Виктор Устьянцев - Крутая волна
— А ты не ждал? — спросил кто‑то.
— Не знаю, — откровенно признался Колчанов. — Я знаю только одно: самодержавие насквозь прогнило, нужна новая власть. Какая? Я тоже не знаю. А к вашей революции примазываться не хочу, потому что не знаю, какие цели она ставит перед собой.
— Мы можем объяснить, — сказал подошедший к трапу Заикин. Поднявшись на две ступеньки, он продолжал: —Цели эти просты и ясны каждому здравомыслящему человеку. Мы хотим отдать землю крестьянам, заводы — рабочим, хо тим мира и свободы для всех. Ясно? — спросил он матросов.
— Ясно! — грянули голоса. — Правильно! Долой царя, помещиков и буржуев!
Заикин повернулся к Колчанову и спросил:
— А вам ясно?
— Не совсем. Чья же тогда будет власть, кто будет править Россией?
— Наша будет власть. И править Россией будут рабочие и крестьяне. Вам мы власть не отдадим.
— А я и не претендую, — обиженно сказал Колчанов и стал спускаться с трапа. Заикин, пропуская его, посторонился и сказал:
— Вот так и передайте господам офицерам. — И, уже обращаясь к матросам, крикнул: — Товарищи! Я тоже пока ничего нового, кроме того, что вы уже знаете, сообщить не могу. Сейчас мы свяжемся с берегом и узнаем подробнее. А пока прошу соблюдать революционный порядок…
2Гордею не удалось вырваться в город: у конт- рольно — пропускного пункта дежурил целый взвод во главе с офицером. Гавань закрыли, с кораблей никого не выпускали. Гордей вернулся на эсминец, там кучками бродили матросы, митинговали, все корабельные работы приостановились, только возле камбуза человек пятнадцать чистили картошку — революция революцией, а есть что‑то надо. Офицеров не бьиго видно, даже дежурный по кораблю ушел со своего места, наверное, тоже в кают — компанию. Унтер — офицеры попрятались по каютам, никому не хотелось отправляться вслед за боцманом Пузыревым.
Заикин, выслушав Гордея, приказал стоявшим поблизости матросам:
— Всем на ют, дежурную шлюпку на воду!
Матросы охотно выполнили приказание, через две минуты шлюпка уже покачивалась у борта, гребцы рассаживались по банкам и разбирали весла.
— Подойдете к причалу Русско — Балтийского завода, — наказывал Заикин. — Там тебя и будет ждать шлюпка. Долго не задерживайся, разведай, что творится в городе, и обратно.
Гордей спустился в шлюпку, и гребцы навалились на весла. Они гребли сильно и дружно, шлюпка быстро, рывками, продвигалась вперед, под килем весело хлюпала вода.
— Гли — кось, ребята, фуражка.
И верно, неподалеку плавала в воде фуражка.
— Должно, Пузырева. Выловить?
— А ну ее!
Снова налегли на весла и вскоре подошли к заводскому причалу. Гордей выскочил наверх и огляделся, отыскивая ворота. Но за корпусами цехов их не было видно, пришлось идти наугад. Ткнулся в один проход, в другой — уперся в ограду. Спросить тоже не у кого. Наконец увидел возле склада старика в тулупе в обнимку с берданкой.
— Где тут ворота? В город выйти.
Старик посмотрел на него внимательно, вприщур, и вместо ответа смачно сплюнул, высунув голову из воротника тулупа.
— Как тут выйти? — громче спросил Гордей.
— А ты не кричи, чать я не глухой. — Старик перекинул берданку в правую руку. — Вон туды топай.
— А что это у вас тихо?
— Бастуем. Все на эту самую емонстрацию побёгли, а я вот при имуществе остался.
— Царя‑то, слышь, скинули. Не жалко?
— А пес с нм, он мне кумом не доводился. Только кто же теперь править‑то нами станет? Другой какой царь будет?
— Обойдемся без царей. Сами управимся.
— Уж вы управитесь! — Старик опять сплюнул. — Шустрые больно.
Еще не добежав до проходной, Гордей услышал музыку. Оркестр играл нестройно. Гордей не сразу догадался, что это «Марсельеза». Оркестру подтягивали несколько голосов, тоже не в лад. Но вот и оркестр, и люди приспособились друг к другу, мелодия зазвучала мощнее. За решетчатыми воротами завода, запрудив всю улицу, тек серый поток людей, над ними кроваво полоскалось красное полотнище, укрепленное на свежеоструганном древке. Нес его высокий бледный парень в кепке с наушниками, в распахнутом пальто, надетом на синюю сатиновую рубаху. Его бледное лицо было торжественным и строгим, глубоко запавшие глаза были доверху заполнены синим огнем. Знамя он нес бережно, как свечку. А вокруг были возбужденные, раскрасневшиеся лица, по ним плавали улыбки, обильно текли слезы. Вот к парню с флагом протиснулся человек в нагольном полушубке и ушанке, стал что‑то говорить. Потом вскочил на прижатую к забору телегу, сдернул шапку и закричал, заглушая остальные голоса. Парень с флагом тоже влез на телегу и встал рядом. Толпа остановилась, притихла, и теперь над ней властвовал только голос человека в полушубке. Он говорил неторопливо, густым басом, и слова падали в толпу размеренно, через равные промежутки времени. Но понять их Гордей йе мог — человек говорил по — эстонски.
— Что он говорит? — спросил Гордей стоявшего у ворот парня в промасленной куртке.
— Зофет на тюрьма «Толстый Маргарита». Там фаша матрос есть тоже. Тафай с нами, морь- як. Оружия нет, надо оружия.
— Будет оружие, — пообещал Гордей и спросил: — А вы откуда?
— Сафот Беккер. А там, — парень ткнул в глубину улицы, — фаприк Лютер. Фесь рабочий тут.
— Будет оружие! — еще раз заверил Гордей и побежал обратно, к причалу.
Шлюпка ждала его; как только он прыгнул в нее, матросы забросали вопросами:
— Ну, что там?
— Правда, что царя скинули?
— Да не тяни ты, говори.
Гордей оттолкнул корму от причала и скомандовал:
— Уключины вставить, весла разобрать! Навались, ребята, в городе восстание, на тюрьму идут, а оружия нету.
Матросы навалились на весла. Некоторое время гребли молча, потом левый загребной матрос первой статьи Грошев спросил:
— Кто там в тюрьме‑то?
— Наши же матросы. С крейсера «Память Азова».
— Тогда вызволять надо. Только где оно, оружие‑то?
— Да вот оно. — Гордей вынул из кармана связку ключей. — Вот ключи от погреба, а это от пирамид в офицерском коридоре.
: — А не боишься? — спросил все тот же Грошев. — За такое дело и повесить могут.
— Семь бед — один ответ. Если что, отвечу один. Но думаю, что не придется.
— Ну, гляди. А то как бы тебе самому в ту тюрьму не угодить.
Когда подошли к борту эсминца и Гордей взбежал по трапу, его тут же окружили. Опять посыпались вопросы. Пока Гордей объяснял, что происходит в городе, поднялись и гребцы из шлюпки.
— Чего там рассусоливать, открывай пирамиды! — настаивали они.
Подошел Заикин, спросил:
— Ключи у тебя?
— Вот они.
— Открой сначала погреб. Товарищи, прошу соблюдать порядок, без команды на берег не сходить.
Но порядок установить так и не удалось, винтовки и пистолеты хватали как попало и на берег сходили без команды. Сунув за пазуху последний пистолет, Гордей тоже побежал к проходной. Там уже не оказалось никакой охраны, ворота были открыты настежь, Заикин собирал в кучу матросов с других кораблей. Они были без оружия и охотно присоединились к вооруженному экипажу «Забияки».
Улица встретила их восторженными криками «ура», люди стиснулись, прижимаясь к заборам и стенам домов, пропуская вперед черную массу матросов. Опять грянул оркестр, сотни голосов подхватили мелодию, и она торжественно поплыла над головами людей.
3Часовые испуганно орали:
— Стой! Стрелять буду!
Из толпы им весело отвечали:
— Я те стрельну!
Толпа обтекала «Толстую Маргариту», как река обтекает остров. Начальник тюрьмы что‑то кричал часовым, они непонятливо озирались то на него, то на толпу и нерешительно топтались на месте. Вдруг начальник тюрьмы взвизгнул как‑то совсем по — бабьи, и все увидели коменданта Ре- вельской крепости контр — адмирала Герасимова в сопровождении нескольких офицеров. Передние ряды остановились, притихли, но задние еще напирали.
— Господа! — сказал Герасимов. — Прошу разойтись. Я не имею указаний открыть тюрьму. Здесь находятся опасные государственные преступники.
— Вы сами преступники!
— Но, господа! Нужно высочайшее соизволение, чтобы их освободить.
— Царя‑то теперь нету!
— Но есть же порядок! Я повторяю, что тюрьму не открою.
— Мы сами откроем!
— В таком случае я прикажу стрелять.
— Да что его слушать, пошли, товарищи! — крикнул кто‑то, и все двинулись к тюрьме.
Герасимов что‑то сказал начальнику тюрьмы, тот опять пронзительно взвизгнул, и над головами людей взвились сначала дымки, а потом уже послышались сухие щелчки выстрелов. Кто‑то в передних рядах закричал диким животным криком. Этот крик будто хлестнул по толпе, она на мгно — венйе замерла и вдруг взвыла тысячью голосов: