Евгений Наумов - Черная радуга
– На чем же прибыли?
– На жучке каком-то… не помню. А что случилось? Евстратов заглянул за спину Матвея, будто ожидал увидеть там ящики с водкой, хотел еще что-то спросить, но скрипнул зубами и ринулся вниз.
Вторая операция прошла не так чисто – в дело вмешался случай. Забрав из магазина последние два ящика с той же рисовой (продавщица удивлялась: «Везем и везем ее, а с флотилий так и подчищают, уже пять планов выполнили!»), Матвей обвязал их бечевкой и на мотоботе отправился обратно. Однако на полпути попросил старшину подчалить к траулеру, приписанному к флотилии, который как раз попался на пути. К плавзаводу было приписано четыре траулера. Двоих капитанов из четырех Матвей знал, а этот, казах Бисалиев, на чей траулер он попал волей случая, был ему, к несчастью, незнаком, и о нем ходили противоречивые слухи. Но деваться некуда – на горизонте вырастала громада плавзавода, и ехать туда средь бела дня с ящиками, на которых красуются хоть иностранные, но до боли знакомые каждому моряку надписи, было безумием. Все равно что прямо с этими ящиками впереться в кают-компанию во время собрания.
Матвею бросили штормтрап, помогли поднять и поставить ящики на палубу. Подхватив их, он направился в каюту капитана.
– Слышал, слышал о тебе, – встретил его капитан, смуглый крепыш с изрезанным морщинами волевым лицом и мохнатыми бровями. – Ну что ж, будем знакомы. А это что у тебя?
– Водка, – просто ответил Матвей, садясь и закуривая. – Рисовая, вьетнамская. Другой на берегу нет.
Бисалнев медленно поднялся, лицо его побурело, узкие глаза налились бешенством.
– Что?! На судне водка? Да если бы я знал, что у тебя эта гадость, я бы мотобот и близко к борту не подпустил! Рисовая, вьетнамская!
Матвей так и не понял, то ли он разгневался на рисовую водку, то ли на него лично.
– Бек Назарович, – заговорил он умиротворяюще. – Ты же знаешь, у многих на плавзаводе то день рождения, то на берегу наследник образовался, то еще какой праздник… Без сивухи никак. Вот и попросили меня люди.
– На это предусмотрен резерв капитан-директора! По такому случаю выдается бутылка! – Бисалиев забегал по каюте.
– Весь резерв Винни-Пух давно высосал. Жди от него бутылку! Даже спирт у радистов отбирает.
– Неужто? – Бисалиев остановился.
– У меня тут записано, – Матвей вытащил блокнот. – Вот, свидетельство радиста Каткова: «13 мая – два с половиной литра, 8 июля – полтора литра…»
– Ах, стервец! – покрутил головой капитан. – Ну, окончится путина, пойду в Дальрыбу, все расскажу.
– И откроешь Америку. Разве там не знают? Кому-то он нужен…
– Конечно, как специалист он толковый. Ни разу не сорвал план путины. Всегда в передовых.
– Потому что ловит в запретных секторах, – в тон ему закончил Матфей.
– Не может быть! – Бисалиев так и сел. – Ты… ты понимаешь, какими обвинениями бросаешься?
– Не бросаюсь, а предъявляю. Ну-ка, поднимемся в рубку. На штурманском столике была расстелена карта района лова. Матвей бросил на нее быстрый взгляд.
– Так я и знал. Где вчера вечером ставили сети?
– Вот, – капитан показал. – На шельфе и на банках Голубая и Неожиданная.
Матвей взял красный карандаш и очертил три прямоугольника.
– Понял?
– Запретные? – ахнул Бисалиев.
– Весь фокус в том, что карты с такими секторами находятся только на флотилиях, а на траулеры выдаются обычные, рабочие; когда управление закрывает какой-то сектор лова из-за его истощения и для восстановления крабового стада, – ты это знаешь, – оно передает координаты на флотилии. На других флотилиях данные тут же передают на свои траулеры, корректируют карты, а прохвост Михайлов этого не делает, держит в секрете. Но на его картах данные наносятся – для спецконтроля.
– Ты-то откуда знаешь? Где их видел?
– Я многое знаю. Но скажу, чтобы не сомневался. На мостике стоит один мой прибор, я регулярно проверяю его работу. А Михайлов не подозревает, что я по профессии штурман и мне достаточно взглянуть на карту, чтобы запомнить, что где находится. А подробности мне разъяснил второй штурман Насовкин; мы как-то сидели, а он поносил Винни-Пуха.
– Почему же молчит?
– У него две морские жены. А, законная на берегу только и ждет, чтобы его вытолкать за аморалку и завладеть квартирой. Но пока Винни-Пух за него, он держится. Механика ясна?
Бисалиев схватился за голову.
– И я, я соучастник. Ведь обе банки в красном секторе! Да и в других секторах ловушки ставили…
– Пиши докладную. А я передам ее куда следует – в управление.
– Нет, погоди… Надо в этом деле основательно разобраться:
– Вот-вот. А также осмотреться, выждать, затаиться. Все вы такие, – Матвей с треском бросил на карту карандаш. – Пошли лучше жахнем.
Бисалиев покорно поплелся за ним.
– Ну а спецконтроль?
– Не раз его прихватывал. Он или напоит контролера до посинения, а потом набьет его торбу консервами, или отбрешется: туман, непогода, не сориентировался.
– Курвин сын! Да кто ж такому поверит?
– Надо, потому и верят. Кому охота рапортовать о недоперевыполнении? Все начальство снизу доверху пламенем горит. Вон «Тухачевский», «Постышев» щепетильничают, промышляют в строго отведенных секторах и – горят с планом. Кого мылят в хвост и гриву – их или Винни-Пуха?
– Но ведь так всего краба выгребем. Что нашим внукам останется, даже детям?
– Эк, куда хватанул. Тебе самому-то много остается? Ежели пару банок для тебя стянут, то поставишь на праздничный стол. Главное сейчас – рапорт. Вот и жуй этот рапорт.
– Но ты-то молчать не будешь?
– Сам знаешь, не одного сукиного кота вывел на чистую воду. Но кому интересно? Если бы Винни-Пух не был удобен верхам, его в один миг давно сдули бы с мостика. А так… рассказывай, слезами обливайся… в упор не слышат. Рассказал я одному приезжему щелкоперу, он сразу учуял, что пахнет паленым, за голову схватился, по каюте забегал. «Нет, нет, не может быть! Я на сорока флотилиях побывал, нигде пьянства, разврата и жульничества не видел! Как же вы крабов ловите и до сих пор не потонули? Не может быть!» Так и повторял, как заведенный: «Не может быть!» Эх! Чтобы поверить, нужно проверить. А как такой обалдуй проверит? Ему ведь даже не стыдно было вякать: побывал на сорока флотилиях! Нет, все-таки великий человек был Потемкин: как изобрел свои деревни, так до сих пор и стоят незыблемо. Из картона, да крепче, чем из бетона! «Он побывал…» А я трублю безвылазно и все вижу не с картонного фасада, а с изнанки. Да меня самого на прицеле держат. А ты еще помочь отказываешься…
Он красноречиво кивнул на ящики:
– Чего ты с этим пойлом связался? Слышал я, крепко зашибаешь. Погоришь когда-нибудь. Такой человек…
– Ну что у нас за манера! Ведь я с топором не бегаю. А если выпил в свое удовольствие…
– Сегодня в удовольствие, а завтра топор ухватишь. Ты лучше делал бы так, как мой отец завещал. Я поклялся ему и с тех пор ни разу не нарушил завет.
– Ну что он завещал? – Матвей заинтересовался.
– Он сказал: сын мой, пей всегда только один раз. Один раз! Сколько бы ни налили, я выпью, но больше – ни-ни! И в любом застолье головы не теряю, ну а продолжения нет.
– Постой-постой, – Матвей даже откинулся назад, – а если тебе жбан нальют?
– Было и такое. Хрустальную вазу водки наливали. Я и ее опростал. Но больше – швах! С тех пор не испытывали. Стыдно стало. А мне не стыдно, я завет отца выполняю.
Говоря это, он распахнул створки настенного шкафчика, достал бутылку рома, стопки, баночку красной икры.
– Давай по завету отца! Пьем только один раз.
– Давай! – Матвей воодушевился, потом пошарил глазами. – Не сердись, Назарыч, только налей мне… вот сюда! Красивая чашечка.
Бисалиев захохотал.
– Чашечка… Это ведь котелок компаса. Знаешь, сколько сюда входит?
– Спрашиваешь у штурмана! Будто не вижу, что это вспомогательный, или аварийный. А чего он здесь? Бисалиев помрачнел, отвел глаза:
– Мой второй высосал. И вместо спирта, паразит, воды туда набуровил. А картушка желтеть начала. Что такое, думаю. Ну, он и признался. Счастье твое, говорю, что генеральный не тронул, я бы собственными руками удушил. Ну, он пообещал спирт достать и компас восстановить.
– Не серчай на него. Может, что случилось, душу отвел. Письмо какое из дому получил.
– Получил… Жена написала: не хочу больше вдовой при живом муже. Удрала с каким-то летуном.
– Поменяла шило на мыло. А летун будто ее стеречь будет. Тоже все время в полетах. Зови его, ради такого дела я из своих запасов выделю, – он кивнул на ящики.
– Да что, у меня нет? Я ему говорю, сказал бы, уж как-нибудь помог бы… – капитан подошел к двери и крикнул: – Второго ко мне!
Через минуту матрос прибежал:
– Он в душе моется.
– Видал? – кивнул капитан. – Подходим к плавбазе, а он в душ побрел!
– Ты просто к нему несправедлив. Что же ему, каждый раз как в душ идти, у тебя справляться? Бисалиев покачал головой: