Агния Барто - Найти человека
Уважаемый Григорий Васильевич! Ставим вас в известность, что, к сожалению, ваше рождение не было зарегистрировано в Петерсхайне, в связи с чем нам не удалось получить сведения о ваших родителях…
Начальник отдела Бюро розыска
Исполкома СОКК и КП СССР
Е. Волкова»
Но через некоторое время в Бюро розыска пришло сообщение из Гамбурга.
«Согласно нашим данным, в 1950 г. в СССР был отправлен ребенок:
Чеботарев Георгий, родившийся третьего марта 1944 года в городе Карлсруэ…
Четырнадцатого-пятнадцатого апреля 1950 года был отправлен из Бад-Айблинга с репатриационньтм эшелоном через Брауншвейг в СССР.
Сведения о родителях:
Отец: Павел Чеботарев, родился в 1906 г.
Мать — Оксана, урожд. Мороз, гражданство советское, родилась в Полтавском уезде. Брак заключен в 1937 году. Оба работали с 9.2.1942 по 4.4.1945 г. в Карлсруэ, на германском оружейно-снарядном заводе, и жили в лагере. По сведениям отдела иностранцев в Карлсруэ, супруги Чеботаревы сразу же по окончании войны направились в один из трех лагерей для иностранцев и, вероятно, с одним из первых эшелонов были репатриированы в СССР.
С интересом ждем вашего ответа на вопрос о тождественности.
С совершенным почтением Стиве»
Я еще раз перечитала ответ из ФРГ; было непонятно — почему же мать Григория Чеботарева названа Оксаной, ведь в запросе говорилось о том, что его мать зовут Анной?
Листаю дальше бесчисленные документы… После того как стало известно, что Чеботаревы вернулись в Советский Союз, их стали искать на Родине. Понятно, что начали с Полтавской области, потому что мать Григория, по сведениям Красного Креста ФРГ, родилась в Полтавском уезде. Прочесали почти всю область, где искали уже не только Анну и Павла, но и Оксану.
Из разных районов области пошли ответы — «не значится», «не числится», «не проживает», — но широта и последовательность поиска все-таки привели к успеху. Оксану Мороз разыскали, но только оказалось, что она не мать Григория.
Дальнейшая переписка ведется на украинском языке. Оксана Мороз сообщает, что у нее есть сестра Ксения Трофимовна, которая сейчас выехала к сестре Анне Трофимовне в Волгоградскую область в гости. Запрос идет к Анне Мороз, но и она не оказывается матерью Григория. В конце концов выясняется, что он сын Ксении, которая пишет, «щоб вiн iхав, а то дуже скучала, щоб iхав до нас» и что у него есть «рiдна систричка».
Вновь просматриваю документы, ищу сообщение о встрече Григория с матерью, но не нахожу, а документов еще довольно много.
«Командиру части Советская Гавань… Просим вас не отказать в любезности сообщить, куда выбыл военнослужащий Чеботарев Григорий Васильевич 1944 года рождения после прохождения срока службы…
Е. Волкова»
«Полтавская область, Новосанжарский р-н, село Довча Пустошь.
Уважаемая Ксения Трофимовна! Разрешите поздравить вас с большой радостью… Ваш сын Чеботарев Григорий, но отчество ему присвоили Васильевич… служит в армии, моряк, в настоящее время находится в плаванье, как только он прибудет на место, так ему сразу сообщат ваш адрес. Высылаем вам его фотокарточки…
Начальник отдела Е. Волкова»
На этом дело заканчивается, но пока матрос Григорий Чеботарев еще в плавании…
Начитавшись дел, я на следующий день пошла к Евгении Яковлевне Волковой, фамилия которой так часто встречается в материалах поиска. Волкова — подтянутая, деловая, быстрая в движениях и решениях. Я поделилась с ней моими мыслями: хорошо бы сверить некоторые письма, адресованные в «Маяк», с теми заявлениями, которые приходили в Бюро розыска в течение многих лет… Евгения Яковлевна сразу заинтересовалась этой новой возможностью поисков. Быстро и четко сформулировала:
— Вы хотите выявить встречный розыск? Думаю, что мы сможем помочь вам. Ведь в наших картотеках зарегистрированы все, кто обращался с заявлениями в течение двадцати с лишним лет.
Тут же мы решили попытать счастья, проверить письмо Лютовой-Белецкой, которое я захватила с собой.
Не успели мы войти в картотечный зал, как Евгения Яковлевна выдвинула какой-то ящичек и с ловкостью фокусника из тысячи карточек вытащила одну, с фамилией Лютова.
— Ну вот, — сказала Волкова, — дочь зря боялась, что у ее мамы «не такая душа и не такое сердце». Мать искала ее в тысяча девятьсот шестьдесят втором году.
Евгения Яковлевна и другие сотрудники охотно согласились помогать радиопередаче. Начальник розыска Тихон Тихонович благословил наш деловой союз (примечательно, что фамилия Тихона Тихоновича — Школа. Организация, которой он руководит, и впрямь настоящая школа для каждого, кто причастен к поискам). Теперь мы стали часть писем отправлять для проверки по картотекам, и вскоре я уже говорила радиослушателям:
«Чудков Виталий Епифанович, я обращаюсь к вам. Вы, может быть, сначала были недовольны: ведь вы меня просили рассказать о вашей сестре Валентине Чуд-ковой по радио, а письмо было передано в Бюро розыска. И, к счастью, там как раз оказались сведения, что в 1958 году, в Пензе, Валентина Чудкова искала брата, но не Виталия, а Виктора. А вот сейчас, после вашего письма в «Маяк», выяснилось, что Виталий и Еиктор — одно лицо, то есть вы и есть!
Теперь о другой нашей совместной удаче. В «Маяк» обратился Валерий Борисович Бубенцов. Бывший воспитанник детского дома, он искал родителей. Его письмо тоже было отправлено в Бюро розыска, где имеется самая полная в Советском Союзе картотека воспитанников детских домов. Там и была найдена старая учетная карточка Валерия Бубенцова. В графе «Сведения о родителях» черным по белому было написано:
«Отец проживает в городе Сталинграде». Адрес такой-то. Все и выяснилось! Живы отец, бабушка, два брата и сестра Валерия. Так еще одна семья соединилась.
Вера Григорьевна Герцок, мне показалось, что те сведения, которые вы сообщили в письме, дают возможность проверить их по картотеке. И вот выяснилось, что живы и здоровы ваша мать Наголисова Наталия Васильевна и ваша родная сестра Анна Григорьевна…
Виктор Васильевич Гладышев, вы точно помните имена и фамилии вашей матери и трех сестер, поэтому и ваше письмо было передано в Бюро розыска. Оттуда пришла весть, что одна из сестер, Валентина Гладыше-ва, числится в списках бывших воспитанниц детского дома и что она в 1960 году тоже пыталась искать брата. Вот видите, поиск оказался взаимным, мы это называем «встречный розыск»…»
Успех встречного розыска был настолько очевиден, что хотелось все письма, где есть точные данные, а также письма бывших воспитанников детских домов посылать на проверку по картотекам. Но это невозможно. У сотрудников Бюро розыска (а их всего сорок семь) и своих дел невпроворот. Они и так остаются после работы, чтобы проверять хотя бы часть нашей почты.
Передо мной встала проблема отбора: какое из груды писем послать на проверку, какое из них найдет в картотеке встречные сведения? При выборе часто приходится доверять главным образом собственной интуиции. Такой «идеалистический» метод меня смущал, и я решила узнать, в почете ли интуиция у Петра Павловича Фокина, одного из самых опытных «искателей» Бюро розыска, который ведет наиболее сложные дела. Я спросила его: прибегает ли он в своей работе к интуиции?
— Безусловно, самое основное — интуиция, — ответил Петр Павлович.
Я вздохнула с облегчением.
ИЗ ДНЕВНИКА ПОИСКОВ
Часто в письмах нахожу упоминание о ремесленном училище. «Из детского дома меня направили в ремесленное», «Окончил ремесленное»…
Представление о ремесленниках для меня навсегда связано с войной. И с Уралом.
…Зима. Светает поздно. В темноте белеют сугробы на мостовой. Тротуары засыпаны снегом. Мороз лютый даже для Свердловска. Не мороз, а морозище! Дышать трудно.
В одно такое утро уговорились мы встретиться с Бажовым. Он опекал приехавших писателей-москвичей, обещал пойти со мной в цех, где работали подростки. Свидание было назначено под часами.
Небольшого роста, в длинной шубе, в меховой шапке, надвинутой на лоб, с заиндевевшими бровями и усами, с окладистой бородой, он неторопливо шел мне навстречу. Показался он мне дедом-морозом, неизвестно откуда появившимся среди городских прохожих.
И вот мы в одном из цехов завода, где особенно много подростков, живых, подвижных. Так и кажется, что они вот-вот затеют веселую возню.
Павел Петрович говорит негромко:
— Работают, не щадя себя. Устают.
И показывает глазами на одну из учениц у станка. Еще по дороге он рассказал мне, что у нее заболели руки и сменный мастер предложил ей перейти на более легкую работу. А четырнадцатилетняя Груня чуть не расплакалась.
Я удивилась, когда Павел Петрович, без тени улыбки, назвал паренька лет тринадцати Алексеем Ивановичем. Оказалось, что Бажов, узнав о мальчике, перевыполнявшем норму, стал величать его по отчеству.
