Евгений Белянкин - Генерал коммуны ; Садыя
— Подписали, но я его к делу не приму. Если будете настаивать, я его передам в ревизионную комиссию.
— Вот те на, — развел руками председатель, — на кой черт мне такой главный бухгалтер!
— Вот так, Василий Иванович!
Чернышев недоуменно и чего-то не понимая смотрел на Клавдию, будто не узнавал.
— Деньги колхозные… — начала было говорить Клавдия.
— Это я знаю.
— А знаете, о чем тогда разговор!
В другой раз, по мелочам, как часто бывало, Чернышев и действительно накричал бы, и долго потом ходил бы по кабинету, потеряв покой. Но теперь, уловив твердость в словах и вообще в поведении Клавдии, не то что растерялся, а… призадумался. Он понял, что бухгалтер так и сделает, как сказала.
«Вот оно, начинается! А ты нишкни, Василий Иванович: кругом народный контроль».
Чернышев отвернулся от Клавдии, и та вышла из комнаты. Долго он постукивал карандашом по обивке стола, переваривая то, что случилось.
«Ну, что ж, возьмем и это на учет», — наконец со вздохом произнес он и через какое-то время, видимо забывшись, снова защелкал костяшками и снова вызвал Клавдию.
— Мельницу свою надо, мельницу нам позарез…
— А окупится, Василь Иванович? — как ни в чем не бывало спросила Клавдия.
У председателя добродушно-хитрое лицо.
— Эх, Клава, Клава, еще спрашиваешь. Бухгалтер ты отличный, все до копеечки на учете, а вот баба не хозяйственная. Замуж надо, — вот и научишься хозяйствовать.
— Да что вы меня замужеством пугаете, Василий Иванович!
— Не пугаю, а дело говорю. Гляди, свое хозяйство будет, мужнина зарплата… Вот уже и оборот денежный, — Чернышев улыбнулся собственной шутке и тут же забыл про нее. — Эх, нам бы накопить деньжат: зерносклады новые… телятник перекрыли бы, строительство на поточный метод поставили бы… — И тихо, заговорщически продолжал: — Сейчас, милая, надо не зевать. Колхозам большой экономический простор дан — вот прибыль и надо удвоить, утроить в удобное для нас время. Хозяйством надо уметь крутить. Сейчас время такое, — Василий Иванович пронзительно смотрел на своего бухгалтера. — Не сумеешь колхозу обеспечить максимум, жизнь выбросит тебя за порог. Сейчас вялому да неповоротливому здесь делать нечего. Правду я говорю, Клавдия? Ты же руководящий работник и должна знать.
— Да вам лучше знать, Василий Иванович.
— Лучше, лучше, — проворчал Чернышев. — Притворяешься, что не понимаешь. А деньги эти, что я подписал, ты заплати.
— Вы же не маленький, Василий Иванович. Не могу.
— Через не могу.
Побаивалась Клавдия председателя и уважала. Никакого другого председателя не хотела бы… Но сейчас было все иначе.
— Можете меня наказать, но денег я не заплачу. Это нарушение воли колхозников, — негромко, и от этого особенно внушительно сказала она.
Чернышев опустил голову и закрыл глаза.
— А где наш генерал-то? — вдруг опросил он.
— Известно где, в поле Русаков.
— А ты попроси, чтоб поглядели. Может, он здесь где?
Клавдия вышла из председательского кабинета. Чернышев, пригорюнясь, облокотился на папки с бумагами и так сидел, о чем-то думая.
После открытого партийного собрания Чернышев с Русаковым встречались редко. С рассветом агроном в поле, у председателя тоже дел по горло. А если и сойдутся, то опять не до излияний: все текучка да текучка; вопросы решались накоротке.
Зато сейчас Русаков оказался поблизости и не замедлил явиться.
— Наколбасили мы с тобой, генерал, — начал Чернышев, не приподнимая головы от бумаг, — нет житья от сельхозуправления. Вечно за спиной Батова стоять не будешь. Надо и самим кумекать.
Сергей сел напротив председателя, внимательно его разглядывая. Чернышев сказал:
— Говорил тебе весной, да ты не слушаешь — мало, что ль, учили? Раньше за севообороты всыпали, и теперь за них всыплют.
— А вы видели горох? Свезите туда Волнова, пусть он своими глазами убедится, Василий Иванович, — Русаков ближе подсел к председателю, — поверьте, никому не нужен севооборот ради севооборота… У Сухого Куста земля поспевала медленно, вот я и поменял горох с кукурузой. Тем более кукурузу надо было переносить, потому что плантация заражена проволочником. И пусть Волнов…
— Ты здесь агроном, но не там, — перебил Сергея Чернышев, — и меня бьют не за горох, который, как ты говоришь, отличный, а за то, что мы нарушаем чередование культур… Ей-богу, как ни прикинь — все у нас идет вразрез с управлением. Одно дело делаем, а контакта не получается. А это плохо. Не считаться с этим нельзя. Понимаешь, Сергей. — Чернышев расположен был говорить откровенно. — Вот я тебя генералом зову. Уважаю. Но ты без своей политики человек!
— Без какой такой своей политики?
— Молодой ты еще! Слушай же да учись. Существуют ситуации, их учитывать надо. Сколько лет я председателем? Десять лет. Немало. А других, кто со мной начинал, назови — многие ли председательствуют? И колхоз наш не из последних, на виду. Всегда ли всего можно прямыми путями добиться? Вот — севообороты. Если понимаешь тенденцию в сельхозуправлении — так не стремись поперек дороги ей становиться. Надо оставить горох-то, пусть и не уродился. Заранее сминусуй его, да прикинь — откуда взять дополнительно прибыль. При разумности прибыль всегда будет.
— Ну, а зачем это? Зачем исхитряться?
— Как зачем? Ты думаешь, если перед тобой дорогу открыли свободную, то все пошло как по маслу? Вспомню тебя, хоть дело и прошлое: взял я тебя агрономом, а ты мне на второй же день финт выкинул: чепе! чепе! А чего чепе? Видите ли, Чернышев в район сводку преждевременно дал. А для чего он ее дал? И липа ли это? Черт побери, в конце концов надо понимать обстановку, положение колхоза, ситуацию… Если выразиться по-военному — маневр надо знать…
— Василий Иванович, а вот Чапаев поступил бы так? — В глазах Русакова смешливые огоньки. — А маневрам он цену, честное слово, знал…
— Ну, ты меня Чапаем не попрекай. При чем здесь Чапаев. Мы сами с усами. — Чернышев грузно встал из-за стола, нахмурился. — Я тебе дело, а ты мне все игрушечки. С той же Матреной, — разве нельзя было погодить? Никуда не делась бы.
— Да не отдали бы вы, Василий Иванович, не отдали бы. Вы же человек со своей политикой.
Чернышев сердито взглянул на агронома.
— Ладно, — сказал он, — Дальше давай кумекать. И за какие такие грехи ты мне достался? Вот косьба на прямую. Лучше меня понимаешь — нельзя…
— Нельзя да нельзя, а если через нельзя?
Освободился председатель только часа через два. Вместе с Русаковым вышел на крыльцо правления.
— Дождь будет?
— Сегодня выходной, — засмеялся Сергей. — А все же косить на прямую было бы неплохо…
— Опять за свое! Этот вопрос, повторяю, решай с Волновым. Он главный агроном района. Разве Волнов согласится на некондиционное зерно?
— Дотянем до кондиции, Василий Иванович, на току дотянем. Не Волнов агроном здесь, а я агроном…
— Давай все якать, что будет-то? Ох, и характер у тебя! Смотри, без Волнова ни-ни!..
27
Бедняков прошел три гона, когда вдали над дорогой показался столбик пыли. Столбик быстро приближался, и вскоре пропал за пригорком. И вдруг совсем близко вынырнула «Победа». Бедняков сначала подумал, что это Русаков. Но вскоре понял, что в гости к нему нагрянул Чернышев. Чапай шел по стерне навстречу комбайну. Сравнялись. Чернышев стоял молча, ожидая, когда к нему подойдет комбайн. Жидким тоненьким прутиком бил по голенищу начищенного сапога.
Бедняков поздоровался. Чапай молчал, не подавая руки. Переносица его была насуплена, широкое одутловатое лицо неприступно-грозным. Постояв так в молчании с минуту, Чапай вдруг разразился бранью.
— Кто разрешил? — отечное лицо стало багрово-красным. — Я спрашиваю — кто разрешил?
Ошарашенный Бедняков молчал.
— Я тебя спрашиваю?
— Василий Иванович, так это же для колхоза сподручнее, — наконец собрался с духом Бедняков.
— Ты знаешь, что нераздельная уборка запрещена.
— Знаю. Но ведь, Василий Иванович, в дрожь бросает, когда смотришь, как пшеница гибнет.
— Запрещена — и все, — отрезал председатель. — Ни ты, ни я в этом не хозяева.
— Василий Иванович, пшеница на корню гибнет… Ведь нашими руками все это возделывалось… Гибнет пшеничка!
Бедняков умоляюще смотрел на председателя.
По доброй наивности ему еще казалось, что Чапай шутит и что если его убедить, то все будет в порядке. А настойчивость комбайнера только злила Чернышева.
— Ты мне морали не читай, — грозно сказал Чапай. — Выполняй, что тебе сказал председатель. Видишь, жара…
— Ну как же так, Василий Иванович?
— Не твое дело, — грубо оборвал Чернышев. — Я здесь лицо государственное, ответственное; если не будешь подчиняться — отстраню и поставлю другого, а с тебя вычту за прогул…
