Георгий Черчесов - Отзвук
Антонио недоверчиво покачал головой:
— Газеты пишут, что вас никуда не пускают без руководителя. В магазин, и то строем ходите…
Казбек хмыкнул, вытянулся солдатиком, затопал, энергично замахал руками:
— Вот так, да?
Ребята прыснули.
— Значит это неправда? — обрадовался Антонио-Азарбек. — Впрочем, я никогда особо не верил газетам. — И он с надеждой подмигнул мне: — Поехали, а? И мать, как увидит тебя, не станет дуться. А в твоем дневнике появится описание моего особняка, кабинета, гаража…
Аслан Георгиевич, познакомившись с Антонио, спросил:
— А разве вы не в Париже живете?
— После смерти отца мы с матерью переехали в Италию, здесь климат ей больше подходит. А в Париже остались два моих брата, — и, бросив красноречивый взгляд на меня, усмехнулся: — Все знаете: кто, где, когда…
— Знаем, — и глазом не моргнул министр. — Фамилия видная, да и отец ваш, насколько я знаю, рекламу себе умел делать…
— Да, да, отец в этом деле иногда перебирал, — поспешно согласился с ним Антонио. — Жизнь заставляла. Это кое-кому кажется, что бизнес сам по себе, политика сама по себе. Но здесь бизнеса не сделаешь, не тыча — при случае и без случая — всем в лицо, какой ты патриот своей страны, что лоялен к западному миру… Но уверяю вас, ни я, ни мои братья никогда плохо не отзывались о вашей стране. А я так на чемпионате мира болел за вашу футбольную команду, — и с интересом спросил: — А в Осетии играют в футбол?
— «Спартак» наш в первой лиге, — прихвастнул Алан. — Как-то мы даже выходили в высшую.
— Да?! — удивился Антонио. — А в сборной осетины есть?
— Надеюсь, уж о Зазроеве, Калоеве, Цховребове, Гуцаеве, Валере Газзаеве ты читал в газетах? Ну хоть о вратаре Станиславе Черчесове слышал? — почти возмущенно спросил Алан.
— А ты сам не вратарь? — окинув взглядом его высокую фигуру, ушел от ответа Антонио.
— Он в дружбе с доули, а не с мячом, — сказал Аслан Георгиевич и кивнул мне: — Так ты хочешь побывать в гостях у земляка? — и перевел взгляд на Алана. — И ты не прочь? Ну что ж, идите.
Алан покосился на Антонио, мол, меня-то он не приглашал. Но в нашем земляке заиграла кровь предков:
— Прекрасно! Я сегодня на спортивном автомобиле, но втроем мы уместимся…
Юркая, цвета морской волны машина, шурша шинами, мчалась по ночному Риму, то и дело сворачивая в узкие переулки, в которых сверкали неоном маленькие уютные рестораны и бистро. Антонио резко тормозил и громко сигналили, мгновенно выскакивали гарсоны и, приветствуя Антония, в ответ на его вопросы отрицательно качали головами.
— А-а, знаю, где они, — бормотал Антонио, и вновь машина мчалась по ночному городу.
Как только мы оказались в приземистом, с обтекаемыми формами спортивном автомобиле Антония, подтрунивающие нотки в его голосе исчезли; теперь это был добродушный и предупредительный хозяин, старающийся предугадать желания своих гостей.
Наконец, подъехав к очередному ресторану, Антонио вышел из машины и махнул рукой, чтоб шли следом:
— Хотел вам представить жену и сыновей, — сказал он. — Но они где-то загуляли с друзьями… — И, заметив удивление Алана, пояснил: — У нас час ночи — время не позднее. Те, кому утром на службу, конечно, не засиживаются допоздна, но много и таких, которые могут себе позволить развлекаться всю ночь. — Оглядев полуосвещенный зал ресторана, он поморщился: — И здесь их нет, — и сел за свободный столик. — Зато я угощу вас лучшим в мире кофе…
Антонио пощелкал пальцами, официант посмотрел в его сторону, узнал, и тут же на столе оказались малюсенькие, чуть ли не с мизинчик, чашечки, в которых пенился кофе капучино.
— Эх, мало времени выделил ваш начальник, — вздохнул Антонио. — Сейчас заглянули бы в мой ресторан…
Услышав слово «мой», мы переглянулись.
— Ну да, у меня в Риме ресторан и отель, — подтвердил Антонио-Азарбек. — На эти доходы и живу. Осуждаете меня? Мол, буржуй из отмирающего общества. А я обыкновенный бизнесмен. Но это не значит, что я не тружусь. Попробуй тут не трудиться. Конкуренция…
— У нас в ансамбле тоже конкуренция, — сказал Алан. — Кто лучше танцует, того и включают в программу.
Антонио засмеялся:
— Тоже, значит, конкуренция. Но у нас на кон ставится благополучие, жизнь… — Он нагнулся к нам. — Я сейчас в силе, владелец отеля и ресторана, но я могу потерять все в течение недели, даже одного дня. Да-да. Напротив моего ресторана расположился еще один. Так вот, я глаз не смею отвести от конкурента. Найди он что-нибудь оригинальное, отобьет у меня клиентуру — и все, я погиб. Один раз со мной уже такое случалось, во Франции… — Ему явно неприятно было вспоминать об этом, и он сам себя прервал: — Ладно, поехали. Времени в обрез. А мать захочет с вами поговорить…
Уже в машине Алан все же осторожно выведал, каким образом прогорел наш дорогой сородич.
— Ресторан у меня был. на хорошем месте, прямо возле Оперы, — начал рассказывать Антонио. — Но буквально в двадцати метрах открыл ресторан один марселец, жадный, вертлявый, горазд на выдумки. Как-то поехал в турпоездку в вашу страну. Туризм есть туризм, что ж там особенного? Но не для этого прохиндея. Он потом с удовольствием рассказывал о своем путешествии, которое обернулось для него деловой поездкой. Повезли их в колхоз, в винодельческий, между прочим, аж на Дон. И вот он, покончив с тарелкой раков, вышел к речке. Тишь, благодать, лягушки квакают… Самое время расслабиться, отдохнуть, но… Вот ты бы о чем думал, слушая лягушачий хор? — неожиданно спросил Антонио Алана.
— Мало ли о чем? — пожал плечами Алан.
. — Но уж точно не о том, как бы разбогатеть за счет квакушек, — усмехнулся Антонио. — А вот Мишель, мой конкурент, будь он проклят, поспешил опять к столу и поинтересовался у председателя колхоза, сколько километров до ближайшего аэропорта. Оказалось, семьдесят. «У тебя пять цехов, — начал марселец. — На них работают около 200 человек. Они дают тебе триста тысяч прибыли. Маловато, но понятно: такое кисленькое вино не каждый купит». За столом с любопытством слушали француза, пытаясь понять, куда он клонит. А Мишель поводил ручкой по блокноту и под конец заявил председателю: «Я предлагаю тебе сделку, которая даст тебе те же триста тысяч рублей чистого дохода уже в этом году, а затем ежегодно ты будешь получать от того промысла, что я тебе предлагаю, втрое больше… Вы спите на кладе и не догадываетесь об этом», — заявил Мишель. «Какой клад?» — зашумели вокруг. — «Вот он! — заявил Мишель и распахнул окно: — Слышите? Вот ваши сотни тысяч!» Ну, тут всем стало понятно, что это за промысел… Когда все отсмеялись, Мишель, подав председателю листок, исчерканный цифрами, заявил: «Я подсчитал, сколько средств понадобится для того, чтобы проложить дорогу к аэропорту, сколько зарплаты уйдет на бригаду из пяти человек, которые будут отлавливать лягушек, во что обойдутся аренда самолета, который каждый день будет вылетать в Париж, другие транспортные расходы…» На вопрос «А кому в Париже нужна эта мерзость?», Мишель скромно ответил: — «Мне. Но я, как вы понимаете, не могу подводить своих постоянных клиентов. Поэтому вы ежедневно будете доставлять мне лягушек. Я вывешиваю объявление,» продолжал Мишель: — «Еще утром эти лягушки квакали в донских степях! Пожалуйста, отведайте их!» Конечно, все приняли это за шутку, мол, не может быть, чтоб так легко миллионы делались. Но председатель, вникнув в цифры и враз протрезвев, заявил, что рискнет, и если формальности не помешают, то пойдет на этот эксперимент. «Какой эксперимент? — возмутился Мишель. — Это же верное дело. С экспериментом я никогда не буду связываться. Мне нужен гарантированный товар. Ежедневно. К 12 часам, когда открывается ресторан. Но — одно условие: если самолет не доставит вовремя в Париж товар, опоздает на полчаса и больше, я беру лягушек, но ничего не плачу». Как ни старался председатель колхоза отвести это условие, марселец настоял на своем, объявив, что главное при поставке товара — это ответственность, а он и председатель колхоза в неравных условиях: Мишель рискует своими собственными деньгами, тогда как председатель — колхозными. На том и сошлись. И лягушки стали давать колхозу дохода втрое больше, чем все пять цехов по выработке вина… Так французы стали лопать донских лягушек, а Мишель с их помощью слопал меня, — с горечью закончил свой рассказ Антонио.
— Вот это да! — выслушав, почти как детскую сказку, рассказ Антонио, воскликнул Алан и решил уточнить еще одну маленькую, вызвавшую у него жгучий интерес деталь: — А тебя… это… он тоже угощал?
— Нет, нет, у нас с ним были отнюдь не дружеские отношения, — не понял намека Антонио.
— А как тебя называли во Франции? — задал очередной вопрос Алан.
— Анатоль… — спокойно ответил Антонио-Анатоль-Азарбек…
— А если переберешься в Испанию? Или там в Данию или в Грецию?
