Николай Чаусов - Сибиряки
Танхаев, с большим вниманием слушавший разговор, только крякнул.
— Ай-ай, мошенник какой! Вот не думал! — воскликнул он, когда за главбухом закрылась дверь.
— Где ротозеи — там и мошенники, — уже спокойно резюмировал Поздняков. — Кстати, первое — это в твой адрес.
Вечером Позднякова вызвали в обком: секретарь интересовался ходом перевозок, заодно подробно расспросил, как удалось укротить перекат без сильных морозов. Похвалил за транзит.
«Теплов информировал, — вспомнил Поздняков лобастого секретаря качугского райкома. — Груб-груб, а добро ценит…»
Поздняков спустился в вестибюль, к гардеробной, и уже протянул номерок, как вдруг чей-то тихий, взволнованный, до боли знакомый голос позвал его…
4Поздняков, забыв о пальто, резко обернулся: перед ним в каких-то двух шагах стояла Ольга. Большие синие глаза ее, поднятые на побледневшего, как мел, Алексея, распахнулись, стали огромными. И были в них радость, и вызов, и мучительный вопрос, и смятение…
— Оля!..
Поздняков шагнул, не взял — схватил протянутую ему тонкую руку, не отрывая глаз от посветлевшего в слабой улыбке лица Ольги.
— Ну здравствуй, Алеша. Вот где мы встретились…
Алексей не отпускал сильную, так хорошо когда-то знакомую ему руку. Сердце его продолжало стучать отчетливо, часто. Да, это была она, Ольга…
— Что же мы… Ты одеваться, Оля?
— Так неожиданно. Даже не верится, что это ты, Алеша…
…Несколько минут они молча шли улицей. Черная легковая машина, приотстав, двигалась следом. Поздняков искоса украдкой следил за Ольгой. Теперь она казалась спокойной… именно казалась: он видел, как по щеке ее медленно скатилась слеза. Ольга плакала. Плакала, не замечая ни собственных слез, ни встречных прохожих, иногда вежливо и участливо здоровавшихся с нею. Поздняков осторожно взял ее руку.
— Оля… что с тобой? Успокойся…
Ольга на мгновение подняла на Позднякова влажные глаза, зло усмехнулась:
— Да? Разве это заметно?
— Но ты же плачешь, Оля.
— Ты очень внимателен, Алеша. Давно ли ты стал таким чутким?
— Оля!.. — тон ее живо напомнил Позднякову его прежнюю Ольгу: то нежную, ласковую, то вдруг резкую, злую. — Ну зачем ты так говоришь, Оля?
Червинская нервно дернула плечом, отняла руку.
— Ну что ж, прости, пожалуйста… ты ведь не терпишь колкостей…
Позднякова не обидела и не удивила выходка Ольги. Ее так же, как и его, взволновала эта неизбежная и в то же время неожиданная встреча. Мало того, он хорошо знал, что чем глубже ее страдания, тем более вызывающе держит себя Ольга. Так было и раньше, девять лет назад. Так и сейчас.
Поздняков тяжело вздохнул. Ему хотелось расспросить Ольгу о ее жизни, семье, счастлива ли она, хотя в последнем он уже сомневался.
Они вышли на площадь. Неожиданно Ольга заговорила. Заговорила непринужденно, просто, как после небольшой обычной разлуки. Поздняков, с трудом сдерживая дыхание, слушал. Оказывается, отец ее умер пять лет назад, а вот Романовна живет с Ольгой. Что Иркутск, в общем, нравится Ольге, а хирургия, научная работа ее полностью удовлетворяют. Но Ольга умалчивала о главном. Как устроилась ее жизнь? Счастлива ли она, или, как он, мирится со своим счастьем? Но почему ему так хочется знать об этом? Почему она должна об этом ему рассказывать? Разве он имеет теперь право на ее откровенность?..
— Ты, я вижу, не слушаешь меня? О чем ты думаешь, Алеша?
Поздняков вздрогнул, виновато заглянул в насмешливые глаза Ольги. Вот уже и смеется…
— Оля, прости, пожалуйста, я прослушал.
— Я спрашиваю: ты женат?
— Я?.. Да, я женат. Но ведь Перфильев рассказал мне о тебе, Оля, что ты здесь, в Иркутске… Значит, вы встречались с ним?..
— Один раз. В клинике. Лежал с радикулитом…
— Опять с радикулитом!.. — невольно вырвалось у Позднякова.
— Почему опять?
— Нет-нет… просто вспомнил. Удобная болезнь, когда туго с планом…
— Опять план! — в тон ему воскликнула Ольга. — Ты и сейчас бредишь по ночам трактом?
— И сейчас, Оля, — улыбнулся Поздняков. — Ну и что же Перфильев?
— Вот и все. К себе он не приглашал, видимо, больше не было надобности… как тогда, в Горске… А как ты здесь? Ты работаешь у Перфильева?
— Не совсем. Просто он уступил мне свое место… а теперь едет в Москву.
— Значит, продолжаешь расти? Ведь Ирсеверотранс, как я представляю, в десять раз больше Уралсеверотранса?
— Но ведь и ты растешь, Оля? — отшутился он.
Ольга не улыбнулась.
— Так ты женат, Алеша. И только?
— Пожалуй, да. Ну, есть дети: два мальчика…
— Мило же ты отзываешься о своей семье! Впрочем, твое дело…
— А ты?..
— Увы, я не обрела такого счастья…
— Как?! — вырвалось у Позднякова. — Разве ты не замужем, Оля?
— А почему я должна быть?
— Но ведь… Мне сказали, что ты вышла замуж…
— Кто?! — удивилась в свою очередь Ольга и, словно поймав себя на слове, делано рассмеялась. — Кто же еще согласится взять на себя этот крест, Алеша? Хватит и такой бедной жертвы, как ты…
— Ты все шутишь, Оля.
— Что же мне делать? Ведь я не меняюсь?.. Мне сюда, Алеша. Вот мой дом, а вон те, на втором этаже, светлые — мои окна. Романовна будет рада увидеть тебя…
Поздняков поднял голову к окнам. Так вот где, оказывается, нашла свой приют профессорская дочь и москвичка! Чей-то мужской силует выплыл в окне, задержался и снова растворился в его голубом свете.
Ольга поднялась на крыльцо, открыла дверь.
— Что же ты, Алеша? Зайди. Романовна будет рада…
— Мне показалось, что у тебя гости, Оля.
— Не гости, а гость. Пойдем, познакомлю с моим поклонником, — то ли серьезно, то ли насмешливо позвала с крыльца Ольга.
5Поздняков, тяжело давя ступени, поднялся крутой деревянной лестницей. В прихожей их встретила Романовна. Увидев Алексея, старушка попятилась, всплеснула руками, бросилась к нему.
— Алешенька!.. Соколик ты мой, да как же это!.. Вот уж не чаяла свидеться…
— Вот и встретились, няня.
Романовна долго не отпускала Позднякова, фартуком вытирая глаза, всхлипывая и причитая. С дивана поднялся высокий блондин. Ольга шутливо подтолкнула к нему Алексея.
— Знакомьтесь. И прошу без кислых физиономий! А я займусь самоваром. — И ушла на кухню.
Поздняков назвал себя, осторожно пожал легкую, нежную, как и ее владелец, руку блондина.
— Лунев, — отрекомендовался тот. И смущенно добавил: — Яков Петрович.
Оба, не глядя друг на друга, сели на диван. Из кухни доносился звон посуды, хлопанье, стук и приглушенный разговор Романовны с Ольгой. Поздняков понял, что явился не вовремя, и почувствовал себя непрошенным гостем. Его черные, с легким прищуром, глаза медленно блуждали по стенам. Из черной багетной рамы осуждающе следило за ним строгое лицо профессора Червинского, рядом с ним — масляный портрет его почтенной супруги, матери Ольги. Письменный стол, — он был похож на стол отца Ольги, — пианино и диван, купленные уже здесь, в Иркутске, два старых плюшевых кресла завершали обстановку. В дверном проеме, за тяжелой синей портьерой в темноте белела кровать. Чем-то знакомым повеяло от всего этого скромного и довольно строгого убранства квартиры. Поздняков невольно сравнил ее со своей, уральской, большой и в то же время тесной от мебели, вышивок и дорожек, живых и искусственных цветов и безделушек. Как-то не замечал он этого раньше. Клавдия, после переезда к нему, в первые же месяцы навела в квартире свой порядок, заполнив ее всем, что она считала необходимым. Поздняков не вмешивался в ее житейские хлопоты и только не разрешил вывешивать на стенах семейные фотографии и открытки.
— Ну, вот и мы!
Ольга внесла самовар, сразу наполнив комнату шумом, говором, звоном посуды. Романовна помогала Ольге, то и дело поглядывая на Позднякова. Наконец все сели за стол. И снова Поздняков заметил, что Ольга держит себя чересчур непринужденно. Что у нее за радость такая? Не замуж ли собралась за этого пижона? Слишком уж он изящен. Девица какая-то, а не мужчина. Лунев, сидя как на иголках, тоже вопросительно посматривал то на Червинскую, то на гостя.
— Как тебе нравится наш город, Алеша?
— Город как город.
— А мы с Яковом Петровичем просто влюблены в наш город. Какая прелесть Байкал! Яков Петрович!..
— Совершенно верно, — подхватил Лунев, поперхнувшись.
«Кажется, вы не в Байкал, а друг в друга влюблены по уши», — подумал Поздняков, видя, как Лунев застенчиво прячет глаза от Ольги.
Ольга не унималась.
— Если я буду выходить замуж, я обязательно отмечу этот день путешествием по Байкалу.
Лунев густо покраснел, а Поздняков внутренне усмехнулся: «Что это она — меня разыгрывает или блондина?..»
— А если свадьба будет зимой? — спросил он.
