Константин Золотовский - Рыба-одеяло
Газета состояла из двух отделов: «Герои Гангута» и «Гангут смеется». Особой популярностью пользовался «Гангут смеется».
Однажды мне попалось письмо убитого финского резервиста Густава, и в августовском номере газеты я написал фельетон «Запах ладана».
Пастор Петерсон из города Вестербю, благословляя резервиста Густава на фронт, говорил, что у гангутцев уже нечем стрелять и Густав может смело идти в бой, чтобы сразу победить советских матросов.
Фельетон заканчивался тем, что «пастор Петерсон приехал на Ханко, встал перед финскими солдатами и, воздев руки к небу, начал проповедь. Но тут земля содрогнулась от взрыва. Пастор юркнул в бомбоубежище.
– Полундра! – закричал с перекошенным от контузии лицом резервист Густав. Он слышал это страшное слово от гангутцев, когда спасался бегством.
– Полундра! – снова крикнул Густав и дико захохотал. – У большевиков нет снарядов! Зачем же вы спрятались, пастор?
Вместо ответа, из норы донесся затхлый запах ладана...»
Моряки на Ханко любили меткую шутку, острое слово и веселую карикатуру.
4. Дети капитана Гранина
Среди многочисленных островов и островков Ханко действовала морская пехота, сформированная из экипажей торпедных катеров и подводных лодок. Командовал моряками капитан Гранин, Борис Митрофанович, суровый и справедливы офицер.
– Я артиллерист, – говорил он, – но пришлось стать и морским пехотинцем.
Слава о нем шла еще со времени войны с белофиннам, когда Гранин, собрав отряд лыжников из артиллеристов форта и матросов боевых кораблей, повел его через заснеженный, завьюженный залив. Отряд, как ураган, ворвался в столицу Финляндии Хельсинки, поднял там страшный переполох и, не потерян ни одного бойца, умчался обратно.
Сейчас штаб Гранина располагался на острове Хорсэн. Этот остров был похож на многие другие гангутские. Та же гранитная почва, устланная ржавой хвоей и сухими шишками. Те же огромные валуны в светло-зеленых пятнах лишаев или густо покрытые волосатым мхом и жесткой, будто лакированной, листвой брусничника. Прежде здесь шумел лес, а теперь остров «облысел» – вражеский артиллерийский и минометный огонь срезал все дочиста, даже валуны блестели, словно отполированные. Только в одной ложбинке сохранились чудом уцелевшие маленькие сосенки, где и собирались иногда матросы.
О Гранине слагали легенды, и каждый рассказчик обычно начинал так: «Идет капитан Гранин, статный, красивый, с широкой черной бородой, по улице Камаринской...» И действительно, была на Хорсэне такая улица. Правда, на ней стояли не дома, а вырубленные в скалах «каморы», в которых жили моряки, или «дети капитана Гранина», как они себя называли.
«Дети капитана Гранина» все время ходили в бескозырках. Однажды он приказал: «Надеть каски!»
– Товарищ командир, в ней жарко! Это же пехота только носит.
– Сейчас вы и есть морская пехота.
– В бескозырках лучше. Морем пахнет, и ленточка развевается – бежать помогает.
– Вы как малые дети, – горячился Гранин. – Бескозырку не только пуля, даже иголка проткнет.
– Издалека не проткнет.
– А как издалека?
– Ну, на сто шагов.
– Отсчитывайте!
Гранин тщательно прицелился. Бах из пистолета? Бескозырка была насквозь пробита.
– Вот это да! – ахнули моряки и почесали затылки. Они великолепно знали преимущества каски, но просто хотелось бойцам проверить меткость командира.
Очень жалко им было расставаться с бескозырками! Идя в бой, прятали их под тельняшки, чтобы Гранин не увидел.
После сражений шли в бескозырках. Каски проденут на руку за ремешок и несут, как ведерко. Кто ягоды туда собирает, кто воду из нее пьет. Когда подходили к Хорсэну, – снова бескозырки за пазуху, и перед Граниным появлялись в касках.
Гранин созывал советы в своем штабе, на которых присутствовали не только командиры, но и рядовые матросы. Он хотел, чтобы бойцы не бездумно выполняли его приказы. Тут же горячо обсуждались планы захвата какого-нибудь острова или отражения атаки врага. Каждый мог вносить свое предложение и мог спорить. Капитан Гранин с гордостью говорил высшему начальству: «Я приглашаю на советы своих рядовых Суворовых, Кутузовых, Нахимовых и Ушаковых».
Как-то после очередного совещания Гранин, осматривая неприятельский берег, у которого маячил катер, сказал задумчиво, как бы про себя:
– Неплохо бы нам такой иметь!
Гранинцы насмешливо прокричали на неприятельский берег:
– Смотрите, финики, вашего катера сегодня в двадцать один ноль-ноль не будет!
Те ответили ругательствами и, конечно, не поверили.
Воспользовавшись легким туманом, «дети капитана Гранина» неслышно уплыли к вражескому берегу. Финны были поражены, что их катер сам уходит в море, хотя мотор его не работает и никто на веслах не сидит.
Храбрые гангутцы, скрываясь по горло в воде, уплывали с судном домой. Оправившись от изумления, враги открыли бешеный огонь. А моряки, обливаясь потом, уже волочили катер по песку через сухой перешеек. Как некогда Петр Первый волок свои галеры, обманывая шведов. Вот потомки и воспользовались этим историческим опытом.
Перед рассветом храбрецы доставили трофей на Хорсэн. Измученные, грязные, мокрые, еле держались на ногах. Но, несмотря на это, тщательно умылись, переоделись, причесались и, будто им все нипочем, с непринужденным видом предстали перед Граниным:
– Товарищ капитан, катер доставлен!
Гранин и глазом не моргнул:
– Отлично! Он нам очень нужен. А финны и без него обойдутся.
Такой ответ пришелся по сердцу «детям капитана Гранина».
– Вооружить катер! – приказал капитан.
– Есть вооружить катер!
– Назвать миноносцем «Грозящий»!
– Есть назвать!
Гордые и счастливые вышли гранинцы от командира.
* * *
Ни один выстрел на Ханко не пропадал даром. Мины и снаряды, которые звали «огурцами», строго учитывались, орудия всячески маскировали. На Хорсэне имелась даже неуловимая маленькая пушка – «лягушка-путешественница». Вражеские снайперы постоянно охотились за ней, но всегда попадали на пустое место. «Лягушка» ударит два-три раза по врагу и удирает. Это гранинцы моментально откатывают ее на новые позиции.
* * *
Однажды шюцкоровцы подкинули нашим морякам листовку: «Красные бойцы, переходите к нам. У нас много хлеба».
– А ну, попробуем хваленого хлеба, – сказали гранинцы и вышибли неприятеля с острова.
Посмотрели, поискали, но хлеба не нашли.
– Чем же они питались? – удивлялись моряки. – Поищем еще.
Снова осмотрели каждый уголок на острове. Хлеба не было. И вдруг кто-то обрадовано крикнул:
– Нашел!
– Хлеб?
В руках у моряка была серого цвета галета с дырками. На глаз она сантиметров пятнадцать. Понюхали – пахнет железобетоном, покачали на ладони – легче куриного пера.
– Ударь-ка о камень! – предложил один из моряков.
– Ого, камень раскололся!
Предложили общему любимцу Жуку, но тот обиделся и облаял галету.
– Даже пса не заманишь финским пряником! – говорили гранинцы и прозвали галету «жуй да плюй».
* * *
Война окончательно подорвала экономику Финляндии. Солдатам выдавали добавочный паек только в том случае, если их награждали орденами и медалями.
Видя, что дела плохи, глава финского правительства, барон Маннергейм, бывший придворный русского царя Николая II, обратился к гарнизону Ханко с предложением сдаться. Обещал сохранить жизнь и даже холодное оружие офицерам. В письме говорилось, что не стоит проливать кровь, потому что Ленинград уже горит и русским туда возвращаться незачем.
Мы понимали эту хитрую лису. Сдаваться ханковцы и не собирались. Решили послать ответ барону.
Наше обращение заканчивалось словами:
«Короток наш разговор
Сунешься с моря – ответим морем свинца!
Сунешься с земли – взлетишь на воздух!
Сунешься с воздуха – вгоним в землю!»
К этому тексту художник Борис Пророков нарисовал одну из своих самых блестящих фронтовых карикатур.
На листовках еще не успела просохнуть типографская краска, а гранинцы уже наматывали их на длинные стрелы огромного самодельного лука, сделанного из срубленного деревца. Несколько человек натягивали упругую тетиву. Стрела с пронзительным свистом летела в расположение противника.
– Лично Маннергейму! – кричали гранинцы.
А утром наш летчик забросал листовками всё расположение шюцкоровцев. Обращение произвело сильное впечатление – два дня, не умолкая, стреляли они по нашим позициям.
5. Один против шести
