Анатолий Жуков - Необходимо для счастья
Андрей Ильич взял с лавки старенький пиджачишко, подал.
— Хорошо быть большим, — вздохнул завистливо Петька. — Нагнулся, вытянул руку и почти до носа достал — половина лодки.
Андрей Ильич улыбнулся:
— Это не я большой, а лодка маленькая.
Он не привык еще к своему новому состоянию, и все здесь его удивляло и тихо радовало. Будто попал в другую, диковинную страну. В далекую страну. Дремучий девственный лес, домик среди вековых сосен, тишина, а вот теперь это дикое озеро и голоногий рыжий Петька, который знает здесь каждую травинку, каждый шорох. Он и сам мало чем отличается от этого мира. Сейчас он наладит свои палки с волосяными лесками и самодельными крючками, и они станут добывать себе пищу. А потом готовить станут: дымок костра, пахучая свежая рыба, пар над ведром. И будто нет на земле шумных громадных городов, сверхзвуковых скоростей, атомных реакторов, будто нет человека, протянувшего руки к другим мирам, нет его неутолимой жадности, самолюбивых претензий, жестоких войн. Ничего нет. Только эта земля, лес, озеро и тихое небо над ними.
— Тьфу, черт! И надо же так! — Петька сплюнул и тихо засмеялся, качнув головой. — Ну, ловиться лучше будет.
— Ты чего?
— Червяка поцеловал. Поплевать хотел, да близко поднес ко рту и чмокнул. Держите.
Андрей Ильич принял длинную гибкую хворостину с черной в узлах леской, поглядел оснастку: пробковый поплавок, дробинку-грузило, красного, отчаянно извивающегося червя.
— К берегу закидывайте, — сказал Петька, — а я с этой стороны, в кустах порыбачу. Если с разных сторон, мешать друг дружке не будем.
— Глубоко здесь?
— Не-е, по шейку вам, а подальше — с ручками. Проходите на корму и закидывайте, там сазаны берут.
Держа удочку высоко над собой, Андрей Ильич осторожно пробрался по качающейся лодке на корму, ухватился левой рукой за борт и взмахнул хворостиной. За свистом лесы послышался звучный шлепок, пробка весело подпрыгнула, закачалась, по воде пошли круги. Если и была рыба, так, наверно, разбежалась.
— Ничего, — успокоил Петька, — пусть просыпается, ночь кончилась.
Он повернулся к острову, вскинул удилище — легкий всплеск, и поплавок одним касанием лег на воду.
— Ловись, рыбка, большая и маленькая!
Петька наживил вторую удочку, забросил рядом с первой, сел на лавочку и стал ждать. Он был похож сейчас на старичка гнома, колдующего над водой: поднятые плечи, сутулая серая спина с темной заплаткой возле шеи, рыжий затылок, колючий, как жнива. Земляной мужичок.
Андрей Ильич удобней уселся на корме и поглядел на свой поплавок. Он лежал неподвижно, будто вмерз в скользкую гладь озера. Неподалеку, метрах в десяти, подымался высокий обрывистый берег, на срезе которого четко выделялись почвенные слои: темная дернина, серая супесь, потом светлая лента песка и коричневая влажная стена глины. Сверху отбеленными веревками беспомощно свисали обнаженные корни липы. Липа стояла на самом краю обрыва, и золотистая шелуха ее цвета осыпалась прямо в воду — сплошной желтый полукруг под ней. Видно, торопится отцвести перед смертью.
— Речка здесь, что ли? — спросил Андрей Ильич.
— Ага, — сказал Петька. — Речка Веснянка здесь текет. Только сейчас она пересохла. Каждое лето пересыхает. Как Сухой лог вырубили, так и пересыхает.
— А зачем вырубили?
— Строить надо, не зря же!
Петька встрепенулся и молниеносно выхватил удилище — в лодке мокро зашлепала хвостом извивающаяся рыба.
— Окунь, — сказал Петька, расправляя червя. — Теперь только гляди, стая подошла.
Он закинул удочку и выхватил вторую. Белобрюхая полосатая по бокам рыбина с красными плавниками забилась рядом с первой. Потом Петька стал выхватывать одну за другой, слышны были только всплески, мокрое шлепанье да благодушное ворчанье на басовых нотах: «Не балуй, ишь захватил куда, жадюга!»
Этот ненатуральный басок, явно непосильный Петьке, и напряженное благодушие, вероятно, должны были прикрывать его волнение, подумал Андрей Ильич с улыбкой.
— Послушай, — сказал он пыхтящему Петьке. — А если сейчас кит попадет, что будешь делать?
— Киты здесь не водятся, — сказал Петька, не оборачиваясь.
— Ну, а допустим?..
— Как же допустишь, когда их нет!
Петька обходился без иронии, у него клевало. Андрей Ильич усмехнулся и стал глядеть на свой примерзший поплавок. Было немножко странно обнаружить в себе ревнивую зависть к этому мальчишке. Стареет, что ли? Наверно, стареет. Тридцать лет назад он не чувствовал ничего подобного. Напротив, глушь его родной деревни вызывала только тоску и неодолимое желание бежать, бежать. Крупный город, культура, стремительный жизненный темп — вот как должен жить человек. И он стал таким человеком. Он был одним из авторов проекта постройки Волжской ГЭС и даже не подумал о своей деревне, которая оказалась в зоне затопления.
А как в прошлое воскресенье он обрадовался, признав в капитане теплохода своего одноклассника из сельской школы! Даже трудно поверить, что мог он так обрадоваться. Они должны были проходить над родной Сосновкой, и Андрей Ильич разволновался и все поглядывал украдкой за борт и ждал, не покажется ли что-нибудь от похороненной им деревни. Странное такое ожидание, нетерпеливое и тревожное. А когда капитан дал гудок и сказал, что Сосновка под ними, Андрей Ильич растерянно поглядел на расходящиеся от теплохода волны, на пенный поток за кормой и чуть не заплакал. Черт знает что такое, будто оскорбили, обманули… Хоть бы гудка-то не давал.
И неожиданно для себя Андрей Ильич сошел на первой пристаньке, и вот теперь эти дебри, незнакомый лесник, который всю неделю мается какими-то подозрениями на его счет, Петька… И дома не объяснишь все это, Ольга просто не поймет. Как это пренебречь санаторием, не использовать путевку, за которую отдали полторы сотни, забыть о больном сердце и остановиться на этом пепелище!..
— Всю стайку, видать, выловил, — тихо сказал Петька.
— Подождем, — сказал Андрей Ильич.
Над лесом брызнули первые лучи солнца, прорвались сквозь деревья и ударили вскользь по озеру, словно по гладкому льду. Даже дух захватило от такой стремительности. В пять минут изменилось все вокруг: заискрилась роса на траве и кустах, поползли, обозначаясь, длинные тени от деревьев, от копешки сена у дальней просеки, от берегов, оживился птичьими голосами весь лес. И когда на середине озера, звучно шлепнув по воде, сплавилась крупная рыба, серебристая, ослепительная, Андрей Ильич не удержался от восхищенного вздоха.
— Хорошо, — эхом откликнулся ему Петька. — Сазан ударил.
И в этом вздохе и деловом замечании было так много непосредственного чувства, что Андрей Ильич обиделся.
— Сазан? — усмехнулся он. — А может, все-таки кит?
Вышло фальшиво и неумно. Петька промолчал.
— А не приняться ли нам за уху? — сказал Андрей Ильич.
И опять вышло плохо. Не поймал ни одной рыбешки, а лезет с предложением.
Петька широко развел руки, сладко зевая, потянулся, охнул.
— Не клевало у вас? — спросил он, подымаясь.
— Вроде нет, — сказал Андрей Ильич.
— Посмотрим, — сказал Петька, проходя к корме. Андрей Ильич уступил ему место, Петька приподнял удилище, засмеялся:
— Проворонили! У вас же червяка-то нет. — Он поглядел на Андрея Ильича, ободряюще подмигнул ему: — Ничего, сейчас наладим, и только глядите, не уйдет!
Он мигом наживил крючок, забросил удочку и побежал обратно: один из поплавков у него, дергаясь, уплывал в кустики.
— Не уйдешь, зараза! — Петька выволок темного тяжелого линя и похлопал его, ленивого, по мокрому боку. — Отъелся, как поросенок.
У Андрея Ильича не клевало. Он поднял удочку и убавил дна, передвинув поплавок. Мог бы и не передвигать, не все ли равно. Когда не ловится, сидеть даже лучше, спокойней. Такой тишины он не знал уже много лет. Срубить бы вот здесь избу и жить у озера, ловить рыбу — Петька научит. И покойно будет, и просто. Вся городская суета отлетит, утихнет больное сердце, забудется и его проект новой ГЭС, над которым он работал в последние годы, напряженно работал, вдохновенно, и зря. Юнец, красногубый аспирант, вчера защитивший кандидатскую, обошел известного ученого, обошел уверенно и смело, блестяще разрешив противоречия и просчеты его проекта.
Дело не в самолюбии, не в том даже, что много сил потрачено напрасно, хотя и это вещи не последние, — все дело в том, что опытный и сильный гидротехник в непозволительном для ученого увлечении энергетическими мощностями забыл то, чего он никогда не забывал, — землю. Даже не забыл, а как-то не почувствовал ее и недооценил, а юнец почувствовал и учел.
— Давайте завтракать, — сказал Петька, поглядев на неподвижный поплавок Андрея Ильича. — Невезучий вы, наверно: сколько зря просидели. — Он шагнул на корму, приподнял удочку и свистнул: — Во-он что! Вы зачем же глубь-то убавили, терпения не хватило, да? Э-эх, вы! Тут глубина нужна, глубина и терпение.
