Владимир Богомолов - Повесть о красном Дундиче
Так и не дождавшись до утра сражения, Хижняк явно забеспокоился. Не верил он в безвозвратное бегство казаков.
— Нужна разведка, — говорил он, не обращаясь ни к кому конкретно, меряя горницу длинными ногами, — Без разведки мы как суслики в норе.
Командиры эскадронов, окружившие ведерный самовар, молчали, ожидая, что решит комполка. Они знали, что усиленное охранение на всех возможных подходах выставлено. И теперь самый раз, напившись чаю, сбросить казенную амуницию, упасть на постель и провалиться в сон на часок-другой. Ведь двое суток глаз не сомкнули.
— Нет, сейчас не до сна, — сказал Хижняк. — Улагай мастер кишки сонным выпускать.
— Знамо дело, — вяло сказал кто-то.
— А раз «знамо», — остановился возле стола командир, — значит, нужна разведка, и незамедлительная.
— Светает на дворе, — сказал комиссар Вишняков. — Днем они не сунутся, а в ночь можно выйти. Сейчас самое время сменить посты да всем вздремнуть. Только мы с тобой, командир, будем бодрствовать.
— Ну, будь по-твоему, комиссар, — сказал, поразмыслив, Хижняк.
— Не надо ждать вечера, — вмешался в разговор Дундич. — Самый раз идти утром.
— Если ты такой нетерпеливый — иди, — сказал комиссар и с интересом поглядел на новичка.
— Правда, сходи, товарищ Дундич, — попросил комполка. — Ты, должно быть, надумал что-то?
— Есть тут кое-что, — постучал Иван по лбу.
— Не дело это, — сердито проворчал комиссар, — чтоб строевые командиры ходили в разведку. Что скажет товарищ Буденный?
— Скажет: «Молодец, Ваня», — улыбнулся Дундич.
Ему понравилось ворчание комиссара. Значит, ценит, не хочет потерять его. Видимо, не знает, что для Дундича ничего лучше разведки не существует. Хотя всякий уход в тыл белых не безобидная прогулка. Но этот риск всегда менее ощутим для полка, бригады, дивизии, чем неожиданное нападение белых.
— Ты поделись планом, — попросил Вишняков, — а мы подумаем, кому его исполнять.
Такого оборота событий Дундич не предвидел. В словах комиссара он уловил даже что-то вроде недоверия. Это задело самолюбие.
— Ну, так выкладывай, — уже потребовал комиссар, когда их взгляды, как шашки в рукопашной, перехлестнулись и ни тот, ни другой не отвел глаза.
Все с интересом повернулись к ним.
— Беру своих земляков, — медленно заговорил Дундич, поправляя щеточки рыжеватых усов. — Говорю Улагаю: мы из «дикой» дивизии, пришли помогать тебе.
— Ну, это примитивно, — разочаровался Вишняков.
— Да, не фонтан, — согласился командир полка.
— Все будет в ажуре, — загорячился Дундич. — Я же не так поеду, — показал он на свой красный френч. — Буду хорунжим или есаулом. И ребята нацепят погоны, кокарды…
— Ну, тогда еще куда ни шло, — медленно произнес Хижняк и поглядел на комиссара.
— А документы есть? — чуть оживился тот.
— Хорунжий Руслан Алеев и есаул Лека Думбаев, — назвал Дундич фамилии офицеров «дикой» дивизии. Он запомнил их после рейда в калмыцкие степи, когда Иван Шпитальный приторочил к седлу две бекеши с серебряными газырями и офицерскими книжками.
— Сочиняешь? — спросил комиссар. — А вообще-то имена красивые: Руслан, Алеко. Пушкина небось начитался?
— Пушкина не читал, — обиделся Иван Антонович. — Офицерские книжки в руках держал. Своими глазами видел.
— У них все могет быть, — вступился за Дундича эскадронный. — Я когда на Тереке служил, у нас в сотне два братана було Цагаевых. Одного Мамедом звали, а другого, не поверите, Харей.
Хохот потряс стены уютной горницы. А не ожидавший такой реакции эскадронный перекрестился:
— Ей-богу, не брешу.
— Тоже книжку его смотрел? — спросил сквозь смех Вишняков.
Дундич стремглав сорвался с места, и не успел командир полка отсмеяться, как его заместитель уже гомонул наружной дверью веранды.
— Обиделся, — сказал Хижняк.
Его слова прозвучали упреком недоверчивому комиссару. И все теперь с некоторым укором глядели на того. А Вишняков, пряча усмешку в усы, заметил:
— На обидчивых воду возят.
Но через минуту дверь в горницу с шумом распахнулась, и Дундич протянул две зелененькие книжицы:
— Читайте!
— Я без этих книжечек пустил бы тебя, — мягчея голосом, сказал комиссар, возвращая документы Дундичу.
— А ты знаешь, Иван Антонович, — обратился командир к своему заместителю, — Мамонтов за твою голову тыщу колокольчиков обещает?
Дундич хмыкнул:
— Куда столько вешать будут?
— Так у нас николаевские золотые рубли называют, — объяснил командир с удовольствием.
А комиссар добавил:
— И вешать будут не колокольчики, а того, за кого они обещаны. Так что охотников за тобой много. Но самый хитрый из них, пожалуй, Улагай. Поэтому будь предельно осторожен, товарищ Дундич. Чуть что не так и…
— Ну ты, Константин, точно на плаху людей отправляешь, — сделал упрек своему политкому Хижняк. — После твоих слов не то что в разведку, за малой нуждой в леваду не пойдешь без оглядки.
Каким-то нескладным получился весь этот разговор. С тяжелым сердцем Дундич покинул штаб. Он привык, что в его успех верили безоговорочно. А тут… Слишком угнетали нетерпеливого Дундича и медлительность, и рассудочность, и вроде бы оглядка на каждый чих.
Дом, в котором они со Шпитальным заняли горницу, находился через плетень от штаба. Чтобы сократить путь, Дундич решил не выходить на улицу, теперь уже обласканную солнцем, а, проваливаясь в снегу, направился к хлеву, возле которого зияла дыра в изгороди. Не доходя до лаза, услышал в сарае шорохи и тяжелое дыхание. «Неужто кадет копошится?» — подумал Дундич и, расстегнув кобуру, подошел к приоткрытой двери, притаился. В сарае тоже притихли. Иван Антонович постоял с минуту, потом носком сапога распахнул дверь и приказал:
— А ну, выходи!
Первым в проеме показался его ординарец с красным, будто ошпаренным кипятком лицом. И невинно спросил:
— Что случилось, товарищ командир?
Дундичу сразу стало стыдно и за расстегнутую кобуру, и за свой приказ. «Вот черт, — выругался он про себя. — И тут подвох вышел». А вслух сказал:
— Думал тебя у коней застать, а не в чужом хлеву.
— Да мы туточки с Клавдеей сено зараз реквизуем.
За его спиной появилось ничуть не смущенное лицо молодой казачки. Пуховый платок сбился на воротник и открыл иссиня-черную корону волос. Она решительно отодвинула Шпитального со своего пути и предстала перед Дундичем. Вздрагивающие в улыбке сочные губы, чуть продолговатые озорные глаза под густой бечевкой бровей то ли зазывали, то ли отталкивали временных ухажеров — сразу не понять. Накидывая шаль на голову, она подняла руки, словно поддразнивая Дундича высокой грудью. И медленно пошла в глубь двора. Возле крыльца повернулась и насмешливо упрекнула ординарца:
— Говорила тебе, глупой, в сумерки приходи за сеном.
— Прийду, — шагнул за ней Шпитальный. — Прийду, Клавдея. Ты только не обмани.
— Она, может, и не обманет, а вот ты обманешь, — сказал Дундич, жалея своего ординарца, у которого срывается такое приятное свидание. — Сейчас завтракаем и уходим.
— Куда? — растерянно поглядел на девушку Шпитальный.
— За кудыкину гору, — беззлобно отбрил его командир.
Как это может показаться ни странным, но ему тоже почему-то захотелось понравиться этой красивой казачке. Но в следующее мгновение всплыл образ Марии Самариной, и он, чуть улыбнувшись, собрался уходить, когда Клавдия, вернувшись, вплотную подошла к нему.
— Ну что, красный командир? — с вызовом спросила Клавдия. — Подумал небось, что я со всеми шастаю по сараям?
— Нет, мой Ванюшка хороший. И в бою смелый.
— С кадетами не знаю, а с девками дюже смелый. Да и ты, видать, не промах.
— А о тебе я плохо не думаю, — произнес он, уводя разговор о себе.
— А как? Расскажи. Мне дюже интересно.
— Хорошо бы с такой в санях на тройке прокатиться, — сказал он, чтобы поддержать шутливый тон беседы.
— Ну, поехали! — предложила казачка. И тут же залилась смехом. — Только ты ведь до Колдаирова меня не довезешь, испугаешься свою Марью.
«Вот чертов хохол! — досадливо подумал о своем болтливом ординарце Дундич. — Когда успел?» Но ему стало приятно, что Клавдия не осуждает его выбор. И он совсем миролюбиво сказал:
— Ну, мне пора!
— Прощай, джигит, — ответила на этот раз без усмешки казачка и подняла над головой руку. — А как будете выходить, отпусти Ивана на минутку.
Из станицы выступили, когда солнце уже поднялось над хребтиной правобережья. Легкой рысью ринулись к Дону. Впереди Дундич в шерстяной бекеше и широкой бурке, под которой скрывались погоны есаула. Стремя в стремя ехал с ним Петр Негош в форме хорунжего. Остальные держались поодаль.
Что ждет их за этой безлесой пойменной равниной? Конечно, Хижняку надо знать, собираются ли белые снова отбить станицу. Хотя в штабе полка в этом никто не сомневался, нужно было подтверждение. Да и не мешало бы знать, какими силами располагает Улагай.