Илья Эренбург - Что человеку надо
— Сходи еще.
Возле моста Фернандо окликнули; он показал документы:
— В город за мукой…
Он говорит Маноло.
— Трое. Остальные спят.
Они поползли вниз. Один фалангист успел вскрикнуть. Ему ответило эхо.
Маноло торопился:
— Давай шашку!
Он работал с любовью, заботливо, как будто чинил мотор.
— Бегите.
Он поджог шнур и побежал наверх. Ему показалось, что это веселая детская игра.
Весь день они пролежали в пещере. Блеяли овцы, собака лаяла. Под вечер Маноло сказал:
— Отсюда двадцать километров, дойдете до света. Как увидите крест на горе, поворачивайте направо. Там ни души.
— А ты?
— Здесь аэродром недалеко. Они в пять вылетают… Беспроигрышная лотерея, обязательно расшибутся… Только это надо делать одному. Вы идите, а я завтра перейду.
Фернандо отозвал Маноло в сторону:
— Я останусь.
— Зачем это тебе? Ты молодой…
— Какой молодой? Двадцать лет. Кажется, не мальчик… Ты что хочешь говори, а я без тебя не пойду…
Фернандо до войны был чертежником; на фронт он пошел вместе с Маноло. Он белобрысый, лицо в веснушках, вечно в кого-нибудь влюблен, худой, но ест за троих, а смешлив, как девчонка.
Маноло поглядел на него и улыбнулся:
— Чорт с тобой, оставайся!
Они простились с товарищами на перевале. Сюда не заходят даже пастухи. Камни. Внизу — те же камни, река, редкие деревушки.
— Педро, зайди к Кончите, скажи: «Маноло здоров» и точка.
— Да ты сам скоро приедешь…
— Все равно зайди.
Он кричит вдогонку:
— Увидите кого из бригады, скажите, чтобы не разговаривали, а кто треплется — по носу!
Позднее солнце розовым огнем обдает широкое скуластое лицо Маноло.
Педро кричит:
— До свидания!
Фернандо машет рукой:
— Salud!
В шесть часов утра фон Сасница разбудил телефон.
— Господин полковник, два «юнкерса», которые должны были бомбить Куэнку, потерпели аварию. Экипаж погиб за исключением радиста Милау…
Фон Сасниц тотчас поехал к генералу:
— После моста — аэродром! Ваш город буквально кишит красными. К чорту! Мы больше не хотим жертвовать нашими аппаратами.
Генерал не думал onpaвдываться. Он сидел в халате, небритый, нечесаный и громко вздыхал.
Допросили пилотов, служащих, солдат. Один немец видел, как ночью прошли два испанца. Они сказали, что кончили чинить провода, и показали бумагу за подписью коменданта.
Генерал приказал устроить облаву. Обыскали весь рабочий квартал, рощу за городом, даже кладбище. Полицейские били железнодорожника Пелайо:
— Говори, кто провода чинил?
Пелайо молча плакал.
Маноло и Фернандо были в десяти километрах от города.
На Маноло куртка убитого унтера. Он бодро шагает и поет солдатские песни. Фернандо позади. Они сговорились встретиться наверху, возле перевала.
Фернандо улыбается:
— Выбрались!.. Когда немец остановил, я думал — крышка. Вечером двинемся?
Маноло качает головой:
— Нет, я еще поработаю. Видел резервуар с горючим? А ты иди — зачем тебе это?
Фернандо вздохнул, потом рассмеялся:
— Резервуар, так резервуар! Через неделю привыкну…
Фернандо схватили сразу, он не успел даже вытащить револьвер. Маноло за камнями отстреливался. Он убил гвардейцев, расстрелял все патроны, а когда на него кинулось, вскрикнул и ударил одного револьвером по голове. Его повалили; гвардейцы кряхтя, навалились на него. В город его повели со связанными руками. Висели клочья рубахи, замаранные кровью. Лицо было в ссадинах; один глаз закрылся. Он шел и ругался; он повторял все скверные слова, какие только знал, и ногами бил камень дороги.
Когда его ввели в кабинет, генерал Очандо, испугавшись, сказал гвардейцам:
— Не уходить.
Он спросил Маноло:
— Ты кто?
Маноло засмеялся; этот неожиданный смех еще больше напугал генерала.
— Смеяться нечего. Говори, кто ты?
Маноло пожал плечами и равнодушно ответил:
— Настройщик роялей.
Генерал крикнул:
— Дать ему раз!
Гвардеец ударил Маноло ремнем по лицу. Генерал отвернулся.
— Теперь отвечай — кто ты?
Маноло молчал.
Вошел фон Сасниц. Он внимательно оглядел арестованного.
— Это вы приходили на аэродром?
Маноло молчал.
— Допросим второго.
После Маноло скромный, аккуратно одетый Фернандо показался генералу симпатичным. Он добродушно спросил
— Как твое имя?
Фернандо не ответил.
Фон Сасниц сказал:
— Вы не похожи на преступника. Я убежден, что вас насильно втянули в эту историю. Вы можете спасти вашу жизнь.
Фернандо уговаривали, угощали папиросами, кофе. Он молчал. Тогда генерал сказал гвардейцам: «Поучить» и вышел из кабинета. Когда он вернулся, Фернандо лежал на полу; из его рта капала кровь. Гвардеец сказал:
— Молчит, подлец…
Фернандо унесла. Фон Сасниц предложил.
— Попробуем еще раз первого… Он бесспорно главный.
Фон Сасниц вежливо предложил Маноло сесть.
— Почему вы упорствуете? Вы еще молоды. Наверное, у вас жена или невеста. Мало ли в жизни приятного — друзья, работа, развлечения, вино…
Маноло вдруг весело рассмеялся.
— Поверю я, что ты умеешь пить вино! И какая это девушка на тебя посмотрит? Сопля старая, a еще думаешь меня пронять разговорами!..
Фон Сасниц покраснел:
— Молчать!
Маноло задумчиво сказал:
— Немец, а чувствительный..
Генералу стало скучно. Он забыл и про мост, и про «юнкерсы». Какие грубые люди! Перед смертью надо молиться, а этот бандит ругается. Да и немец не лучше… Когда же кончится война? Генерал тоскливо зевнул:
— Даю тебе пять минут. Не хочешь говорить — к стенке.
Тогда Маноло рассвирепел. Его зычный голос разнесся по длинным коридорам штаба:
— Стану я с вами разговаривать! У меня с вами один разговор — бил, пока мог, взяли — стреляйте, и точка. A придут наши, как свиней вас перебьют, это будь спокоен!
Его волокли, он еще ревел:
— Весь ваш кабак раздолбают!..
Фернандо тихо сказал:
— Сейчас придут…
Маноло ласково посмотрел на него. Молодец — не сказал!.. Маноло не знает, как ему высказать свои чувства:
— Я говорю — молодец! Ты знаешь, сколько мы дел наделали? Мне один рассказал — два грохнулись… Будь здесь бригада, ты бы у меня батальоном командовал…
Фернандо молчит. Маноло думает: он может быть, таится? Молодой, такому страшно умирать.
— Слушай, Фернандо давай кричать. Когда кричишь, легче…
Он кричит:
— Да здравствует революция! Да здравствует Мадрид! Да здравствует наступление! Говори, что еще кричать?
Они кричат вместе:
— Да здравствует генерал Миаха! Да здравствует динамит! Да здравствует Барселона! Да здравствует Паралель! Да здравствует Кончита! Да здравствует…
Входит лейтенант:
— Идите.
Маноло шепчет:
— Не горюй, сейчас кончим… Эх Фернандо!..
Его голос дрожит, но сейчас же, спохватившись, он начинает петь. Он кричит:
— Подтягивай!
Он боится одного — Фернандо молодой, ему страшно.
Их повели полем. Вдруг Маноло замолк. Впервые он задумался: сейчас — конец. Старик из маленькой лейки поливал грядку с луком. Маноло взглянул на зеленые стебельки, на капли воды, на сгорбленную спину старика и улыбался. Хорошо все-таки жить! Он думал о жизни со стороны, и с его лица не сходила все та же смутная улыбка. Он чувствовал силу своих глаз, ног, голоса. Он поглядел на солдат. Они хмуро топтались на месте. Тогда, как будто он командир, который ведет своих в атаку, он крикнул:
— Стреляй!
16С командного пункта видна была огромная равнина, рыжие, будто ржавчиной покрытые камни, клубы пыли, четырехугольники неубранных полей, сосны. Позади подымались горы, покрытые редким кустарником. Когда на минуту смолкали орудия, земля казалась незаселенной или брошенной. Но среди ржавых камней шла жизнь: люди перебегали с места на место, зарывались в землю, падали. Синее небо вдруг покрывалось крохотными облаками: это рвались снаряды зениток. Бой начался на рассвете. Тысячи полуголых людей то тихо ползли среди колосьев, то с ревом бежали вперед. Наступление, о котором столько говорили шопотом и бессвязно, как в бреду, стало перебежкой каждого бойца, прицелом, зигзагами в поле, потом, жаждой, борьбой за мельчайший клочок земли, за крестьянский дом, за груду камней, за ельник.
На командном пункте битва была сложной в кропотливой работой. Маркес приехал ночью; стояла глубокая тишина: трещали цикады; слышно было, как по мягкой пыли ступают солдаты. В четыре часа утра батареи открыли огонь. Вскоре рассвело. Маркес жадно следил за разрывами. Батарея 75 обстреливала деревню, где были укрепления и пулеметные гнезда. Орудия 155 искали вражескую батарею. Это было поединком двух артиллерий: точность исчислений против точности. Неприятель отвечал, и батарея была теперь окружена полукругом воронок. Прислуга работала сосредоточенно, молча, только офицер приговаривал: «Так! Так!» Когда орудия неприятеля замолкли, Маркес еще выше приподнял свои брови: день начинался хорошо.
