Аркадий Первенцев - Остров Надежды
С балкона отеля «Борг» в Исландии совсем по-другому выглядел небесный фейерверк. Узкие лучи трепетно поднялись из-за гористого плато, будто свет далеких прожекторов, установленных в центре плато Одада-Храуна — «лавовом творении дьявола», пытались пробить облачность и дымы, висящие над столицей. Затем появились лучистые облака в другой части неба, вспыхивали ярче, бежали навстречу друг другу или пытались уйти подальше, а все же соединялись, и тогда стойко держалось светлое пятно, нервное, чуткое, трепетавшее отнюдь не по воле ветров. Светящиеся облака вытягивались в некое подобие Млечного Пути, становились, похожими на гривы и, наконец, принимали форму радуги, укрепившись на двух основаниях, как бы опущенных в волны Атлантики.
Тогда хотелось покинуть шумный отель, скорее добраться до холма, где в одиночестве стоял у своей бронзовой ладьи викинг Ингольфур Арнассон, первым причаливший к неизвестному острову, окованному голубыми льдами. Мятежный норман, бежавший от гнева своего короля, стоял в кольчуге и шлеме, с широким мечом на бедре, опираясь одной рукой на ладью, второй — на алебарду-трезубец.
Радуга изломалась, рухнули ее основы, опять затрепетали лохматые гривы, в зрачках закружились голубоватые и зеленые точки. Еще полчаса — и все исчезло. Только вдали, в направлении Гренландии, угасал световой столб, похожий на обессиленную над знойной степью дождевую тучу.
В Юганге человек у гранитных расщелин мог наблюдать только то, что его окружает вблизи. Всполохи высвечивали длинные китообразные спины и высокие рубки подводных лодок. По их овальным бортам, будто по коже кимвалов, стекали потоки жгучего для зрения космического света. Озаренная вода гребнисто бежала к подножиям мрачных гранитных утесов и там фосфористо ласкалась, пенилась и убегала.
Глаз не оторвать, а сколько можно передумать, понять ничтожество и могущество человека, вступившего в сражение с природой!
Неожиданно возле Дмитрия Ильича возникла женская фигура, закутанная в шарф и меха. Дмитрий Ильич узнал Танечку Лезгинцеву.
— Любуетесь? — Она подала руку в варежке, посмотрела из-под намерзших ресниц.
— Любуюсь.
— Задыхаетесь от восхищения?
— Нет. Мне несколько не по себе, — признался он.
— Тогда похвально. — Она вытащила руку из варежки, подула на пальцы. — Делали мне маникюр, порезала, дуреха… Как вы будете описывать северное сияние?
— Подумаю. Еще не решил.
Опаловое облако, возникшее над высотами в северо-западной части неба, постепенно светлело, вытягивалось вверх, струилось бледно-игристыми полосами. Если искать сравнения — опахала, разметающие черное небо.
— Ничего подобного, — выслушав Дмитрия Ильича, возразила Танечка, — северное сияние напоминает мне полотнище белого шелка, когда ветер колышет. Именно белого, а не радужного.
— Есть все же цвета, они почти неуловимы. Вглядитесь — голубоватость, а вон чуточку аловатое.
— Не вижу… Василек! — обратилась она к одному из проходивших мимо офицеров. — Скажите… Это журналист Ушаков, не опасайтесь, мы секреты не будем из вас выуживать…
— Ну, я… что вы… — Василек засмущался.
— Скажите, что напоминает сияние?
— Сияние? — Он подумал, обернулся к товарищам, сгрудившимся возле Танечки. — Мне думается, оно похоже на пробегающую цветную музыку.
Его спутники засмеялись, посыпались уничтожающие реплики.
— Тихо! — прикрикнула на них Танечка. — Он сказал гениально. Пробегающая цветная музыка. А еще? Более реально.
— Более реально, Татьяна… — Отчества не назвал, замялся: — Я-то сам рязанский, потому скажу… Напоминает пряди белого, хорошо вытрепанного льна, длинные пряди. Поглядите, как ими размахивает кто-то сидящий за горизонтом!
— Браво, Василек, браво! — воскликнула Танечка. — Я сказала — шелк. Почти одно и то же… Теперь радует вас или печалит это явление?
Дмитрий Ильич удивился: все офицеры наперебой сообщили Танечке, что северное сияние их радует, поднимает дух, будоражит.
Когда они удалились веселой гурьбой, Дмитрий Ильич сказал:
— Вас встретили, потому и будоражит. Не северное сияние, а вы, Танечка.
— Отлично! — Танечка прильнула к нему, в своей меховой шубке, как зверек. — Вы умеете говорить комплименты. Кстати, Василек из нашего экипажа. Юноша, а уже командир боевой части. Его специальность — ракеты. Акулов. — Пошутила: — Случится идти на дно, родственнички перекусят его в последнюю очередь. — И сразу о другом: — Почему вы сбежали от нас? — Она игриво похлопала его варежкой по плечу, снова подула на озябшие пальцы. — Ну-ка погрейте… — И забралась к нему в рукавицу. — Какая у вас горячая кровь, Митенька! — сказала и громко засмеялась.
Сияние продолжало плясать. Полосы рассеянного света сгустились, оторвались от горизонта и, свернувшись лентой, заиграли свежими красками.
— Теперь чуточку лучше, — отметила Танечка равнодушно, — режиссер перестроил мизансцену. Правда, недурной у него осветитель? — Не дожидаясь ответа, сказала: — Покажите, как вы устроились? Не понравится, перетащу к себе.
— Не знаю, как… — Дмитрий Ильич запнулся.
— Думаете, глухая провинция и люди не могут вести себя, как люди? — Она подтолкнула его и повела по лестнице вверх.
На втором этаже отдышалась, расстегнула воротник шубы, поправила кофту.
Она стояла близко от него, выше на ступеньку. Он чувствовал запах духов.
— Пошли дальше! Не вздумайте меня обнимать, — засмеялась. — В этих вопросах я сама проявляю инициативу.
— Забавно. Вы или…
— Или ненормальная, или штучка? — перебила она. — Это хотели сказать? Отвечу. И то и другое.
Татарка открыла дверь, исподлобья оглядела гостью.
— Вы к кому, гражданка?
— К нему, молодушка. К нему. Здравствуйте, милая, — сунула руку привратнице и, напевая, зашагала по коридору. Хлопала варежкой по дверям: — Люкс, люкс, полулюкс. Сюда вас разместили? Полулюкс?
— Не угадали. В пролетарской.
— Флотское гостеприимство! Если без широких галунов — в конуру.
В комнате потянула носом, поморщилась:
— Мой благоверный сказал бы: параметр пара не тот. — Повела плечами. — Снимите. Жарко.
Оставшись в пунцовой кофточке и шерстяной юбке, присела к столу, щелкнула сумкой, закурила сигарету «Астор». Пачку с каким-то важным стариком иностранцем небрежно бросила на стол. Увидела водку. — Налейте-ка, — попросила она, — вы еще не начали? Разве вас не посещал розовый старый поросенок?
— Какой такой поросенок? — переспросил он, хотя сразу понял — имеется в виду Белугин. — И почему старый?
— Вы не спрашиваете, почему розовый?
— Если поросенок, значит, розовый, — Дмитрий Ильич поддался ее шутливому тону. Отвинтил пробку, ополоснул граненый стакан. — Полный или половину?
— Спрашиваете! Конечно, полный.
— Да? Пожалуйста! Осторожно, чтобы не расплескать.
— Поставьте и налейте второй.
— Второго нет. Кликну молодушку.
— Не надо, — указала на латунный наконечник бутылки и проследила не за его руками, когда он наливал, а за выражением лица. — А вы ничего… Митенька! Ваше здоровье!
— Помилуйте, Танечка. Вы же просили стакан!
— Стакан вам. Вы мужчина. Давайте не ломайтесь. Надоели мне до смерти беспорочные мужья. Скучно с вами. Забыли пушкинские времена. Эх вы, мужчинки!..
Она настойчиво заставила его выпить. Молча, сосредоточенно выкурила еще сигарету.
В окне продолжало плясать ртутное флуоресцирующее пламя. Она попросила погасить лампу. Притихла, наблюдая за быстрыми изменениями светотени. Ее освещало только с одной стороны, отчего резче очерчивался восточный профиль смуглого лица.
— Юганга. Ворота четырех океанов! Как еще! А мне здесь тоскливо до жути. Я жена моряка. Как невыносимо! Кто понимает, что такое жена моряка? — Она встала, крутнулась на одной ноге, нарочито свалилась на руки Дмитрию Ильичу. — Ну, целуйте!
Он принимал все за шутку.
— Целуйте, Митенька! — И сама притянула его к себе, прижалась губами, поспешно высвободилась, переменила тон. — Все! Хорошего понемногу. Подайте мне шубу и проводите. Увидят? Ерунда. Ужинать с Белугиным? Ах да, ужин с Белугиным пропустить нельзя. Тогда ладно. Завтра прибывает начальство, подумаю, кого из них пригласить. И вас прошу… Я выйду отсюда одна. Отменяю прежний приказ — не провожайте!
6
За ужином Белугин держался несколько странно. Задавал отвлеченные вопросы о преимуществах командированных и рассказал пару случайно возникших неприятностей из-за вольного обращения с дамским полом. Попытки уйти в другую область не удались. Раздосадованный полунамеками, Дмитрий Ильич попросил своего спутника объясниться без всякого лукавства.
