Евгения Изюмова - Аттестат зрелости
С людьми Окунь старался держаться независимо, не расслаблялся. А потом в классе появилась Витка Осипова, Васька приударил за ней и даже забыл про свою боль, гвоздём засевшую в сердце. А здесь, в лесу, никого нет. Хочешь - пой, хочешь - кричи. Он так и сделал, закричал на весь лес: «Я – Окунь! - и улыбнулся: - Ребята рты разинут, как увидят меня». Он жалел, что сразу не согласился пойти с классом в деревню, где они осенью копали картошку, с концертом. Васька хорошо играл на баяне, потому Ольга Огуреева, их комсорг, попросила пойти с ними, но Окунь только ухмыльнулся в ответ. А сейчас жалеет об этом: только-только ребята оттаяли по отношению к нему, а он взял да опять «выпендрился».
Васька лихо вылетел на пригорочек. На секунду задержался, окинул взглядом синее небо. Красота! Посмотрел вдоль лыжни, которая спускалась вниз, делала поворот влево и скрывалась в сосняке. На лыжне торчал странный пенёк.
«Хм... - подумал Васька, - а как же ребята спустились?»
Окунь, пригнувшись, скользнул вниз, и в самый последний момент увидел, что это не пень, а лыжник. Окунь поспешно и неловко тормознул правой лыжней и упал.
- Вот и я так же упала. Корень там, под снегом, - раздался тихий голос. Васька сбил на затылок шапочку, посмотрел на «пенек», удивился:
- Веселова? Ты чего кантуешься здесь?
- Ногу подвернула, - Настя ответила, не глядя на Окуня.
- А ребята где? - Окунь поднялся, отряхнулся и стоял, навалившись грудью на палки.
- Ребята ушли.
- Как ушли? - поразился Окунь. - Бросили тебя здесь? Даже Рябинина твоя распрекрасная?
Настя ещё ниже склонила голову.
- Я ведь плохо на лыжах хожу. Как упала, сначала не было больно. Пока поднималась, ребята ушли вперёд. Думала, догоню, а идти не смогла, - виновато сказала Настя. – А Светка со своими пионерами в Волгоград уехала, её нет с нами.
Настя пошевелила левой ногой. Лыжу она сняла и поставила на неё больную ногу.
- Где болит? - спросил Окунь, злясь на Веселову, что понесла её нелегкая на лыжах. Так и сказал: - Могла бы и на автобусе доехать, чего поперлась на лыжах. А мне вот что с тобой делать?
Настя смущенно улыбнулась:
-Я хотела с ребятами.
Окунь раздражённо повторил:
- Ну и что с тобой делать?
Настя нахмурила широкие русые брови:
- А я тебя не держу! Иди.
Она попыталась встать на больную ногу, ойкнула и опять опустилась на лыжу, на которой сидела. Слёзы потекли по её широкоскулому веснушчатому лицу.
- Ну и уйду! Не могла с такого плёвого спуска съехать! - и Окунь, сильно оттолкнувшись палками, исчез за поворотом.
Настя глубоко вздохнула, спрятала лицо в коленях и заплакала громко, навзрыд. Ей было страшно сидеть одной в лесу, обидно, что ребята до сих пор не хватились её. Она не знала, как добраться до города. Пять километров - пустяк, да нога сильно болит. Настя почувствовала, что и холод пробирается под болоньевую, уже задубевшую курточку.
- Не плачь, Настя! - услышала она вдруг Васькин голос. - Не надо, ну чего ты? - Окунь потряс девушку за плечо. - Ну, перестань, слышишь?
Окунь стоял перед Настей боком, поперёк лыжни. Настя плакала, не поднимая головы, но старалась делать это беззвучно. Окунь присел, приподнял голову Насти ладонью за подбородок.
- Не плачь, Настя, выберемся мы отсюда...
Окунь в злом запале пролетел немного по лыжне, руки и ноги двигались как-то сами собой, помимо Васькиной воли. Но на душе стало нехорошо. Окунь подумал, что он сейчас - единственный во всем мире человек, который может помочь Веселовой в беде. Васька затормозил, рывком перекинул одну лыжу назад, потом другую, и заскользил обратно.
Он увидел, что Веселова сидит на том же месте, уткнув лицо в колени. Когда он подъехал ближе, понял, что Веселова жалобно плачет, как брат Валерка, чьих слёз Окунь не мог терпеть, сам чуть не плакал в тот миг и спешил успокоить брата. Потому и пожалел Окунь Настю Веселову, даже неожиданно для себя назвал её по имени...
- Ну не плачь, Настя! Где болит? - приговаривал Окунь, словно утешал своего Валерку, и даже погладил её по голове. - Где болит? Давай посмотрим... - Окунь взял в руки Настину ногу и сильно дернул.
Настя вскрикнула, упала от неожиданности в снег.
- Ты что?! Больно же!
- Да... Это растяжение, синьорита Веселова, а не вывих... Это уже лучше. Холодный компресс и покой ноге, - от улыбки на щеках Окуня появились ямочки.
- Откуда ты знаешь? - недоверчиво спросила Настя,
- Да уж знаю, сын врача все же, - криво усмехнулся Окунь, - знаю...
То, что Насти нет, первой обнаружила Люда Конева. Ей надоела игра в «догонялки» друг за другом, которую затеяли парни, и потихонечку ехала сзади всех. Она хорошо видела каждого впереди идущего: Оленьков рвется вперед, его догоняет, наступая на задники лыж, Герцев...
«Выпендриваются», - подумала Конева.
За Оленьковым и Герцевым спешили Лариска Кострова и Андрюшка Горчаков из десятого «А». Окунь отказался играть на баяне, и девчонки попросили об этом Горчакова, все равно ведь увяжется за Лариской. Он, конечно, играл хуже Окуня, но выбирать не приходилось, так как в десятом «Б» баянистов больше не было.
Остальные растянулись редкой цепочкой друг за другом, а вот Насти Веселовой не было. Конева оглянулась раз, другой... Настя шла последней, может, отстала немного? Но и сзади Насти не было.
- Ребята! - крикнула Конева. - Эй, Оленьков! Стойте! Насти нет!
Строй рассыпался. Некоторые прямо по снежной целине спешили к Люде.
- Как нет? Где же она? Лариска! Кострова! Ты же шла впереди Насти! Где она?
- Шла... А потом вдруг вперед ушла... - растерялась Лариса.
- Настя! Настя-а-а! - крикнули хором, сложив ладони рупором.
Тишина. Кругом зимняя звонкая тишина...
- Настя! Веселова! Где ты?!
Эхо отозвалось вдали: «А-а-а... о-ва-а... е-ты-ы-ы». А Насти не слыхать.
- Мальчишки, надо что-то делать, - заволновались девушки.
- А что тут думать? - сказала Оля Огуреева. – Надо кому-то назад идти.
- Дорвались, заскакали все... - забурчала Кострова.
- А ты не заскакала, что ли? - набросилась на неё Конева. - Настя плохо на лыжах ходит, ты же знаешь, а ты первая понеслась.
- Да не ссорьтесь вы! - урезонила их Ольга. - Парни, ведь идти надо назад, искать Настю.
- Я пойду, - вызвался Герцев. Остальные сконфуженно молчали. Не очень-то хотелось топать обратно, когда большая часть пути уже пройдена.
- Я с тобой пойду, Сергей, - сказала Оля Колесникова, - А то наши мальчики, как зайчики.
- Ха, ха! - засмеялся Герцев. - Не хватало, чтобы ещё одна потерялась. Вы идите в село, а мы – Настю искать. Завтра позвоним в сельсовет и приедем на автобусе. Граф, иди с девчатами, Игорь - со мной! - и зашагал назад, уверенный, что Оленьков не захочет ссориться с Ольгой Колесниковой, не останется.
Они шли ходко, пока не стало смеркаться. Время от времени кричали, звали Настю. Но девушка не отзывалась. Холодок страха пополз у парней по спинам: где же Настя? Куда делась? «А вдруг волки напали?» - подумал Герцев, посмотрел на товарища и прочёл в его глазах то же самое. И они побежали по лыжне ещё быстрее.
Быстро темнело, и ребята шли осторожно, чтобы не налететь в темноте на деревья. Хорошо, хоть небо безоблачное, луна подсвечивает сквозь кроны сосен, и лыжня немного видна.
- Настя! - крикнули, и эхо вдруг донесло: «Ребята, мы здесь!»
- Серый, это Настя! - рванулся вперёд Оленьков, обгоняя Герцева.
Через несколько минут они наткнулись на Веселову. Настя ехала... на спине Васьки Окуня.
- Рыба, ты откуда? – буквально рты разинули Герцев и Оленьков.
- От верблюда, - буркнул, запыхавшись, Окунь. - Помогите лучше… Видите, человек ногу подвернул... А вы... вахлаки... оставили её одну в лесу...
Парни виновато промолчали. Ведь так и было.
- Ты, Вась, иди впереди, а мы Настю понесём, - предложил Герцев. Он подхватил Настю под руку с одной стороны, Оленьков - с другой. Настя катилась на одной лыже, а другую ногу она слегка приподняла.
Они вышли на опушку леса, когда совсем стемнело. Окраинные дома посверкивали вдали светом окон. Выбравшись на улицу, парни скинули лыжи, связали парами. Герцев помог Насте раскрыть крепление, связал и её лыжи.
- А теперь, Настенька, мы тебя понесём, а Василь потащит лыжи, - улыбнулся Герцев. Окунь согласно кивнул. Говорить он не мог - от холода свело губы: к ночи похолодало, а он был в одном свитере. Настя замотала отрицательно головой:
- Нет, я сама!
- Ладно уж... «сама»! - передразнил ворчливо Герцев и протянул Игорю крест-накрест сложенные руки. - Давай, Игорёха, запрягайся!
Оленьков сердито скомандовал Насте:
- Садись, тебе говорят! До смерти будешь потом вспоминать, как на нас ехала, чуть не верхом! - и тоже засмеялся.
Темнота скрыла, как сильно покраснела Настя. Она молча села на подставленные руки парней. Сергей лихо свистнул, переполошив собак.
- И-и-эх! Залетные! - гикнул во все горло Оленьков и «пара гнедых» затрусила по улице: мороз поджимал, до автобусной остановки не близко, а они все легко одеты.
