Борис Изюмский - Подполковник Ковалев
Вместе посмотрели кино, побродили у замерзшей реки, и Виктор пошел провожать Клаву.
Откровенно сказать, она ему не очень-то нравилась. Как-то ненатурально, с повизгом, смеялась, прижималась к боку… «Прямо шансонетка-оливье», — как говорил один из его дядек, напившись.
Нет, с Людмилой ее не сравнишь. Напрасно он затеял эту карусель… Тем более, что мама писала — Людмила была у них дома и ей понравилась.
Но проводить домой Клаву все же следовало. Она жила в рабочем поселке, километрах в шести от военного городка, и, когда они прощались, вроде бы ждала чего-то. Дроздов, взглянув на часы, присвистнул:
— Ну, пропал, опаздываю из увольнения! Крамов даст прикурить! Прощевай! — и пустился бежать по мостовой.
Но, как ни беги — опоздаешь. Один раз ему простили — на улице помог дружинникам задержать хулигана. Теперь нет уважительной причины.
А если еще прибавить газок?
Он мчался что есть силы. Позади засветили фары. Дроздов сдвинулся ближе к кювету, давая путь машине и продолжая бег.
Машина остановилась. Ковалев с любопытством поглядел на солдата, словно выскочившего из парной. Да это же Дроздов! Наверно, опаздывает в часть со свидания.
— Что за кросс перед отбоем? — спросил он.
— Был в увольнении, — хватая воздух ртом, только и сумел произнести Дроздов.
— Садитесь, запоздалый путник, довезу.
Дроздов не заставил повторять приглашение, вскочил на заднее сиденье, захлопнул дверцу. Молчаливый Расул, неодобрительно покосившись на нового седока, погнал машину.
Недавно Владимир Петрович увидел в ротной сатирической газете «Протирка» рисунок: на дереве дрозд с лицом этого парня старательно подпиливал ветку, на которой сидел.
В своих последних записях «Анализ дисциплины» Ковалев, разбираясь в природе пререканий — почему пререкаются? с кем? — размышлял о новобранце Дроздове и его сержанте.
Пожалуй, Каменюка был когда-то таким же, как этот Дроздов. По закону «проецирования личности» можно ожидать, что из Дроздова тоже получится порядочный человек. Окалина отшелушится, а добротная основа останется.
Вот над этим и надо работать…
— Не допилить бы нам сегодня сук, — сказал Ковалев, повернувшись лицом к Дроздову. Тот мгновенно сообразил, о чем идет речь, но сделал вид, что не понял, и промолчал.
Командир полка посмотрел внимательно.
— Предпочитаю на рисунке увидеть орла… Да, как соскоки вперед спиной?
Месяц тому назад, когда взвод Санчилова занимался на спортплощадке, Ковалев решил проверить их бесстрашие. Подойдя ко взводу, сказал;
— Хочу научить вас одному полезному упражнению. Но предупреждаю, это — опасно.
Подполковник легко взметнулся на конец брусьев. Сел там, широко разбросав ноги, свесив их вправо и влево от перекладин, держась руками сзади за концы брусьев. Затем спрыгнул спиной вперед на землю и стал, как вкопанный.
После командира полка пытались так же спрыгнуть все во взводе, но ни один человек, кроме сержанта Крамова, не смог удержаться на ногах. Валились, как подкошенные, больно ушибая плечи, голову.
— Задание, — сказал тогда подполковник, — научиться так прыгать всем.
— Башку размозжу, а научусь! — пообещал Дроздов.
Сейчас, желая отвлечь командира полка от воспоминаний о рисунке, Дроздов оживленно и не без хвастливости доложил:
— Нормально, соскакиваю… — но, спохватившись, добавил: — И еще двенадцать человек из нашего взвода научились.
— Завтра проверю, — пообещал командир полка. — А Грунев как?
— Валится, а прыгает, не остановишь, — с одобрением в голосе сказал Дроздов, — голову побил.
Дежурный у ворот, пропуская машину командира полка, вытянулся и отдал честь.
В казарме Дроздов был за три минуты до отбоя. Укладываясь спать, подумал: «Крамов разве подвез бы…»
* * *И лейтенант Санчилов в этот час возвращался на квартиру, в общежитие.
Все же он немного позаботился о своем быте: купил электрочайник, утюг, даже постелил скатерть на стол. Приобрел первые в жизни собственные чашки с блюдцами. Вдруг Леночка нагрянет, так у него будет хотя бы из чего поить ее чаем.
А недавно заглянул к нему командир полка. Улыбнулся:
— Осваиваете науку холостяка, — и покосился на фотографию Лены на тумбочке.
Расспрашивал о том, что читает, как планирует свой день. Интересно рассказывал о генерале Гурыбе. Уходя, пригласил к себе «на чай в субботу».
— Этому рада будет и моя жена, Вера Федоровна.
…Санчилов, сокращая путь, пошел городским парком. Не опоздал ли Дроздов из увольнения?
Они сегодня вместе делали электронные часы в дежурке. Идея была заманчивой: дежурный нажимает кнопку у часов, звучит сигнал «Тревога», и сразу же на световом табло появляются цифры — минуты и секунды — контроль оповещения.
Дроздов оказался неплохим парнем: смышленым, с золотыми руками. Любил лихо приговаривать: «Сами делаем, сами удивляемся!» Но чудовищно невоспитан. С Дроздовым то и дело можно влезть в какую-нибудь историю. Вот позавчера вызвал его под вечер:
— За три часа надо сделать две головные и две грудные мишени — для ночных стрельб.
— Есть! — козырнул Дроздов.
И что же? Пошел выламывать доски из забора. За этим занятием его и застал замполит Васильев. Потом журил Санчилова:
— Приказы тоже надо давать посильные. А то получается: что захочу, то и наворочу.
И ведь прав.
Александр вдруг мысленно увидел свою любимую Леночку: белокурую, с длинными, стройными ногами… У нее скоро госэкзамены. А там, а там… Леночке трудно представить, как ему здесь, в общем-то, сложно. Каким незадачливым офицером он на поверку оказался. Глупо было предполагать: легли на плечи лейтенантские погоны, и ты — офицер. А отношения с подчиненными, с офицерами? Твой труд?
«Чего мне не хватает? Умения общаться с людьми. Не витать в розовых облаках, как мой Грунев».
В гуманитарных знаниях этот хлопец — кладезь, а какой беспомощный.
Было в Груневе для Санчилова что-то, напоминавшее его самого лет семь назад, уже преодоленное и потому вдвойне неприятное. Надо тому парню освободиться от «парения», твердо ходить до земле.
«Понимаешь, Леночка, очень хочется мне помочь ему. Но приобрел ли я право быть требовательным к подчиненным, если сам еще очень далек от видящегося мне идеала офицера?» И нет ничего зазорного учиться у подчиненного, у того же Крамова. Сержант проводил сегодня занятие по новой технике. Александра обуяла белая зависть: четкость, знание, ни одного лишнего движения и слова.
Непростительное мальчишество играть в «кто старше и главней», когда речь идет об армейском опыте. Если он сто́ящий — перенимай, и все тут.
Но противна, нестерпима бестактность. На занятие, которое проводил Александр, пришел майор Чапель и вдруг оказал Крамову:
— А ну сержант, покажи своему командиру, как собирать пулемет…
— Я это и сам умею! — вспыхнул Санчилов.
— Ничего, ничего, покажи, сержант, класс…
Крамов не знал куда деваться. Посмотрел на лейтенанта, словно принося извинение, стал собирать пулемет.
От такого опыта сбежишь.
«Ох, как не просто мне здесь», — Санчилов ускорил шаг и вышел из парка.
…Теперь удесятерилась ответственность личная. Не за себя. Это не самое трудное. А за подчиненных. Их тридцать, очень разных. Упрямый Янчук, вспыльчивый Саакьян, прирожденный юморист, медвежатистый Антон Хворыська, общительный, проворный, наделенный цепким умом Азат Бесков, сумрачный Гаков…
Александр сделал немаловажное открытие: надо уметь нейтрализовать отрицательные чувства. Иногда большего добьешься, если сначала похвалишь за достигнутое, этим как бы создашь положительный фон, а уже затем поставишь новую задачу. Своим доброжелательством надо выпустить «пар из котлов». Тогда и «сопротивление личности» уменьшится, а линию требований можно продолжать гнуть.
Его Леночка, наверно, все это знает давным-давно, ему же приходится изобретать и топор, и иглу, чтобы привести в божеский вид неустойчивого, анархичного Дроздова, несобранного Грунева…
Но сам-то он, лейтенант Санчилов, каков? Что ему следует изменить в своем характере?
Тоже быть собраннее!
«Отец на Курской дуге командовал артбатареей. У него ордена Отечественной войны и Красного Знамени. А мне сейчас надо одерживать победы над самим собой. И отвечать за подготовку подчиненных, их здоровье, нравственный характер».
Солдат — во многом копия командира.
…Александр уже знал, если и не все, то многое о своих солдатах: кто где родился, из какой семьи, с каким образованием и жизненным опытом пришел в армию, что думает делать после нее?
Вероятно, близость к людям — особое искусство. И очень не простое. Майор Васильев говорил ему: «Не надо, Александр Иванович, придумывать себя. Лучше всего быть добрым, если ты добр, любящим поэзию и музыку, если это в тебе, общительным, коли это свойство твоей натуры. Должна быть естественность поведения. Веселитесь на отдыхе с солдатами, не боясь уронить свое „благородие“, участвуйте в полковой самодеятельности, научите выпускать ротную стенгазету, пригласите к себе в гости сержанта, побеседуйте с родителями, приехавшими к солдатам».
