Николай Бондаренко - Будни и праздники
— Главная ударная сила, — объяснил Карл. — Боеголовки с ядерным зарядом.
Замелькали танковые колонны. Танки, танки, танки… Карл с гордостью объясняет:
— С ядерными зарядами! Достаточно, капитан, — говорит он в пространство. — Теперь тормозни. Мы выйдем на прогулку.
— Опасно, господин Карл, — раздался густой, многократно отраженный эхом голос. — Слишком много проходящего транспорта.
— Ничего, — ответил Карл. — Мы осторожно.
— Выход через люк-два. По команде. Пристегните ремни и шланги.
Выполняем приказ капитана. Ждем сигнала.
Сирена. Карл давит на ручку рядом с креслом. Стена отходит. Мы выплываем из кабины на простор. Немного жутковато — парить над земным шаром в окружении звезд. Земля уже смотрится иначе — ярче, что ли, рельефней, и звезды не те, что видишь в иллюминатор — это крохотные, но уже вполне различимые тела и солнечные костры, разведенные здесь и там по всей вселенной…
— Берегись! — кричит Карл. Голова его под круглым колпаком, а я отлично слышу голос. Связь, значит, на должном уровне.
Мимо проплыли две металлические громадины с антеннами-усами.
— Мои спутники! — радостно сообщает Карл. — Смотри левей. Видишь?
Киваю колпаком. Я действительно вижу целую армаду плывущего на разных уровнях металла. Торчат антенны, блестят напряженно провода, и даже, мне показалось, я различил окуляры в темной тугоплавкой оправе… Что там окуляры! Спутники несут боевые ракеты!
— Мои спутники! — опять кричит Карл. Он принял позу главнокомандующего и взмахами руки приветствовал необычный парад. — Осторожней! — снова предупредил он.
Чуть не задев за мое плечо, пронесся спутник-гигант, мигая огнями и шевеля створками на округлых боках.
— Разве я не хозяин Вселенной! — разошелся Карл. Он заплыл на ракету, скрестил ноги, как восточный хан, и сложил руки на груди, как Наполеон. — Признайся, впечатляет?
Я мотнул колпаком.
— Говори, я услышу!
— Впечатляет! — выкрикнул я.
— Еще бы! У меня будут на эту тему стихи.
— Будут! — выкрикнул я.
— Не ори! Аппаратура работает.
Я невольно попятился к входной дыре на боку ракеты: хлынула новая волна спутников, обвешанная ракетами и пушками. А ведь эта армада в любую минуту может обрушиться на Землю, сжечь ее и разнести в клочки.
Карл забеспокоился:
— Пора уходить! Чего доброго подцепит…
Мы вернулись в кабину, закрыли за собой люк, и Карл скомандовал:
— Трогай, капитан. Желаю мягкой посадки!
— Спасибо, господин Карл, — прогудело в ответ. — Примите меры безопасности.
Не скажу, что процесс снижения был приятным и не сказывалось гашение скорости в атмосфере Земли. Особенно неважно чувствовал себя Карл, но тем не менее мы благополучно плюхнулись в какое-то озеро, и нас встретила на катере группа спасателей. Потом нас посадили в реактивный самолет, а потом, уже поздно ночью, геликоптер Карла доставил в город.
Уснуть я не мог. И не только потому, что меня обступила знакомая тяжесть и вовсю бухало в висках, но и потому, что я как никогда остро осознавал степень опасности, нависшей над нашей Землей…
Вышел на свежий воздух, по тихим ночным улицам прошатался до рассвета, а в девять, с трудом сдерживая свои чувства, опять поднимался в кабинет Карла.
Но дверь открыть не успел — навстречу вышла Ри. Она была в легком платье, шапочке, чему-то улыбалась. Как будто не висели над землей бомбы и ракеты, как будто не были нацелены на мирные города ядерные пушки… Все проблемы решены!..
— Хочу вас обрадовать, — сказала Ри. — Господин Карл объявил сегодня выходной день. Персонально для меня и для вас.
— Жаль, — вздохнул я.
— Разве вы не устали? После вчерашнего полета?
— Устал. Я ото всего устал.
— Зачем так мрачно. День сегодня хороший, солнечный… Знаете, что? Давайте отдыхать вместе.
— Боюсь, не получится. Я мрачный, подозрительный..
— Неправда. Не наговаривайте на себя. Ну что, договорились?
— Можно попробовать… Куда пойдем?
— Если не возражаете, в парк.
Ри подхватила меня под руку, и мы, отбив каблуками дробь на каменной мостовой, вошли под унылые, замерзшие кроны деревьев. Утреннее солнце, хотя и яркое, не могло их отогреть. Редкие пожухлые листья кое-где сиротливо висели на ветках, напоминая о радостных летних днях, теплых ночах и зеленом ласковом шуме.
Впереди замаячили агенты Карла — я сказал об этом Ри, и она удивилась:
— За нами следят?
— За мной, — уточнил я. — Так что подумайте, с кем вышли на прогулку. Человек я опасный. Могу репутацию испортить.
— Ой, ой, — шутливо ответила Ри. — А я не боюсь.
Да, мрачно в парке, хмуро, солнце совсем не радует… Но пойти больше некуда. Везде слежка, досмотр…
— Скажите, как вас по-настоящему зовут? — спросила Ри.
— Не помню, — чистосердечно ответил я. — Пробую вспомнить, пока не получается.
— Действительно, человек вы опасный, — озорно глянула на меня Ри.
— А вас как зовут? Маргарита?
— Нет. Говорить не имею права.
— Значит, вы мне не доверяете.
— Если и скажу, называть тем именем нельзя.
— Почему?
— Запретил… Господин Карл.
— А если я… иногда… когда никто не слышит…
— Никогда. Обещайте.
— Обещаю.
— Мэри.
— Спасибо. Вы действительно мне доверяете.
Карловские агенты подошли совсем близко, того и гляди на ногу наступят. Как же быть? Я сказал девушке:
— Давайте сделаем доброе дело. Все равно не дадут поговорить.
— Давайте!
— Филипп в больнице. Нужно навестить.
— Такого не знаю.
— Вы не знаете, что он Филипп. Только вот где больница?
— Идемте. Я проведу.
Прибавили шаг. И сразу же наткнулись на булочную. Я попросил Мэри купить для больного несколько пышек. В счет моего долга.
С покупкой мы двинулись дальше. Я подробно рассказал о Филиппе, о том, как мы вместе терпели лихо в лагере и на рудниках, о том, как его засыпало.
— Догадалась, о ком вы говорите, — вздохнула Мэри. — Бедный Филипп.
А вот и больница — приземистое одноэтажное здание с облупившейся штукатуркой. Окна-бойницы смотрели мрачно, отчужденно. Обитая железом дверь оказалась закрытой. Лишь после настойчивого стука где-то в глубине зашаркали и недовольный мужской голос спросил:
— Вам кого?
Мэри отстранила меня и строго сказала:
— Мы от господина Карла, откройте.
Небритый щупленький человек в желто-грязной накидке, которая когда-то называлась халатом, впустил нас в коридор.
— Нам нужен больной по имени Филипп, — продолжала Мэри.
— Никаких Филиппов не знаю, — сердито ответил человек. — Вы что-то путаете.
— Его привезли два дня назад, — объяснил я. — По личному распоряжению господина Карла.
— Ну ищите, — зябко поежился человечек и ускользнул в темноту коридора.
Я потянул на себя ручки первой же боковой двери. Остро пахнуло нечистотами.
Вошли. Небольшая комната густо уставлена койками. Больные лежат тихо, под серыми одеялами. Кое-где лихорадочно блестят глаза.
— Кого ищете? — тихо спросил кто-то, я едва расслышал.
— Филиппа. Его привезли два дня назад, — ответил я.
— А, посмотрите дальше, — прошелестел голос.
Заглянули в следующую дверь. Такой же тяжелый запах, такой же удручающий вид.
— Я здесь, здесь! — обрадованно отозвался Филипп, увидев нас. Он лежал в углу, и к нему пришлось пробираться по узкому проходу между коек.
— Присаживайтесь на постель, — слабо улыбнулся он. — Это государственная больница, всем места не хватает… — Филипп был бледен. Всклокоченные, слипшиеся волосы разметались по лоснящейся подушке. На небритых скулах темнели то ли ушибы, то ли несмытая пыль рудников.
Я присел. Мэри отказалась.
— Ну как ты тут? — спросил я.
— Как видишь. Хорошо, хоть иногда кормят. Была бы еда, давно бы поднялся…
Я разложил перед ним румяные пышки. Филипп сглотнул слюну и вытер уголком одеяла навернувшиеся слезы.
— Вовек не забуду.
— Поправляйся скорей. Едой постараюсь обеспечить.
— Нужно ли, — печально вымолвил Филипп.
— Что за разговор! — нахмурился я. — Не думай, что о тебе не помнят. Я буду приходить.
— Спасибо… — задохнулся Филипп.
— Пожалуйста, не хандри. Ты еще пригодишься для добрых дел.
Покидали мы Филиппа с тяжелым сердцем. Мэри, как только мы выбрались на улицу, с болью произнесла:
— Неужели так можно обращаться с больными?
— Как видите. До простых людей никому нет дела.
— Странно. Я не знала об этом.
Впереди, шагах в десяти, нас ожидали сопровождающие.
— Даже поговорить не дадут, — возмутился я.
— Знаете что, — сказала Мэри. — Идемте ко мне. Нам никто не помешает. Поговорим, заодно пообедаем.
