Николай Вирта - Собрание сочинений в 4 томах. Том 4. Рассказы и повести
— Этот город, мой фюрер, не крепость, — притворившись, что не теряет самообладания, нервно заговорил Цейтцлер. «Каждое мое слово принадлежит истории, — подбадривал он себя. — Смелей, смелей!» — И снабжать по воздуху армию уже невозможно.
Гитлер пришел в неописуемую ярость. Это говорил Хубе, теперь тем же ему досаждает этот…
— Геринг обещал наладить регулярное снабжение.
— Вздор, мой фюрер. Армия получает вместо остро необходимых тысячи тонн продовольствия не более тридцати тонн в день. — «Это тоже войдет в историю!» — Цейтцлер подмигнул сам себе.
— Я не уйду с Волги!
— Что ж, мы потеряем громадную армию и сами сломаем хребет всему Восточному фронту.
Гитлер обернулся к Кейтелю:
— Что скажете вы?
— Мой фюрер, не оставляйте этого города на Волге. Что подумает о нас мир? Что будет с нацией, когда она узнает, что, отступив от Волги, мы теряем большую часть территории, захваченной нами во время летнего наступления ценой огромных потерь? Но если мы не отведем окруженную армию, ее положение станет крайне тяжелым.
Так Кейтель выкрутился из щекотливого положения: ни да ни нет, посмотрим…
— Обратите внимание, — Гитлер с победоносным видом повернулся к Цейтцлеру, — я не одинок в своем мнении. Его разделяет офицер, который по должности выше вас. Мое решение остается неизменным.
Цейтцлер, выкрикнув: «Хайль Гитлер», пошел к себе, взял перышко и принялся строчить для поколений легенду, как он, рискуя головой, ратовал за спасение трехсот тридцати тысяч человек, принадлежащих к германской расе.
12. Конец истории с новогодним гусем
— Вот вам! — Шмидт за ухо втащил Хайна в комнату командующего. — Вот этот негодяй, господин генерал-полковник! Он обманул вас, меня и раненых, о которых вы проявили такую заботу!
Генерал-полковник спросонья не сразу понял, где он и в чем дело. Тускло горела электрическая лампочка. Пламя свечи, вставленной в бутылку, колебалось, и на стене возникали странные тени.
— Что случилось? — Генерал-полковник зевнул. Перед ним стоял пылающий негодованием Шмидт и вырывающийся из его рук Хайн.
— Он жрал гуся, я накрыл его с поличным. Жрал гуся в одиночку, спрятавшись в уборной!
Генерал-полковник рассмеялся. Он смеялся долго, всхлипывая и судорожно заглатывая воздух.
Шмидт оторопело смотрел на него. Воспользовавшись моментом растерянности, Хайн вывернулся и освободил ухо из цепких пальцев начальника штаба.
— Ты?.. В уборной?.. Новогоднего гуся? — все еще смеясь, выговаривал генерал-полковник.
— Я не понимаю и не разделяю вашего веселья, господин генерал-полковник, — обиженно заговорил Шмидт, вытирая руки платком: он был очень брезглив и чванился своей чистоплотностью.
— Напротив, Шмидт, напротив, вы должны радоваться. Хайн, старина, ты выручил меня и отвратил большую неприятность. Господин генерал-лейтенант упрекал меня в идеализме и утверждал, что, отдавая гуся двенадцати раненым, я возбуждаю против себя ненависть остальных. Молодчина, Хайн. Итак, я благодарю тебя за этот самоотверженный поступок.
Генерал-полковник вытер слезы, выступившие на глазах от смеха, привлек сияющего Хайна, обнял его и, хлопая по спине, приговаривал:
— Молодчина, ну молодчина!
Надо ли говорить, как в те минуты Шмидт ненавидел командующего и его ординарца…
— Кстати, Хайн, ты съел всего гуся или пожалел себя? Если да, поделись с господином генералом. Он так хотел откушать гусятины в канун Нового года.
— Оставьте! — Шмидт поморщился. — За кого вы меня принимаете? Чтобы я прикоснулся к гусю, который валялся в уборной?! Фу!
— Там все смерзлось, — заметил Хайн. — Ей-богу, никаких запахов. И если желаете…
— Замолчи! — вне себя от ярости выкрикнул Шмидт. — Иди и жри остатки!
— Не надо кричать на человека, который выручил меня, Шмидт. Надеюсь, Хайн, гусь, проглоченный тобой, не повредит твоему пищеварению?
— Никак нет, господин генерал-полковник! — весело ответил Хайн. — Я бы мог съесть еще одного, но пока мне до него не дотянуться.
— Ладно, иди и пируй, мошенник! — Генерал-полковник ласково шлепнул Хайна ниже спины. — Иди и прихвати с собой остатки коньяка. Гусь был отчаянно жесткий.
Хайн ушел ликуя.
Шмидт мрачно молчал.
— Как вы узнали об этом, Шмидт?
— Я послал ординарца в госпиталь. Он доложил, — никакого гуся туда не приносили. Зная, что Хайн уединяется изредка в своем тайном уголке, я застал его, когда он пожирал гуся.
— Вы блестяще провели эту сложную операцию, Шмидт. Итак, я благодарю и вас.
— Не за что, — натянуто рассмеялся Шмидт.
Генерал-полковник посмотрел на часы:
— Боже, я спал пять часов подряд! Уже двенадцатый! Где Адам? Он обещал достать шампанское. Мы разопьем его в честь Нового года.
— Я здесь, эччеленца! — Адам вышел из клетушки и остановился в дверях.
— Вы спали, Адам? — улыбнувшись, спросил генерал-полковник, заметив на полном и румяном лице адъютанта полосы, оставленные смятой подушкой.
— Так точно, эччеленца! Днем я посетил генерал-полковника Зейдлица, вернулся, когда вы спали, и не решился беспокоить вас.
— Что-нибудь новое?
— На фронте пятьдесят первого корпуса, эччеленца, без перемен. Генерал Зейдлиц сказал, что он придет поздравить вас с Новым годом, и прислал две бутылки «Клико».
— Отлично, Адам!
— Вы прочитаете оперативную сводку?
— Потом.
— Слушаюсь.
— Шмидт, вы передали в ставку то, что я приказал вам?
— Разумеется.
Адам рассмеялся:
— Представляю, как взбесятся фюрер и старик Кейтель, прочитав вашу радиограмму, эччеленца!
— Вы познакомились с ней?
— Мне показал ее радист Эберт, когда я заходил к генералу Роске за сводкой.
— Да, в ней мало приятного, — усмехнулся генерал-полковник. Отоспавшись, он чувствовал себя свежим, былая энергия вернулась к нему. — Кстати, позовем генерала Роске, Адам. Он, вероятно, сердит на меня за то, что я стеснил его, въехав в этот роскошный замок.
Адам снова рассмеялся:
— Ничего, эччеленца, на войне как на войне. А генерал Роске человек молодой, дивизией командует недавно, ему лестно быть в вашем обществе и охранять вас.
— Очень энергичный и инициативный генерал, — согласился генерал-полковник. — Он далеко пойдет, если… Впрочем, что гадать! Хайн, сходи за генералом Роске. Ах да, он ушел. Знаете, Адам, у нас тут невероятные события! — Генерал-полковник коротко рассказал адъютанту финал истории с новогодним гусем.
Адам расхохотался.
Шмидт мрачнел.
— Что-нибудь слышно от генерал-полковника Штреккера? — обратился к нему командующий.
— Затишье на всем фронте, — нехотя ответил Шмидт. — Боюсь, как бы русские не попытались отрезать северную группу и не посадили Штреккера в котел.
— Что ж, — меланхолически заметил генерал-полковник, — вместо одного будет два котла. Все идет к тому. — Он прислушался. — Действительно, тишина в городе необыкновенная.
— Отдохнем от канонады хоть одну ночь. Русские, видно, тоже решили отпраздновать Новый год. Потому и помалкивают.
— Надолго ли? — угрюмо выдавил Шмидт.
— Что за мрак накануне Нового года? — весело возразил Адам.
— Новый год! А что он принесет нам? — так же мрачно отозвался Шмидт. — Вообще историю этих последних месяцев можно охарактеризовать одной фразой: выше головы не прыгнешь.
— Дома нас могут похоронить, — проговорил Адам.
— Ну, ну, Адам. Вижу, вы поддаетесь настроению Шмидта, — сказал генерал-полковник.
— Тут дело не в настроении, — помолчав, начал Шмидт. — Конечно, еще далеко не все проиграно, далеко не все, но интересно, сколько времени они будут наступать?
— До марта. Потом дороги развезет, — сказал Адам.
— Пожалуй, дольше, — вставил генерал-полковник.
— В Германии, — заметил Шмидт, — возможен кризис военного руководства.
Все помолчали, после чего генерал-полковник, зевнув, проговорил:
— Все это войдет в военную историю как блестящий пример оперативного искусства русских.
— Да, они научились воевать, что и говорить. — Адам стоял, прислонившись к двери.
— Садитесь, Адам. Что вы стоите?
— Спасибо, эччеленца! — Адам сел. — Можно курить?
— Разумеется. Вытяните и мне сигару вон из того ящика.
Шмидт, сидевший у стола и листавший Библию, опередив Адама, передал сигару генерал-полковнику и заодно угостил себя.
Адам усмехнулся украдкой — вдобавок ко всем прочим «добродетелям», которыми в избытке был набит Шмидт, он любил выпить и покурить на чужачка.
— Что вы читали в Библии, Шмидт?
— Я перечитывал Экклезиаста, господин командующий. «Все суета, — сказано здесь. — … Кружатся ветры на кругах своих и возвращаются на круги свои».
