Василе Василаке - Алба, отчинка моя…
А у жениха ноги не слушаются, словно приросли к полу, и на лбу выступил пот ледяной. Уж он-то знает лучше всех, какой это может быть посаженый, ведь он ни с кем на этот счет не договаривался…
И почему-то опять вспомнился ему урок арифметики в детском саду и на ученической доске мелом решение задачи: 8 + 9 = 7.
Странное дело, этот матерый матросище и шофер первого класса теперь лихорадочно перебирал в уме глупые бабкины сказки о том, что душа только что умершего человека ходит среди людей и покоя себе не находит, пока тело не упрячут в могилу, она и потом еще может вернуться, через 40 дней?.. Стало быть, еще 40 дней впереди…
— Ты слышишь меня, Тудор? В дверь стучат! — трясла его за плечо мать.
Бывший матрос и шофер первого класса как во сне поднимается, идет к двери. Дверь открывается… Сват ожидаемый? Да нет, конечно.
5
На пороге стояла невеста.
И так как люди за столом только что думали о другом, о странном, все вызывающе весело уставились на невесту: «Что ей здесь надо? Виданное ли дело, чтобы невеста пришла на сговор! Это что за новости? Но, может, случилось что?..»
— Здравствуйте… — произнесла она еле слышно. Вид у нее был растерянный, немного испуганный. Точно она дверью ошиблась и вовсе не ожидала застать своих родителей в этом доме!
И будущая свекровь, как хозяйка этого дома и мать жениха, постаралась ей возможно мягче ответить:
— Здравствуй, детка! Эта наша зверюга, надеюсь, не укусила тебя?..
— Да я хотела ее погладить, а она как залает…
— Пора этой собаке привыкнуть к тебе… — сказал жених.
Теперь, рядом с невестой, он воспрял духом. Да и сама она не маленькая, двадцать два недавно стукнуло. И уже год проработала воспитательницей в детском саду, теперь вот переводят в школу-интернат райцентра Унгены, словом, вполне самостоятельный человек. А посмотришь со стороны, ей-богу, наша застенчивая девчушка, только что получившая строгий нагоняй от строгого отца: «Там, где собираются взрослые, нечего делать… Чтоб это было в последний раз!»
Однако, глядя сейчас на нее, такую робкую и притихшую, какое сердце не отзовется теплом, какой язык повернется сказать грубое и обидное слово?..
«Милая, дорогая моя, да понимаешь ли ты сама, что такое НЕВЕСТА?! Это неземное, необыкновенное существо, ведь в нем втрое, вчетверо больше стыда и страха, чем в каждом из нас!» (Недаром же бывает, самой воспитанной, самой стеснительной девушке в сердцах говорят: «Ну, что ж ты, голубушка, расселась, словно невеста!..»)
Так думали родители и уже смотрели на свою своевольную дочь поспокойней, помягче…
«Девочка наша, ведь мы, старшие, любим тебя и собрались сюда для чего?.. Чтобы твое счастье устроить! И незачем тебе было сюда приходить, никакой беды не случится. И не бойся, глупенькая, приведет тебя в этот дом в день свадьбы красочная процессия — подружки и дружки, музыканты и посаженый с женихом, впереди тебя приданое понесут с веселыми прибаутками, с прихлопыванием да приплясыванием!.. Маленькая наша, зачем же ты приходишь сюда, самых красивых радостей не дождавшись?! И уж поверь нам, горькому нашему опыту верь, не все тебя хорошо поймут, так вот, как мы. Найдутся злые люди, увидят тебя и выставят на позор, скажут: „Невиданное, небывалое дело! Ни стыда ни совести нет у нынешних невест… в день сговора сами к жениху бегают…“»
Она слов этих не могла слышать. Но, видимо, почти то же самое она теперь сама себе говорила… Стояла в дверях ни жива ни мертва… Так что родители, глядя на нее, не на шутку встревожились.
«Может, ее все же испугала собака?.. Что случилось, доченька? Дом загорелся? Умер кто?.. Какая нечаянная беда свалилась на наши бедные головы… Мы тут сидим и счастье твое устраиваем. Трудный сегодня день. Поймем ли друг друга, породнимся ли?.. Быть свадьбе или не быть? А ты как гром среди ясного неба;.. Может, передумала? Так скажи прямо, как нам быть».
— Тудор, сынок, — говорит мать жениха, — принеси стул для Нины… разве в этом доме нет больше стульев?..
А мать невесты молчит. Может быть, ее дочка постоит-постоит и уйдет, а сговор как ни в чем не бывало продолжится и не будет нарушен дедовский красивый обычай?.. И в то же самое время жалость раздирает ее материнское сердце: «Видишь, мамина дочка… Разве можешь ты понять, чего это стоит твоей матери?»
Наконец она не выдерживает, обнимает дочь и спрашивает со слезами:
— Ну, что там случилось?
— Раз пришла, стало быть, что-то случилось, — отвечает жених, внося в комнату стул. — Садись, Нинуца…
— А может, молодым не терпится одним остаться, а мы им мешаем?! — брякнул Никанор в лицо жениху.
Большей насмешки, оскорбленья, обиды, видимо, никто не слыхал на свадебном сговоре! Родители невесты головы опустили, тесть даже закурил папиросу: «И посаженого нет… Какой уж тут сговор?! И речи не может быть… А дочь наша, пожалуйста, сидит рядом с этим… матросом, будто они век прожили вместе! А там поди знай… Господи, что за порядки такие… Срам какой!»
Молчала невеста, молчал жених, молчали и все остальные. Сейчас они, должно быть, не помнили недавние свои рассуждения о любви и о смерти. Конечно, одно дело разговоры вообще, другое — твоя собственная любовь или смерть… Куда подевались их выдержка, хладнокровие, важность, всезнание и всепрощение — все происходит как раз не так, как мы бы хотели.
Слова Никанора Бостана, казалось, еще висели над этим столом.
Но вот стало неловко и самому Никанору, и он сказал:
— Я думал, может, вам захотелось в кино пойти или на танцы?..
Но жених в ответ ему грубо:
— Откуда ты это взял? Не видишь, что ли, за стол сели…
«Кто его научил так разговаривать?.. Уж не там ли, на подводных лодках? Будто я сам в армии не служил?! — думает обиженный Никанор. — Кто я ему, младший брат или дядя?!»
А мать, как всякая мать, не может не думать о дочери:
— Нинуца, дорогая, тебе было бы лучше надеть то, темное, платьице, с длинными рукавами…
А жених ей на это:
— Оставьте, мамаша. Она сама знает, что ей лучше. И что теперь носят…
Теща не отрываясь смотрит на жениха.
Ох, будто не она, мать, родила эту доверчивую дуреху и заботилась о ней двадцать два года!..
«Этот вихрастый… в синюю полоску… все поучает… будто ему одному на белом свете известно, как себя должна вести моя дочь, что должна говорить и во что одеваться!..
Ишь, какой выискался в нашем селе: плюет на всех, насмехается… вурдалак… самый что ни на есть, честное слово!..»
А жених поднимается с места, расправляет плечи и высоко над головой возносит полную бутылку:
— Зачем мы здесь собрались? Чтобы пить-веселиться… Поэтому я предлагаю всем выпить. А ну, поднимем стаканы! А сговор пока оставим!.. Какой еще сговор? На кой ляд, я вас спрашиваю, нужен мне посаженый, когда вот она — моя дорогая невеста, рядом… Теперь послушайте меня, я вас весь вечер слушал, в глаза вам смотрел… и ни черта в них не увидел… Простите меня за резкость. Любят у нас в селе потрепаться за стаканом вина, чтобы время убить. А я свое время дальше убивать не намерен. Хочу жить. Каждое мгновение. Ибо жизнь состоит из мгновений. И сама она мгновение по сравнению с вечностью, как сказал какой-то философ. И я это принадлежащее мне лично мгновение, вы слышите, почтеннейшие, никому не отдам! Этому меня научили подводная лодка, машина, скорость, спешка, заграничные фильмы и еще многое такое, о чем я не стану здесь говорить. А теперь, верчу ли я баранку, ласкаю ли женщину, я прежде всего удовольствие получаю, имею на это право, — между прочим, сам себе зарабатываю на жизнь… «Такой уж мне выдался круг», как абсолютно верно заметила бабушка! Но какой именно круг? Вот в чем вопрос… А круг — это эпоха, в которой ты родился… Это рубашка твоя! А посему предлагаю всем выпить и закруглиться. Мамаша… Папаша… — чокнулся он своей бутылкой с тещей и тестем. — Поднимем стаканы! И ты, бабушка, и вы, тетя… Что вы такие хмурые, словно на поминках у… — Он бы непременно сказал, у кого сейчас они могли бы быть на поминках, но посмотрел на свою бутылку, зачем-то поболтал ее и сказал матери: —Мам, посмотри, там в буфете еще стояла бутылка водки. А от вина меня, не знаю почему, мучит изжога… — А затем снова обратился ко всем: — Дорогие и горячо любимые родичи! Предлагаю вам выпить за наше совместное с Ниной решение… — И после паузы — Мы решили с Ниной никакой свадьбы не делать!
«Дорогим и горячо любимым родичам» показалось, что чего-то они недослышали. В первую секунду оцепенели.
«Что он сказал?.. Для чего мы здесь сидели целое воскресенье?..»
Никанор насупился, пошевелил пальцами правой руки, будто они у него затекли… Тесть уставился на тлеющий огонек папиросы: «Гори, сестричка, гори… больше нам ничего не осталось!..» Жена Никанора начала вдруг с жаром завязывать себе косынку вокруг шеи, совсем как девочка перед тем, как сесть на качели… Бабушка беззвучно продолжала жевать, хотя во рту не оставалось ни единого зуба, да и вообще крошки там не было… Мать невесты перевела взгляд с мужа на жениха, потом на дочь-невесту и снова на мужа. Казалось, она вот-вот закричит: «Караул, люди добрые, убивают!..»
