меры».
Счастливые годы прошли. И уже показался человек в деревянных сандалиях. Нагло стуча, он прошел по асфальту.
Домашние хозяйки, домашние обеды, домашнее образование, домашние вещи.
Бороться за крохи.
Слепой в сиреневых очках – вор.
Пальто с кошельком в кармане.
Сумасшедший из Америки.
Теоретик пожарного дела. Нашел цитату. Стенгазета «Из огня да в полымя». Ходил с пожарными в театры. Учредил особую пожарную цензуру.
Осенний день в начале сентября, когда детям раздают цветы с цветников.
* * * *Семейство хорьков. Их принимал дуче. Они стояли, как римляне.
Очень были похожи лицами, как ни пытались это скрыть очками, баками. Все варианты одного лица.
«Здесь я читал интересную лекцию. Но до них не дошло – низкий культурный уровень».
Пушечное облако.
Когда в учреждении не вымыты стекла, то уже ничего не произойдет.
Женщина-милиционер прежде всего – женщина.
Женщина-милиционер все-таки прежде всего – милиционер.
В учреждениях человека встречают гнетущим молчанием, как будто самый факт вашего прихода неприятен.
* * *Возьмем тех же феодалов.
В некоем царстве, ботаническом государстве.
Садик самоубийц.
Вы одна в государстве теней, я ничем не могу вам помочь.
Я не художник слова. Я начальник.
Толстовец-людоед.
Тыка и ляпа. Так медведи говорят между собой.
Он не знал нюансов языка и говорил сразу: «О, я хотел бы видеть вас голой».
По какому только поводу не завязывается у нас служебная переписка!
Он подошел к дяде не как сознательный племянник…
Бабушка совсем размагнитилась.
Кошкин глаз, полосатый, как крыжовник.
Пролетарский писатель с узким мушкетерским лицом.
Тот час утра, когда голуби жмутся по карнизам.
Писатель подошел к войне с делового конца – начал изучать вопрос о панике.
Неправильную установку можно выправить. Отсутствие установки исправить нельзя.
Наш командир – человек суровый, никакой улыбки в пушистых усах не скрывается.
Я тоже хочу сидеть на мокрых садовых скамейках и вырезывать перочинным ножом сердца, пробитые аэропланными стрелами.
На скамейках, где грустные девушки дожидаются счастья.
Вот и еще год прошел в глупых раздорах с редакцией, а счастья все нет.
Стало мне грустно и хорошо. Это я хотел бы быть таким высокомерным, веселым. Он такой, каким я хотел быть. Счастливцем, идущим по самому краю планеты, беспрерывно лопочущим. Это я таким бы хотел быть, вздорным болтуном, гоняющимся за счастьем, которого наша солнечная система предложить не может. Безумец, вызывающий насмешки порядочных неуспевающих.
Почему, когда редактор хвалит, то никого кругом нет, а когда вам мямлят, что плоховато, что надо доработать, то кругом толпа и даже любимая стоит тут же.
В тот час, когда у всех подъездов прощаются влюбленные.
* * * *Печальные негритянские хоры.
«Как тебе не стыдно бить жену в воскресенье, когда для этого есть понедельник, вторник, среда, четверг, пятница и суббота.
Как тебе не стыдно пить водку в воскресенье, когда для этого есть понедельник, вторник…
