Михаил Барышев - Весеннее равноденствие
— Потому не работают, что мы сбоку припека, — сердито ответил мастер, и бритая щека его дернулась, будто Афонина укусил невидимый комар. — Ни черту мы здесь, как говорится, кочерга, ни богу свечка. Потому и станки простаивают… Месяц кончается. У нас сейчас технологи гайки крутят, а экономисты кожухи красят… Снял начальник механического рабочих с экспериментального участка. Одного Гришку Савина оставил. Вроде как на расплод. А что Гришка наработает, если у него производственный стаж три месяца и четыре дня. Только что из пэтэу вылупился, на крыло еще не стал, как тот утиный подлеток.
Афонин говорил опять с непривычным ему многословием.
— Как наши заготовочки поживают?
— Чего им сделается, Алексеич… Лежат себе, пить-есть не просят. Вон, возле стенки сложены. Одолеем месячную программу и тогда за ваши заказы возьмемся. Главное ведь что? План. Газеты небось читаешь? План в первую очередь. В срок и досрочно…
— Все наши заготовки целы?
У Афонина снова дернулась щека.
— Куда им деться? Не дубленки, чай, не потеряются.
— Пошли, проверим по спецификации.
— С чего ты, Алексеич, надумал проверку устраивать? Твой же родитель в цехе командует. Ему, что ли, у тебя веры нет?
— Доверяй, говорят, дядя Петя, и проверяй. Надо мной тоже контролеры есть. Придут и спросят, как, товарищ Готовцев, поживает ваше имущество на ответственном хранении у станкостроителей?
— Экий ты, Алексеич, занозистый. Не по годам бы вроде тебе… Целы заготовки…
Афонин поспешно отошел на другую сторону участка и так, как раньше пытался загородить спиной «левачок», норовил теперь прикрыть собой прорехи, зияющие в штабелях заготовок.
— Так, дядя Петя, казенное имущество не проверяют.
Андрей Алексеевич развернул спецификацию заготовок, находящихся на ответственном хранении у станкостроителей, и как заправский ревизор двинулся вдоль штабелей, сверяя маркировку каждой отливки и полуфабриката.
Приунывший, враз утративший многословие, мастер Афонин потащился рядом с проверяющим, покашливая и надувая щеки.
В штабелях не оказалось двенадцати крупных отливок и поковок.
— А ты говорил, дядя Петя, не дубленки, — поддел Готовцев сконфуженного мастера. — Куда же они испарились?
— У начальства спрашивай.
— У какого начальства?
— Две директор распорядился отдать еще прошлый месяц, а одну приказал на этих днях. За ним по проторенной дорожке и другие командиры тянутся… Дай, Афонин, взаймы, иначе хана будет. Иначе, план не вытянуть, премия наша полетит. Пристанут с ножом к горлу. Тут и про людей подумаешь да и своего четвертного тоже жалко. Спрашивай с начальства… «Вернем, Афонин…» Как брать, так горазды, а как возвращать — ни у кого не доколотишься. Вот тебе, Алексеич, самая доподлинная правда… На меня теперь, конечно, все спихнут. Не должен я был раздавать чужое имущество.
— Не имел права, дядя Петя, — подтвердил Готовцев и аккуратно сложил лист спецификации. — Ладно, выручу. Не позволю я на сей раз начальству отыграться на твоей бедной головушке… Торжественная часть, говоришь, у вас?
Афонин показал пальцем на щит, стоявший у входа в механический цех. На щите красовалось цветастое объявление, извещающее, что именно сейчас в помещении заводского Дворца культуры заседает партхозактив, на котором обсуждается доклад директора завода об итогах выполнения производственной программы истекшего полугодия. Андрей Алексеевич посмотрел на часы.
— В самый раз, дядя Петя, — весело сказал он. — Прения там в полном разгаре… Боюсь, что все-таки влепит тебе Агапов выговоряшник за небрежное отношение к храпению чужого имущества. А может, и твой четвертной с премии снимет. Так что ты шатун к «Вихрю» доделай, чтобы не было у тебя полного нервного расстройства… Рыба нервных не любит.
— Ну и язва ты, Алексеич, — сердито откликнулся мастер.
Во многих командировках и в туристских разъездах Андрей Алексеевич давно сделал вывод, что в маленьких городах больше всего памятников, а у маленьких народов больше всего национальных героев.
Эта мысль пришла Готовцеву и при виде Дворца культуры станкостроителей. Самым впечатляющим здесь были массивные колонны и фигурная надпись по фронтону, извещающая, что именно здесь находится интеллектуальный очаг славного коллектива станкостроителей. Каждая буква в этой надписи была впечатляющих размеров, и возникало невольное сомнение, что литеры сработаны из отходов нержавеющей стали. Приходила догадка противоположная, что отходы от изготовления этих букв пошли, как рациональная экономия, на производственные нужды станкостроительного производства. Вечерами буквы загорались внушительным неоновым сиянием. Сколько киловатт при этом накручивалось на счетчиках, наверняка было одной из заводских тайн, доступных лишь узкому кругу доверенных лиц.
Пройдя низкое и тесное фойе, так густо заставленное стендами и щитами с диаграммами, что Готовцев, много раз бывавший во Дворце культуры, ощутил себя словно в увеселительном парковом лабиринте, он оказался возле двери, оберегаемой дежурным с красной повязкой.
Из-за двери доносились гулкие аплодисменты. Затем их сменил туш певучих труб духового оркестра.
— Минуточку, товарищ! — дежурный решительно заступил дорогу Готовцеву, взявшемуся за дверную ручку. — Немного придется подождать… Как раз знамя вручают… Переходящее… Станкостроителей голыми руками не бери!
— Это верно… Перчатки требуются.
— Какие перчатки? — растерянно спросил страж.
— Боксерские.
От неожиданного ответа дежурный ослабил бдительность, и Андрей Алексеевич, воспользовавшись его минутным замешательством, проскользнул в зал.
— …Несмотря на трудности, вызываемые перебоями в обеспечении литьем и комплектующим оборудованием, коллектив механического цеха сумел мобилизоваться и проявил нужную оперативность…
За спиной выступающего багряно рдел бархат переходящего знамени. Максим Максимович Агапов, сидевший за столом президиума, олицетворял достоинство народного артиста во время чествования по случаю очередного юбилея.
Андрей Алексеевич разглядел и отца, сидевшего в третьем ряду президиума. По случаю торжества Готовцев-старший надел белую крахмальную рубаху. Жесткий воротник резал отцу шею, слепящая в глаза подсветка обдавала ненужным теплом, которого и так было сверх меры в стареньком зале, до отказа забитом людьми. Готовцев-старший крутил головой, то и дело вытирал потное лицо скомканным носовым платком, зажатым в кулаке. Лицо его страдальчески морщилось, и Андрей сочувственно подумал, что отцу сейчас больше всего хочется оказаться на вольном уличном пространстве, расстегнуть воротник, сдернуть галстук и сунуть шелковую бесполезную полоску в карман.
Хорошо, если бы отец так и поступил. Он не стал бы свидетелем скандала, который задумал учинить его старший любимый сын, незваным явившийся на заводское торжество.
Но из президиума отец никуда не уйдет. Также как не уйдет и начальник главка Балихин Владимир Александрович, два года назад рекомендовавший Готовцева на должность начальника ОКБ.
Сейчас Готовцеву придется в присутствии Балихина распахнуть такие особенности собственного характера, что, зная их, Владимир Александрович вряд ли бы стал так категорично защищать два года назад его кандидатуру.
Ощущение виноватости невольно шевельнулось в глубине души. Но Андрей Алексеевич подавил ненужные эмоции, вырвал из блокнота страницу, набросал несколько строк, свернул листок, написал «В президиум» и подал сидящему впереди.
— Слово предоставляется начальнику ОКБ автоматических станочных линий, нашему, так сказать, коллеге в общем деле… кандидату технических наук Готовцеву, — объявил Агапов и первый захлопал в ладони, приветствуя чуткого коллегу, прибывшего, чтобы поздравить с достигнутыми успехами сотоварищей по работе.
— Разрешите, товарищи, поздравить вас с присуждением переходящего Красного знамени, — начал свое выступление Готовцев.
Начать он собирался круче и откровеннее, но, очутившись перед многими сотнями глаз, сообразил, что у большинства из сидящих в зале не было той вины, о которой Андрей Готовцев хотел сказать с трибуны. Добрых три четверти из них знать не знали, что с экспериментального участка взяли в работу не принадлежащее заводу литье, что оттуда снимали в конце каждого месяца всех станочников, чтобы вытянуть программу, что опытные образцы лежат на заводе долгие месяцы.
— Я уверен, что и в будущем вы добьетесь новых побед в социалистическом соревновании и с гордостью понесете к высотам трудовую славу советских станкостроителей…
«Чего он вздумал сладким по губам мазать? — с нарастающим опасением Агапов вслушивался в слова Готовцева. — Неужели надеется, что мы на такое клюнем, забросим план и кинемся вытягивать конструкторские финтифлюшки?»
