Вера Кетлинская - Иначе жить не стоит. Часть третья
— Способен ты понять, Палька, что мне интересно? Он старше, умней, опытней. Что я такое? Поселковая девчонка. Один человек сказал — шахтерская мадонна.
— Игорь?
— Игорь… Что я видела? Дальше Ростова не бывала. Компрессорная, поселок, эта хата — все. Понимаешь, мало мне. Тесно. Вот когда в партию вступала, некоторые удивлялись — родить должна, до того ли! А я — всего хочу. Во мне силы много. На том собрании — помнишь? — я ж крылья ощутила. А когда Чубак говорил, для меня это было… ну, самая-самая высота.
— А при чем тут Алымов?
— Ты бы видел, как он тогда… почти как Чубак. Рукой потрясает, гремит…
Она засмеялась.
— Гремучий он. Есть у вас в химии такая гремучая смесь?
— Она, между прочим, взрывается.
— Ага. И он тоже. И вот когда я чувствую, что могу его поворачивать как хочу… Злющий, а я поверну — и он добрый. Нет, ты не поймешь!
Палька подошел к ней, взял ее за плечи.
— Катерина, не выходи за него.
Она упрямо повела плечом. Не выходить?.. И он не предлагал, и сама не думала — выходить. Но что делать, если ей интересно и жутко, — каждый день заново испытываешь свою власть над ним, и радуешься, и даже злорадствуешь порой, и вдруг обмираешь от странного ощущения, что сама — в его власти.
Недобро усмехнувшись, Катерина бросила:
— Я и не собираюсь, с чего ты взял?
Стряхнула с плеч его руки, пошла к двери, остановилась.
— Ты мне так и не ответил. Хороший он человек?
— Не думаю.
Она постояла, глядя перед собою, кивнула и вышла.
А назавтра приехал Алымов, и Палька снова увидел ее оживление, услыхал ее особый голос — со звоночками.
Весь вечер он сидел за столом как прикованный, ни на минуту не оставляя их. Ему почти хотелось, чтоб сестра попробовала избавиться от него — уж он бы ее проучил! Он бы наплевал на все и шуганул этого старого бабника так, что его сапоги и мыльницы полетели бы через забор!
Но Катерине, кажется, и брат не мешал, и Алымов был не так уж нужен.
Она опять завела разговор о жилье:
— Зима надвигается, неужели вы так зимовать будете?
Ушла кормить Светланку и не вернулась.
Алымов курил, зажигая одну папиросу от другой.
— Поедем с утра к вашему Чубаку, — тоном приказа сказал он. — Поставим вопрос ребром.
Пальке хотелось нагрубить Алымову… Но как грубить, если он собрался ставить вопрос ребром?
Скрипнув зубами от злости, Палька начал обсуждать с Алымовым, что и как говорить Чубаку.
Чубак сказал:
— Родить вам жилье не могу. Добром взять негде. Ищите и захватывайте, я поддержу. — Он лукаво поглядел на Алымова и Светова. — Неужели мне вам подсказывать, где и какое ведомство что-то не использует? Может, Клаша Весненок что-нибудь вам присоветует?
Намек был ясен. Три дома, не достроенных железнодорожниками, давно привлекали их внимание — близко, стены под крышей, осталось поставить перегородки, навесить двери, настелить полы. Если бы их отдали добром!..
Переговоры с железнодорожниками велись долго и ни к чему не привели.
Управление дороги не хотело продавать «коробки», надеясь со временем добиться ассигнований на их достройку.
От Чубака пошли в горком комсомола. Клаша покраснела и обрадовалась: в последнее время она мало бывала на опытной станции. Что-то в ней появилось новое: хмурит белесые бровки, строго сжимает губы, а губы розовые, пухлые.
— Материалы и средства вы найдете? — спросила Клаша, обращаясь к Алымову. — Важно все подготовить сразу. А достроить комсомол вам поможет.
Пальку забавлял ее деловитый, «ответственный» тон — сидит в кабинете с телефоном, руководящее лицо!
Зазвонил телефон. Клаша выслушала кого-то и отчитала за плохую посещаемость. Потом пришли два паренька, Клаша и их отчитала за отсутствие комсомольской инициативы. Только они ушли, она вспомнила еще что-то, сама побежала за ними и в коридоре отчитала дополнительно. Палька отметил, что ноги у нее маленькие и очень симпатичные.
— Вот что, товарищ Светов, — придав пухлым губам строгое выражение, сказала Клаша. — Мне сейчас некогда, а вечером я к вам зайду, и мы обсудим весь план.
— Слушаюсь, товарищ начальник!
— А вы, товарищ Алымов, выясните с материалами и деньгами. Хорошо бы достать готовые двери и рамы.
— Можно подумать, Клашенька, что ты специалист по захвату чужих домов.
— Если бы ты раньше посоветовался, товарищ Светов, эти дома были бы уже ваши, — авторитетно заявила Клаша и снова покраснела.
Почему покраснела, Палька не понял.
Когда он предупредил Катерину, что придет Клаша и надо угостить ее чем-нибудь вкусным, Катерина усмехнулась.
— Угостить догадаемся. А вот ты, дурачок, догадайся потом проводить ее.
— До самого города? Или можно до трамвая?
— Знаешь, Палька, если бы такой парень проводил меня только до трамвая, я бы с ним и говорить не стала, с невежей.
Деловитую строгость ответственного комсомольского работника Клаша оставила в горкоме. Пришла милая, застенчивая девушка в белой блузочке, в туфельках на каблучках, в красном берете с хвостиком на макушке. Этой девушке полагалось помочь — снять пальто, подать стул, что Палька и проделал.
Но когда началось обсуждение плана, Клаша оказалась изобретательным «домокрадом». За день она успела придумать много ухищрений, обеспечивающих скрытность работ: в темноте подвезти стройматериалы и сложить их так, чтобы не видно было со стороны разъезда: работы начать все сразу и потолковей; окна, обращенные к разъезду, забить фанерой, чтоб с проходящих поездов ничего не заметили железнодорожники. Стеклить в последнюю очередь и тут же привезти жильцов со всем имуществом: если кто и хватится, дом будет заселен — поди-ка высели!
Катерина наблюдала — не только у Пальки, но и у Липатушки и Алымова пробилось детское озорство. А Клашенька-то рада! Эх, Палька, слепой или глупый?
С трудом уловив, о чем тут сговариваются, Марья Федотовна испугалась:
— Ой, дорогие, что-то вы недоброе затеяли!
— Нет, доброе! — раньше всех ответила Клаша. — Очень даже доброе. Людям жить негде, а они — как собака на сене. Я это где хочешь скажу!
И вперила взгляд в стену — нет, в воображаемого обвинителя, взгляд убежденный и серьезный, — должно быть, мысленно уже спорила и утверждала свое. Палька с удовольствием наблюдал за нею, и вдруг к нему пришло слово, определившее Клашу: надежная. Она — надежная…
Обсуждение продолжалось, а Палька все смотрел на нее и думал — надежная, ни в чем не подведет, ни крутить, ни лукавить не станет. На такой жениться — не прогадаешь… И сам над собой посмеялся — ишь какие мысли в голову лезут! Оно бы, может, и неплохо — остепениться, да тут, кажется, Степка Сверчок дорогу перебежал?..
Провожать пошли Палька с Липатовым. Липатов жил недалеко от Клаши. У трамвая Клаша сказала:
— Спасибо, дальше не нужно. Иван Михайлович меня доведет.
— А если я вежливый и хочу проводить?
Клаша вздернула носик:
— Из вежливости? Вы предложили, этого вполне достаточно.
Вот оно как! С гонором девчушка!..
На ближайшую неделю все дела были отброшены — шла подготовка к захвату домов. Бухгалтер Сигизмунд Антипович проявил неожиданную изворотливость и подвел непредвиденные расходы под какую-то «растяжимую» статью сметы. Алымову удалось бешеным нажимом получить деньги в банке и выхватить под носом у других организаций целый вагон досок.
В мастерской опытной станции все, кто умел столярничать, делали рамы и двери.
Липатов всеми правдами и неправдами раздобыл несколько ящиков стекла. Обои купили «нефондовые», за наличный расчет — деньги собрали в складчину, у кого сколько есть. Для оплаты рабочих нашли еще одну растяжимую статью. Клаша подобрала комсомольцев различных строительных специальностей, в целях конспирации не сообщив им, где придется работать.
Всю неделю Палька часто встречался с нею. Они ездили добывать железные кровати и столы в каком-то общежитии, где у Клаши были друзья.
Клаша взяла Пальку «для храбрости», когда пошла к начальнику Автотранса просить на воскресенье машины «для комсомольской экскурсии», — Палька быстро разобрался, что начальник влюблен в Клашу, и с удовольствием наблюдал, как лукавая девчонка за одно спасибо получила десять автомашин.
Всю неделю он исправно провожал ее до дому. Они разговаривали о чем придется. Под беретом с хвостиком на макушке скрывался проницательный ум и много юношеской романтики, которая хорошо уживалась с незыблемыми принципами комсомольской активистки, судившей обо всем с забавной уверенностью. Клаша твердо знала, что правильно, а что неправильно, как поступать в одном случае, а как в другом, что общественно полезно и с чем нужно бороться. Кажется, года четыре назад Палька знал так же твердо. Единственное, чего Клаша не знала, — как не краснеть и не смущаться, но это нравилось Пальке, пожалуй, больше всего. Разговаривая с нею, он узнавал самого себя недавнего и все лучшее, что сохранилось в нем и в пережитых испытаниях окрепло, а в Клаше еще только созревало. Он чувствовал себя много старше ее и в то же время вспоминал, что ему всего двадцать три года.
