Людмила Уварова - Лики времени
Где-то он теперь? Да и жив ли?..
Сергей Витальевич аккуратно отделил ножом кусочек от кулебяки, поддел вилкой, надкусил, зажмурился от удовольствия:
— Давно уже не едал ничего подобного…
Клавдии Сергеевне хотелось спросить, почему давно не едал, но она постеснялась, не спросила. Он сам сказал:
— С той поры, как умерла жена, ни разу еще не пробовал того, что мне по вкусу.
— Что же вам по вкусу?
— Все печеное, всякого рода пироги, кулебяки, булочки, печенье, моя жена была мастерица, каких поискать…
Потом он заговорил о чем-то другом, незначительном, заставив себя улыбнуться, она безошибочно поняла: ему не хочется, а он все-таки заставляет себя насильно улыбнуться.
Когда пили чай, он спросил:
— Вы одна живете, как мне думается?
— Одна, — ответила Клавдия Сергеевна. — Совсем одна.
И так же, как он давеча, заставила себя улыбнуться, будто бы говорила о чем-то веселом.
Он посидел немного, глянул на часы раз, другой, стал собираться.
— Не могу долго засиживаться, есть одно дело, которое невозможно откладывать.
— Что за дело?
— Погулять с собакой, — он вопросительно глянул на нее. — Вы как относитесь к собакам?
— Отношусь хорошо, только не имею права их заводить.
— Почему так?
— Я же, как видите, одна, почти все время на работе, а с собакой, знаете, гулять надо, и потом, вообще живое существо, которое, безусловно, требует внимания, а если я не могу ей посвятить много времени, как тогда?
— Мне нравится, что в вас развито чувство ответственности за другого, — сказал Сергей Витальевич. — В наши дни это не так уж часто встречается…
Она подумала: очевидно, он человек добрый, подобно всем добрякам любит искать в людях что-нибудь хорошее и радуется, если находит…
На прощанье он поблагодарил ее за чудесный вечер, так и сказал: «чудесный вечер», и попросил разрешения, коль скоро она не против, навестить ее в воскресенье, может быть, пошли бы куда-нибудь погулять?
— А я не дежурю? — спросила Клавдия Сергеевна, мысленно подсчитала про себя, нет, дежурство выпало на субботу, воскресенье было свободным.
В воскресенье он, как и договорились, явился к ней в полдень, по радио только что отзвучали сигналы точного времени.
— По вас можно время проверять, — сказала Клавдия Сергеевна.
— На том стоим и стоять будем, — ответил он. — Ведь точность — это прежде всего вежливость, разве не так?
Светило солнце, но было еще прохладно, весна все медлила, как бы ждала какого-то особого сигнала, то и дело налетал холодный ветер, низкие тучи заглатывали солнце, потом тучи исчезали, снова ярко светило солнце, казалось, еще немного — и окончательно потеплеет.
— У меня идея, — сказал профессор, когда они вышли на улицу. — Мы возьмем сейчас такси, заедем ко мне домой, заберем мою собаку и отправимся все вместе гулять в Измайловский парк. Хорошо?
— Хорошо, — отозвалась Клавдия Сергеевна. — Вот мы и познакомимся с вашей собакой.
Лицо его просветлело.
— Чудесно, а то ей, бедняжке, нечасто приходится побегать вволю…
Профессор жил в большом растянутом в ширину доме с красными лоджиями и зеркально поблескивающими окнами. Внизу в доме находился магазин «Богатырь», рядом магазин «Цветы».
— Подождите, пожалуйста, я сейчас, — сказал Сергей Витальевич.
Клавдия Сергеевна проводила его взглядом. Он шел быстро, на ходу равномерно помахивая руками, походка у него была молодая, глянуть издали, со спины, можно подумать, молодой человек, одно плечо выше-другого, не дойдя до двора, обернулся, поискал глазами машину, что-то крикнул, Клавдия Сергеевна не разобрала слов, и скрылся во дворе, под аркой.
Спустя минуты три-четыре появился снова, держа за поводок большую рыжую дворнягу, лохматую донельзя, бежавшую рядом с ним, на высоких, обросших рыжей шерстью лапах. Морда у собаки была презабавной — круглые выпуклые глаза в белых «очках», черный, задорно вздернутый нос, вокруг носа тоже белые «очки», казалось, собака все время улыбается.
— Наш Рыжик приветливое и улыбчивое существо, — сказал Сергей Витальевич, — ну, Рыжик, лапу!
Рыжик нехотя, боязливо протянул Клавдии Сергеевне лапу. Она пожала лапу, погладила Рыжика по голове, Рыжик безразлично глянул на нее, потом изловчился, лизнул Сергея Витальевича в щеку. Шофер такси, брюзгливый, видать, недобрый, недовольно пробурчал:
— Грязи мне натаскаете с вашим псом, убирай после за ним…
— Я вам оплачу все ваши терзания, — спокойно прервал его Сергей Витальевич, и Клавдия Сергеевна мысленно поразилась: не ожидала, что профессор может дать надлежащий отпор, ведь поначалу он показался ей робким, каким-то безответным.
В Измайловском парке было еще мало народа, лишь кое-где на дорожках попадались одинокие прохожие, иные с собаками, одна женщина прогуливалась с огромным серым котом; профессор натянул поводок потуже, потому что Рыжик зарычал, стал рваться к коту, не обращавшему на него ни малейшего внимания.
— А ну, тише, — сказал профессор. — Перестань, Рыжик, он на тебя даже и глядеть не хочет, разве не видишь?
Обернулся к Клавдии Сергеевне:
— На редкость эмоциональная, легко возбудимая натура.
— Давно он у вас?
— Около шести лет. Его покойная жена как-то нашла, открыла дверь лифта, а там на полу крошечный комочек, ярко-рыжий, мы его так и хотели назвать «Огонек», он с годами побледнел, а то был просто как огонь. Жена сказала: зачем так вычурно, лучше просто — Рыжик. А как бы вы его назвали?
— Может быть, Найденыш? — предположила Клавдия Сергеевна, тут же опровергла себя: — Нет, Рыжик, лучше всего!
— К сожалению, невестка невзлюбила собаку, — заметил Сергей Витальевич. — Не выносит его, просто ни в какую! И, странное дело, сын, я вижу, тоже перестал его любить, раньше души не чаял, а теперь…
Он не докончил, махнул рукой.
— Как можно не любить собак? — спросила Клавдия Сергеевна. — Наверное, она у вас плохой человек.
Сказала и испугалась, зачем так говорить, ему неприятно слушать, но он нисколько не обиделся, напротив, кивнул головой, соглашаясь.
— Вы правы, это все особ статья, как говорится. Давайте сядем вон на ту скамейку, я вам поведаю, что могу…
Скамейка стояла под разлапистой, должно быть, старой-престарой сосной, земля вокруг была в прошлогодней хвое; Рыжик вскочил на скамейку, уселся рядом с хозяином, поглядывая на него темно-карими выпуклыми глазами.
— Понимаете, сын у меня не совсем обычный, он заика и ужасно стыдится этого недостатка.
— Не такой уж большой недостаток, ничего в этом особенного нет!
Сергей Витальевич сложил вместе пальцы рук.
— Согласен с вами, но его не уговорить. Сколько раз и я и жена уверяли Игоря: перестань стесняться, забудь об этом напрочь…
— Разве он не пробовал лечиться?
— Пробовал, и не раз, но у него не хватало терпения методично выполнять все предписания врачей. Он начинал и бросал, он у нас вообще такой, быстро вспыхивает и так же быстро угасает, непоследовательный, противоречивый…
Сергей Витальевич не докончил, Клавдия Сергеевна продолжила:
— А все равно любимый.
— Куда денешься? Разумеется, любимый… — Он глубоко вздохнул. — С юных лет у Игоря бывали приступы различных настроений, подчас самых противоположных. То он безудержно весел, то вдруг впадает в меланхолию, когда была жена, приступы повторялись реже, она умела как-то благотворно-успокаивающе воздействовать на него, потом, когда ее не стало, я начал замечать: с каждым днем он становился все более неуравновешенным, легковозбудимым…
Сергей Витальевич замолчал, время от времени поглаживал голову Рыжика.
— Как-то он сказал мне: я с первого своего дня запрограммирован на неудачи. А недавно вот еще что выдал: единственно, что мне удалось в жизни, это — не оправдать никаких ожиданий и не осуществить ни одного своего желания.
— Мне жаль его, — сказала Клавдия Сергеевна.
Сергей Витальевич повернулся к ней:
— А мне, думаете, не жаль? Поверьте, иногда кажется, жена умерла так рано только из-за Игоря, потому что сильно переживала за него…
Он отцепил поводок от ошейника, приказал Рыжику:
— Давай, побегай…
В одно мгновение Рыжик пустился бежать во все ноги.
— Нравится вам Рыжик? — спросил профессор.
— Очень, чудесный пес, — искренне сказала Клавдия Сергеевна. Вспомнила: тот, о ком, как бы ни старалась, не могла окончательно позабыть, не любил собак, и они почему-то тоже не выносили его, стоило ему приблизиться к какой-нибудь самой маленькой псине, как она тут же начинала рычать. Почему? Кто бы мог ответить?..
— Жена умерла, мы остались с Игорем вдвоем, — продолжал профессор. — Два довольно беспомощных мужика, один уже, как видите, в годах, другой совсем еще мальчик, едва двадцать один исполнилось. И тут подвернулась одна особа, работала на кафедре в том же институте, в котором Игорь заканчивал пятый курс. Полагаю, жена была бы против этого брака, ведь, признаюсь по секрету, моя невестка старше Игоря на восемь лет, да и я не в большом восторге от этого…
