Степан Сухачевский - У Белого Яра
Но опасения друзей оказались напрасными: старик вскоре появился, добродушно буркнул:
— Прихворнул немножко...
После ночного отбоя он тихо вошел в камеру, незаметно сунул Зайцеву вчетверо сложенный газетный лист. Это был военный бюллетень, издаваемый белочешской комендатурой в Кургане.
Аргентовский, Климов и Губанов, стараясь не потревожить остальных заключенных, подсели к Зайцеву и при тусклом свете догорающей свечи с трудом прочитали хронику:
«Вчера во время боевых операций нашего добровольческого отряда в районе Усть-Суерской убит главарь партизан Пичугин. Пытаясь спастись от плена, он бросился в Тобол, намереваясь перебраться на правый берег, но был сражен меткой пулей и утонул.
Как сообщают из Усть-Суерской, по просьбе нашего командования группа здешних рыбаков сетями вылавливает труп Пичугина. Поиски пока результатов не дали».
Новость ошеломила, не хотелось верить, но сознание неумолимо подсказывало: а если это правда? Тогда конец мечтам, рожденным партизанским движением, связанным с деятельностью Пичугина.
— Провокация! — убежденно говорил Лавр, но в душе не стихала тревога: «Дмитрий горяч, полез в бой, а силенки, видать, не рассчитал...». И тут же гнал эту мысль: нет, не мог Пичугин бесшабашно ставить под удар общее дело! Может, и потерпел отряд поражение, но вины командира в том нет!
День прошел в мучительных сомнениях. Казалось, невозможно установить истину.
Разгадка пришла неожиданно.
Каждое утро кто-нибудь из заключенных заглядывал в окно, через которое был виден угол Телеграфного переулка. Вот и сегодня кто-то, примостившись на спины товарищей, осторожно пристраивался к окну.
— Товарищи! — крикнул он. — Сигналы какие-то!
В мгновенье ока на живую пирамиду забрался Губанов. Он увидел гурьбу ребятишек, сидевших на тротуаре, перед которыми стоял Цыганок. Одет он был в форму корабельного юнги, в руках держал синий флажок и матросскую бескозырку. Он что-то крикнул, и мальчишки, вскочив, отбежали на середину мостовой. Повернувшись к малышам, Цыганок начал взмахивать флажком и бескозыркой.
Повернувшись к малышам. Цыганок начал взмахивать флажком и бескозыркой.
Губанов, читая морские знаки, беззвучно шевелил губами.
— Что там, говори! — нетерпеливо спрашивал Климов.
— Сейчас... Сейчас...
Цыганок, ловко подражая детской игре, просигналил еще раз все сначала, позвал ребят, и они кинулись наперегонки.
Спрыгнув, Губанов тихо промолвил:.
— Цыганок передает: «Пичугин расстрелян...».
Те, кто лежал, поднялись с нар; с минуту все стояли в скорбном молчании.
— Друзья! Оповестим тюрьму о гибели нашего боевого товарища, — сказал Зайцев и подошел к стене; быстро и уверенно начал выстукивать: «Без суда и следствия расстрелян Пичугин... В знак протеста объявим бойкот тюремной администрации... Призываем к сплоченности... Будем держаться стойко!».
Прервав выстукивание, Зайцев внимательно посмотрел на решительные лица друзей и уже без колебания закончил: «Группа большевиков».
Десятки людей передавали слова печали и гнева из камеры в камеру, с этажа на другой. Не прошло и часа, как вся тюрьма знала о случившемся.
Заключенные пели «Марсельезу», стучали в стены и двери. Петька-Рваное ухо всполошился, самолично выехал в контрразведку, в тюрьму вернулся вместе с Грабчиком и Постниковым. В сопровождении надзирателей и усиленного конвоя они начали обход камер. Всюду повторялось одно и то же: их бойкотировали демонстративным молчанием.
Убедившись, что мирными средствами не сломить волю людей, комендант города и начальник контрразведки предложили Петьке-Рваное ухо не останавливаться перед крутыми мерами принуждения. Заручившись их согласием, тот распоясался: из каждой камеры было посажено в карцер по одному человеку, заключенных лишили прогулок, уменьшили им и без того скудную пищу.
В тюрьме воцарилась могильная тишина.
Из семнадцатой камеры был уведен в карцер Собакин, но в тот же день вернулся и был какой-то странный: то заговаривал со всеми, нес околесицу, то вдруг замолкал. Его оставили в покое.
Через неделю прогулки возобновились.
Эти короткие минуты были по-особому дороги заключенным. Их выводили на задний двор тюрьмы, выстраивали гуськом, и люди начинали медленно двигаться по замкнутому кругу. В центре его надоедливо маячила фигура надзирателя, по бокам стояли равнодушные конвоиры, и все же человек испытывал радость: над головой не мрачные каменные своды, а голубое чистое небо и ослепительно сияет солнце, где-то в вышине поют птицы. А за тюремной стеной в пышном зеленом наряде тополя и клены, слышатся звонкие голоса детей... Жизнь торжествует!
...Губанов не ошибся: парнишкой, просигналившим в тюрьму печальную весть, был, действительно, Цыганок, который первым узнал о гибели Пичугина.
Произошло это так.
Дед Никандр, простившись с Пичугиным, отправился из Усть-Суерской пешком. Шел он степью, минуя деревни, и на третий день добрался до Кургана. За долгую жизнь ему ни разу не довелось побывать в уездном городе, и теперь он горько жалел об этом. Целый день пробродил он по незнакомым улицам, с трудом отыскал нужный адрес, но зайти к Аргентовским не решился: на улицах то и дело появлялись военные патрули, говорившие на чужом, незнакомом языке.
Лишь поздним вечером, когда окраины города погрузились в темноту, Никандр осторожно постучал в закрытые ставни домика Аргентовских. Встретила его Анна Ефимовна. Узнав, что незнакомец пришел к Наташе по поручению Пичугина, старушка ни о чем не стала расспрашивать, впустила его в дом и попросила подождать дочь. В полночь чуткое ухо деда, дремавшего на диване, уловило приход девушки: он слышал, как она снимала туфли на кухне и о чем-то негромко переговаривалась с матерью. Когда Наташа вошла в комнату и зажгла свет, гость был уже на ногах.
Они проговорили остаток ночи.
Утром Никандр ушел отсыпаться на сеновал, а Наташа, не теряя времени, отправилась к Репнину. Она волновалась, зная, что этот рабочий видел Ленина, разговаривал с ним, и очень гордилась своим заданием. Скупой на слова Репнин, услышав о посланце Пичугина, сказал коротко: «Посоветуюсь с товарищами. Загляни под вечерок».
Вечером Репнин встретил Наташу с сияющим лицом.
— Поможем партизанам оружием. Наши деповские и ребята с консервного обещали достать сотни две винтовок. А вот с гранатами плоховато.
— Будут гранаты! — воскликнула Наташа и покраснела...
Репнин смотрел на девушку выжидательно. Он и не подозревал, какую сладостную встречу вспоминала она сейчас.
...Незадолго перед белочешским мятежом Саша Громов привез в дом Аргентовских большой тяжелый ящик. Наташа была одна.
— Дай заступ, — попросил он.
Наташа, счастливая, что снова видит этого веселого мичмана, стояла не шевелясь, не поняв его просьбы. Изо всех сил старалась она казаться равнодушной и не могла.
— Лопату бы мне... — повторил Саша просьбу и осекся, видимо, понял, что происходит в сердце девушки. Он приблизился к ней и, обняв, крепко поцеловал в губы.
— Ой, — слабо вскрикнула она.
— Будешь ждать меня? — сдавленно спросил мичман.
Не в силах произнести ни слова, девушка слегка кивнула.
Вместе они закопали ящик в землю.
— Здесь гранаты, — сообщил Саша, — не проболтайся.
Вечерело. Парень прикрыл плечи девушки полой бушлата и, прижав к себе, шептал горячо:
— Видишь, время какое... мне бы с тобой, Наташенька, погулять, понежить тебя, на руках покачать... а вот — некогда... Очистим землю от всякой нечисти, уж тогда мы с тобой за все отлюбим... Себя только береги...
Живо вспомнила Наташа эту короткую последнюю встречу.
Приходя в себя, взглянула на Репнина, побледневшие губы прошептали:
— Будут гранаты... — и уже твердо назвала она дорогое имя:
— Саша Громов у нас во дворе закопал.
Репнин забеспокоился:
— А если к вам нагрянут с обыском? Гранаты могут обнаружить!
— Не догадаются! — успокоила Наташа. — Ящик мы закопали в пригончике, а там лежит опоросившаяся свинья.
— Что ж, придумано неплохо, — поразмыслив, сказал Репнин.
Они долго обсуждали план передачи оружия партизанам, и, когда все было продумано до мельчайших подробностей, Репнин спросил:
— Кого же мы пошлем к Пичугину?
— Деда Никандра. Он знает дорогу.
— Нет, дед не годится!
Наташа удивленно вскинула брови.
— Старые подпольщики учили нас когда-то, — наставительно сказал Репнин, — не повторять того, что однажды удалось. Можно провалить товарища... Запомни это хорошенько, Наташа!
Было решено связным к партизанам послать Цыганка.
Едва стал заниматься рассвет, парнишка вышел из города, благополучно миновал пустынные улицы, стороной обошел переезд, где виднелась застывшая фигура часового.
Курган остался позади. Цыганок, свернув на Белозерский тракт, смело вошел в хвойный лес, окутанный дымкой утреннего тумана.
