Антонина Коптяева - Собрание сочинений. Т.1. Фарт. Товарищ Анна
Ветер вздувал пузырем распоясанную рубаху Никитина, трепал пряди его мягких волос. Мишка стоял на краю неглубокой ямы, ожидая, пока другой старатель нагружал тачку. Откатку производили двое, три человека работали в яме, маленькая артель была вся налицо. Деляну эту они получили недавно и торопились использовать последние хорошие дни уходящего лета.
С весны Никитин уже успел переменить несколько делянок, но нигде не заработал. Неудачи не особенно огорчали его. Он не привык серьезно задумываться, не умел рассуждать, а жил беспечно и просто.
Пить водку Мишка научился еще совсем желторотым юнцом. Вступая в комсомол, обещал прекратить выпивку, однако старательская среда, в которой он находился, не допустила подобного отступничества. Везде, где он появлялся, старатели настойчиво угощали его, и он не мог отказаться; после гульбы жестоко сокрушался, получая нагоняй в ячейке, раскаивался… и снова не выдерживал.
Когда его исключили, он сначала загрустил, а потом махнул рукой и увлекся поисками фарта.
Сейчас Мишка стоял и думал о предстоящих промывках, вспоминал, как фунтили на Верхне-Незаметном в двадцать четвертом году. Он заработал тогда в одно лето около десяти фунтов золота, а ему не было и семнадцати лет. Не зная, что делать с таким сказочным богатством, он очертя голову проиграл добрую половину в карты, а остальное прокутил в компании прихлебателей, восхищенных его щедростью и безрассудным молодечеством. С тех пор и закрепилась за ним горькая слава компанейского парня.
Закончив углубку ямы, старатели отдохнули и начали вскрывать «торфа» вверх по деляне. Мишка Никитин работал теперь в забое. Из-под кайла его так и брызгали белые искры, обрушивались плотные комья породы.
Подравнивая низ забоя, он ударил кайлом раз, другой, и вдруг что-то блеснуло перед его взглядом. Он застыл, подавшись вперед напряженным телом, и все мысли мгновенно исчезли, осталось только вот это: кайло в руках, буро-желтая разрушенная земля и яркая царапина в углублении забоя. Старатель упал на колени, ковырнул блестящее, и из-под железного носа кайла вывернулся на его ладонь небольшой грязный камень.
По одному весу, не глядя, он узнал бы, что это золото, поднялся, ошалелый от радости, и долго протирал находку подолом рубахи. Остальные старатели нетерпеливо переминались вокруг, ревниво и жадно следя за каждым его движением.
Матово-желтый, поцарапанный сбоку самородок, похожий по форме на уродливую картофелину, глянул на них с Мишкиной ладони. Он переходил из рук в руки, им любовались, нежно оглаживали его неровности.
— Фунта полтора потянет! — сказал бывший зимовщик Быков, прикидывая находку на вес.
— Да, пожалуй, не меньше.
— В конторе определят.
— Сдавать понесем — узнаем.
«Сдавать в контору…» Эти слова сразу охладили пыл золотоискателей, и они присмирели, призадумались: всем стало жалко отдать самородок. Не то что они мало получили бы за него — оплачивали неплохо, но так заманчиво иметь свое золото! Хоть пропить, хоть перепродать, но распорядиться им по собственному усмотрению. У косого Быкова даже руки затряслись.
Все без слов понимали настроение друг друга и чувствовали себя неловко. Некоторые раньше занимались хищением, но вместе собрались впервые, еще не снюхались, да и как утаить самородок на пятерых?!
— Может, там еще есть? — выразил общую мысль артельщик Григорий, и все принялись искать, разгребали породу, осторожно кайлили, растирали комки в ладонях. Несколько маленьких самородков успокоили их, и Быков пошел за лотком.
Народу в вершине ключа было мало, и до вечера артель незаметно промыла лотков двадцать. Прежде чем идти в барак, копачи договорились, что никому не скажут о своем фарте, и два дня будут мыть тайком: они числились на подготовке, и горный надзор к ним заглядывал редко.
Мишка тоже согласился на хищение. Он хотел оставить себе найденный им самородок, хотя и не представлял, куда приспособит эту огромную золотину.
На другой день утром, выйдя из барака, он увидел Григория, разговаривавшего с китайцем в круглой шляпе и дабовых штанах с отвислой мотней. Мишка не сразу узнал в этом старателе, худом и длиннозубом, веселого Саньку Степанозу.
Артельщик отошел в сторону, подмигнул Мишке.
— Просится в артель, — сказал он, кивая на китайца, — учуял, где жареным пахнет. Пай вносит шестьсот рублей… Примем, что ли?
Мишка недовольно насупился.
— Откуда он узнал? Натрепался кто-нибудь?
— Да ты не бойсь, с ним удобней… Перепродать али еще чего, рисковать на стороне не придется. Теплого время осталось мало, впятером все равно не успеем отработать.
— Как хотите, — сказал Мишка уклончиво.
Он все-таки надеялся, что остальные члены артели запротестуют. Однако из дальнейшего стало ясно, что вопрос о принятии новичка уже решен заранее: никто не удивился появлению китайца на деляне, и Григорий ни с кем больше не советовался.
За три дня они набили золотом увесистый мешочек и начали промывку на бутаре: срок подготовительных работ кончился, скрываться дольше было невозможно.
Вечером после первой промывки, давшей артели семьсот сорок граммов, в бараке началась пьянка.
Перед гулянкой Мишка, еще не успев заложить как следует, взлохмаченный и счастливый возвращался из ороченского магазина с котомкой, набитой продуктами, бутылками спирта и двумя буханками хлеба в руках. Сокращая путь, он пробирался в стороне от тропы, отводил растопыренными локтями ветки кустарников, и мшистая земля беззвучно колебалась под его легкими шагами.
— Жалко, мы вместе не пошли, — сказал впереди приглушенный голос. — Вдвоем мы бы во…
Мишка словно налетел на глухую стену, разом подался назад и замер.
— Его стреляй! — ответил китаец и злобно сплюнул. — Кругом мешает компанья с Сережка Ли. Тебя союза не пусти, хочет справка получи из ваша деревня. Меня грози высылка, как чужого элемента. Какой вредный люди! Я двадцать пять года живи на русски сторона, такой плохой не видал.
— Жалко, м-мы бы его… вдвоем-то… — промычал первый, и Мишка узнал голос Быкова.
Потом они пошептались неслышно и пошли к бараку. Никитин, прижимая к груди еще теплый хлеб, двинулся следом. Ночная птица ширкнула его крылом по лицу, и от неожиданности он чуть не выронил одну буханку.
«Вот напоролся на приключение!» — думал он, поглядывая то на быстро темневшее небо, то вперед, чтобы не упустить Быкова и его спутника. Когда свет из окошка упал на них, он узнал круглую шляпу Саньки и вырванный углом лоскут на рукаве его китайской кофты.
В бараке было пьяным-пьяно, но Мишка в этот вечер пил мало, подолгу задумывался, щуря выпуклые светлые глаза, тихонько насвистывал.
Утром он отозвал в сторону желтого с похмелья артельщика и, глядя ему в упор в широкую, стянутую рубцом переносицу, сказал приглушенным голосом…
— Этот, ходенька-то твой… он Черепанова высторожил.
— Да ну? — искренне удивился Григорий. — Ах он, холера! Он ведь ладил в старшинки попасть в восточной артели, а Черепанов да Сергей Ли всех китайцев против него восстановили. На Сергея старшинки тоже грозятся. Мстительные они до ужаса. — Григорий переступил с ноги на ногу, спросил с неловкой усмешкой. — Что же ты теперь будешь делать?
— Заявлю, — жестко сказал Мишка.
Глаз артельщика воровато забегал, широкое лицо его покрылось от волнения бурыми пятнами.
— Покорно благодарим! Он же нас засыплет насчет утайки-то! Вместе ведь хитили… Тогда нас с делянки сразу выметут.
Об этом Мишка не подумал. Углы его толстых губ опустились. Григорий, заметив растерянность парня, хлопнул его по плечу, сказал ласково:
— Брось, Мишуха! Чего нам ввязываться в чужие дела! Один раз пофартило в кои годы, и то пойдет псу под хвост. Не по-товарищески будет с твоей стороны. Они с тобой не больно цацкались: как не поглянулся, так и вытурили в беспартийные. От всей души советую — не связывайся!
Слова эти крепко поколебали Мишкину убежденность. В самом деле: Черепанов остался живой, в драках люди еще сильнее увечат друг друга, и никто бузы не поднимает. Не стоит из-за пустяков лишаться хорошей делянки.
Артельщик сразу повеселел и обращался с Мишкой заискивающе-дружелюбно.
Однако общество Быкова и Саньки после подслушанного разговора стало тяготить Мишку.
«Собралось жулье на легкую поживу!» — злился он. Особенно раздражал его вид угрюмого Быкова. Потом он вспомнил Егорку Нестерова. «Сидит парень ни за что!» Конечно, знакомство у них малое, но разве это по-товарищески — не выручить его из беды?
28Когда милиционеры вывели Егора из барака, одна только Надежда проводила его. Она молча шла рядом с ним, теребя край фартука, пока милиционер не отстранил ее. Егор несколько раз оглядывался и видел, как неподвижно, опустив руки, стояла она на тропинке.
