Юлиан Семенов - Неизвестный Юлиан Семёнов. Разоблачение
Когда я сидел на спектакле «Любовь к трем апельсинам», поставленным Евгением Евдокимовым, то смотреть приходилось то на сцену, то на ребячьи лица. И если бы актеры, занятые в спектакле, могли проследить за выражением глаз зрителей, то, право же, они получили бы истинное вознаграждение за свой труд, потому что ребята жили всем тем, что происходило на сцене, жили — замерев, сжав кулачки, когда появлялась злая Моргана, и заливались смехом, когда неистощимый весельчак и добрый друг Труфальдино выделывает свои поразительные кульбиты и смешит старого короля и плачущего принца так, что только диву даешься. Большой гуманизм пьесы — вера в три апельсина, в Дружбу, верность, понятна аудитории людей, воспитанных на добрых и верных традициях «Тимура и его команды». А то, что это — сказка, с ее великолепным миром приключений, блестяще, кстати говоря, оформленная художником Коваленковым, так с точки зрения «довода» — высшего смысла пьесы для мальчишек и девчонок — это только большой плюс, ибо, по Пушкину: «Сказка — ложь, да в ней намек, добру молодцу урок».
Постановка пьесы в Театре юного зрителя в какой-то мере вносит свою лепту в несколько затянувшийся спор о новаторстве и традиционализме в режиссуре. Поставленные в реалистической, годами выверенной манере «Три апельсина» ни в коем случае не выглядят несовременными, потому что все-таки главным мерилом современности стиля должна быть талантливость. А спектакль поставлен талантливо, и актеры работают просто-таки восхитительно. Я намеренно сказал «работают», а не играют, потому что великое искусство лицедейства это сложнейшая и труднейшая работа, это труд, приносящий радость и актеру и сотням его зрителей.
Можно было очень много говорить об актерских удачах, но, боюсь, трудно будет подобрать слова, эквивалентные тем краскам, которые смогли найти исполнители главных ролей, хотя и весь коллектив работает с полной отдачей. Особенно же хочется сказать о заслуженных артистах республики Л. Князевой, И. Паппе и В. Горелове. Князева блистательно ведет роль принца Тартальи — стройного мальчишки, который отправился на поиски трех апельсинов вместе с веселым человеком из народа — умным и смелым Труфальдино — В. Гореловым, бросив на троне короля Сильвио — И. Паппе. Каждый из этих трех артистов нашел такие краски выразительности, что сказочный герой перестал быть нереальным, чисто сказочным, а сделался живым человеком, со своим и только со своим характером, со своей и только своей манерой говорить, думать и поступать. Прекрасно работает в спектакле и театральная молодежь — в труппе ТЮЗа сейчас очень много по-настоящему талантливых, совсем молодых актеров и актрис, которые принесли и в дальнейшем будут приносить в работы театра свое, новое, задорное. С большой внутренней пластикой ведет свою роль Л. Ахеджакова — роль сложную и тонкую.
И конечно, во многом спектакль своим успехом обязан художникам Е. Коваленко и В. Кривошеиной и композитору Оскару Фельцману, который написал звонкие и веселые песни, точно встроенные в декорации пьесы.
К сказке Гоцци советская драматургия обращалась несколько раз. Но, пожалуй, впервые М. Светлов наполнил сказочные три апельсина сегодняшним смыслом, впервые он из символов сказки сделал символы нашей жизни: Свободу, Верность и Любовь, близкие и дорогие и первокласснику и старому человеку. Хочется поздравить коллектив ТЮЗа с хорошей работой, а Михаилу Светлову в канун его шестидесятилетия пожелать счастья и многих лет творчества.
С ПОЖЕЛАНИЯМИ ВСЯЧЕСКОГО ДОБРА
1965 год
Помню, тревожной зимой сорок второго года, при свете коптилки, я зачитывался книгой Льва Шейнина «Лицом к лицу». С тех пор этот писатель прочно врезался в мою память — он относится к числу тех, о ком не очень-то часто пишет критика, но который тем не менее не становится от этого менее популярным, скорее даже наоборот.
Имя Шейнина меня буквально преследовало за границей: он издан почти повсеместно: в Чехословакии семь раз, в Германской Демократической Республике пятнадцать раз, в США — громадно тиражированные его рассказы о советских сыщиках, в Болгарии — тоже несколько томов, которые расходятся сразу же, как только появляются на прилавках книжных магазинов.
Мне бывает очень весело, когда я вижу литературного критика, скорбного и всепоучающего, брезгливо-снисходительного к тому жанру, который определен как детектив, — первым покупающим новую книгу Шейнина. Ну да бог с ними, с критиками, не о них речь. Мне хочется просто сказать несколько слов о моем старшем товарище, Льве Шейнине, которому сравнялось шестьдесят. Но я искренне завидую его неистовому темпераменту — он весь в творчестве, в перспективных планах, в поиске. Ему не сидится на месте — то он уезжает в Карелию, то работает в Берлине над архивами, связанными с Нюрнбергским процессом, на котором он выступал помощником советского государственного обвинителя, то собирается к рыбакам Каспия, то забирается в Мещеру, и при этом — каждый день помногу сидит за столом, работая над большой эпопеей «Дело Бейлиса» — своеобразным обвинительным заключением черносотенному национализму, гимну великому интернационализму рабочих России, ее интеллигентов, вставших в те годы на борьбу за человеческое достоинство и справедливость.
Диапазон Шейнина широк: он и рассказчик, он и романист, и драматург и сценарист. Фильмы, созданные по его произведениям: «Военная тайна», «Ошибка инженера Кочина», «Игра без правил», «Ночной патруль», «Цепная реакция», пьесы «Губернатор провинции» и «Очная ставка», написанные в соавторстве с братьями Тур, десятилетиями не сходят с экранов и сцен театров. Это ли не первейшее свидетельство признания творчества?!
О том, как популярно у нас творчество Шейнина, мне пришлось — в который раз уже — убедиться года три тому назад в кабинете комиссара милиции Ивана Васильевича Парфентьева, когда я собирал материалы к «Петровке, 38». Парфентьев допрашивал матерого вора, из стариков, из тех «могикан», которых теперь уже — к счастью — нет. Вор подозрительно оглядел меня и спросил:
—Что, психиатр, что ль?
Парфентьев улыбнулся:
—Почему так решил?
— С бородой, — ответил тот, — у вас с приметами не держат.
—Писатель это, — ответил Парфентьев.
Вор посмотрел на меня с жалостливым пренебрежением и, вздохнув, ответил:
—Нет на земле писателей, кроме Левы Шейнина. Хороший человек, он меня в Питере в двадцать шестом забирал...
После того как в журнале «Москва» была опубликована повесть Шейнина «Помилование», ни одна читательская конференция не обходится без многочисленных записок: «Что делает новенького для журнала Лев Шейнин». А подписывают эти вопросы рабочие и ученые, педагоги и врачи — словом, те многомиллионные читатели, которым нужно и в высшей мере интересно творчество Льва Шейнина, одного из патриархов советской приключенческой литературы.
Он встречает свое шестидесятилетие в работе — во МХАТе идет премьера его новой пьесы. Он весь в работе и поиске. И мне от всей души хочется пожелать этому славному человеку самого большого добра и неистового творчества.
ЭКСПЕРТИЗА
1967 год
Заместителю секретаря правления СП СССР
тов. А. Орьеву.
Уважаемый Александр Иванович!
Я получил на экспертизу киноповесть Владимира Беляева «Встреча под бомбами». Это рассказ о неизвестной или почти неизвестной теме — узел англо-польско-советских отношений в начале Великой Отечественной войны.
Как я понял, киностудия им. Довженко хочет знать, насколько литературно профессионален труд Владимира Беляева. Эта постановка вопроса в отношении известного писателя, лауреата Государственной премии, автора таких широко известных произведений, как «Старая крепость», «Иванна» и т.д., по-моему, просто-напросто неприемлема. Сценарий «Встреча под бомбами» — интересная работа, добротный профессиональный труд литератора. Можно не соглашаться с какими-то положениями сценария, можно говорить о доработке определенных сцен в плане режиссерской разработки сценария — и только. Можно не принимать творческую манеру того или иного писателя — это право того лица, которое студию представляет, но подвергать сомнению профессиональность этого литературного труда мне представляется несерьезным занятием. Если потребуется более конкретное разбирательство сценария в плане чисто экспертном — я готов выступить со своей точкой зрения где угодно. Повторяю: это законченная работа, посвященная важной теме, написана писателем Владимиром Беляевым так, что все разговоры о степени профессиональности этого литературного труда мне представляются несерьезными.
С уважением
РЕЦЕНЗИЯ
70-е гг.
Уважаемый товарищ Шевченко!