Сергей Снегов - В глухом углу
— Черт с тобой, подавай, если друзьям не веришь! Но отложи до завтра. Перед сном еще потолкуем.
— До завтра погодить могу, но толковать бесполезно.
Миша шепнул Игорю, чтобы тот не упускал Васю из виду: скажут что-нибудь еще, он взовьется снова. Миша побежал отыскивать Лешу, вечернее совещание следовало хорошенько подготовить. Игорь шагал рядом с Васей, заговаривая то об одном, то о другом. Васю покинула обычная энергия, он завалился на кровать, едва добравшись. Игорь сидел у стола, притворяясь, что читает книгу, и размышлял о Васе.
С Васей творилось неладное. В другое время он и ухом не повел бы при столкновении с Лешей или с Сашей, причина не стоила нервов. Игорь догадывался, что с ним происходит. Он затосковал по Москве. Тоска охватила его, как пожар, она разрасталась, такую тоску не залить жиденькой водицей уговоров. Она питалась разветвленными корнями, проникала глубоко в душу — Игорь понимал это лучше Миши. Вася вдруг ощутил, что они в таежной глуши оторваны от всех важных событий.
Все это лето в мире накапливались важные перемены. В далеком Египте освободившиеся от иноземных хозяев арабы послали к черту своих недавних господ. Господа замахнулись палкой. В Нью-Йорке одно заседание Совета Безопасности сменялось другим, в Лондоне собралась Международная конференция, испытанные дипломаты метались из столицы в столицу, как угорелые коты. К Египту стягивались морские флоты, перебрасывались воздушные эскадры, подвозилась пехота — в воздухе запахло порохом. Мир охватило возбуждение. К слабенькой стране подбирались жадные пасти, ее хотели сожрать. Московское радио передавало о митингах на заводах и в колхозах, о протестах и предупреждениях — миллионы рук поднимались на защиту отважных феллахов. Вася в часы последних известий не отрывался от репродуктора. О чем бы Вася ни говорил, он сворачивал речь на эту бурную тему дня. Он пожаловался Игорю, что уехал из Москвы не вовремя. Он горячей всех рвался в тайгу, он первый охладевал к ней. Жизнь шумела и била крыльями в отдалении, здесь простирался сонный покой, звенел гнус, лили дожди, тускло тлели мелкие дрязги. «Миша его не уговорит, — размышлял Игорь, — ссора с Лешей — предлог, а не причина. Вася задумывает отъезд».
— Что нового, ты не слыхал? — осторожно заговорил Игорь. — Как радио?
— Мы же вместе с тобой слушали, — равнодушно ответил Вася. — В Совете Безопасности согласовали шесть пунктов примирения. Никакого примирения не будет. Они, конечно, постараются сгавчить арабов.
Он замолчал, уставясь глазами в потолок. Он не хотел больше разговаривать.
Наконец появились Миша с Лешей. Леша, красный, стал оправдываться:
— Слушай, Вася! Мне Муха насчет заявления… Глупость же!..
Вася спустил ноги с кровати.
— Не глупость, а продуманное решение. Я так: семь раз примерю, а потом — раз! Больше не могу бригадиром…
— Но почему? — настаивал Леша. — Почему, спрашиваю?
— А потому! Говорить не хочется!
— Нет, ты скажи!
Вася сказал. Мало, что его ославили бюрократом, чуть ли не эксплуататором. Важно, кто замахнулся. Сашку всерьез не возьмут. Виталия тоже. А если свои, тут — все! Я так считаю, что Леша поддается влиянию темных элементов, скоро, видимо, и сам с ними пойдет пихлюйствовать. Оставаться на нынешнем посту, значит, прикрыть своим авторитетом отступничество товарища, пойти на это не могу.
— Вася! — сказал Леша. — Не отступничество… Рассердился по причине дождя…
Вася отвел его оправдания. Дело не в дожде, а в душе. Сила ломит соломинку, трудности — слабых людей. Один крепкий дождь, и нет прежнего Леши.
— Ну, и сам ты держишься не как сильный, а как надломленный, — вмешался Миша. — Ты тоже не прежний.
— Докажи! — закричал Вася. — Я требую, чтоб ты доказал.
У Миши, оказывается, тоже накипело, но по другой причине. Ну, что это — делить людей на первый и второй сорт, на своих хороших и темный элемент — чужих. И Виталий, и тот же Сашка люди как люди, а начнут безобразничать, дать разок по зубам — и точка. Теперь — девушки. Им достается куда хуже парней, уважать их за это надо. А Вася воротит нос от них, как от зачумленных. Нет, так не пойдет. Я против дискриминации половины человечества, тем более, что в местных трудных условиях эта половина составляет всего треть. Итак, Вася берет назад заявление насчет бригадирства и пересматривает отношение к девчатам, а Леша, конечно, извинится и пообещает, что больше невыдержанности не будет.
— Обещаю! — поспешно оказал Леша. — Я же говорю, случайно вырвалось…
— Обижать девчат не собираюсь, — сумрачно возразил Вася. — Но как бы хорошее отношение не превратилось в заискивание, девчата на это мастера, им — палец, они — руку. Угодим в мещанское болото.
— Не угодим! — заверил Миша. — Не те времена, чтоб разводить болота. Осушаем топи старых отношений и чувств.
Вася сознавал, что дальнейшее упорство невозможно. Сколоченный им дружный коллектив дал трещину, он мог развалиться под новым ударом. Миша воспользовался выжатой уступкой.
— Пошли приглашать девчат в клуб. Нагрянем к ним, как снег на голову.
7
Девушек поразило, что Вася осмелился переступить их порог. Надя съязвила:
— Девчата, карантин кончился. Теперь мы не заразные!
Вася попробовал отшутиться, хотя ему было не до смеху:
— А по случаю какой заразы объявили карантин?
— По случаю холеры! Кто с нами дружит, у того колики в кишках. Ты отлично знал это, потому и сторонился.
— Между прочим, девчата, как вы насчет танцев? — спросил Миша.
На танцы девушки готовы были идти в любую непогоду, они сразу засуетились. Одна Лена отказалась. Она сидела за столом с книжкой, не обращая внимания на суетню. Надя побежала приглашать ребят из соседней комнаты. Виталий даже застонал при мысли, что надо одеваться, Саша тоже не встал с постели. Зато Георгий с Семеном охотно натянули сапоги.
— Сашка с Виталием оставь в покое, — посоветовал Георгий Наде. — У них культурные запросы дальше второй порции щей не идут. Народ неграмотный — вольтметр через «у» пишут.
Георгий весело двинулся в комнату девчат. Приглашение было ему на руку. Среди танцев, в толпе, удастся, наконец, легко и без пафоса извиниться перед Верой. Его тоже удивило, что Вася появился у девушек.
— Как производственные показатели, бригадир? — сказал Георгий. — Это ведь твой хлеб: показатели — вниз, бригадир — вверх… тормашками!
Вася огрызнулся:
— Я за бригадирство не держусь! Как бы тебе не полететь со своего высокого места.
— Оно и точно высокое: сто двадцать метров над поселком. По должности же я — старший, куда пошлют, а далеко — сам пойду. Не жалуюсь, как некоторые.
В клубе танцующих было так много, что они больше толкались, чем кружились. Вася, оттесненный в угол с Игорем и Лешей, рассердился:
— Удовольствие тоже — духота, жарота! А у некоторых сердце болит, если вечером им не отдавят ног в сутолоке!
Вася танцевать не умел, как и Игорь. Леша танцевал хорошо, но поддержал их — правильно, удовольствия никакого, зачем только народ шляется на танцы? Светлана протолкалась в угол и пригласила Лешу. Он с охотой принял подставленную руку и, лишь выбравшись на середину, сообразил, что надо танцевать за кавалера, а не за даму.
— Увела Лешу, — хмуро сказал Вася. — Что там Миша ни говори, женщины — хищницы! Пойдем домой, Игорь.
— Подождем, — попросил Игорь. — Ребята обидятся, а дома все равно нечего делать.
Вася с упреком посмотрел на него.
— Как нечего? А вечерние известия. В Каире торчит председатель «Комитета пяти» Мензис. Неужели тебя не интересует, что он там выкомаривает? По-моему, это важнее, чем сучить ногами под баян.
У Георгия настроение портилось. Вера со всех сторон была окружена Мишей. Солдат увивался за ней с безобразной развязностью, в перерыве таскал из буфета пирожные. Георгий мог, конечно, оттеснить его плечом, но не хотел так открыто себя показывать. Вера даже не взглядывала на Георгия. Он пригласил Надю. Надя ехидничала:
— Из-под носу Верку утащили. Переживешь или полезешь в драку?
— Еще не родилась та, из-за которой стоило бы драться двум хорошим парням.
— Правильно, девушка не повод, мелковато. Деретесь вы только по важным причинам — из-за рюмки водки, слово кто не так скажет, не так взглянет… Мужчины из-за мухи ссориться не станут, раньше раздуют ее в слона. А если слон подвернется, чтоб чего не вышло, тут же — в муху!
— Уж и слон, скажешь тоже! Не беспокоюсь, поверь. Что мое, то мое — твердо!
— А что не твое, то не твое — еще тверже! Натянут тебе нос с такой философией.
Георгий передал Надю Семену и почувствовал облегчение. Переговорить ее было невозможно, с ней хорошо лишь глухонемому. Он еще потолкался в зале и выбрался наружу. Вечер был сырой и унылый, даже выпить не хотелось. Георгий вспомнил, что дома лежит книжка по астрономии, взятая у Чударыча, и поплелся в барак. Дурное настроение превратилось в злость. Ладно, Верочка, я честно весь вечерок бегал, чтоб поймать повод для извинения. Теперь очередь твоя. Придется тебе побегать за мной — и не мало! Вот так — и точка!
