Аркадий Гайдар - Том 3. Ранние и неоконченные произведения
Он осел сразу корпусом книзу, чуть выставил из-за веток голову и прислушался.
— Подковы! Мать честная! Да неужели ж казаки?
От волнения сперло дыхание.
— Эх, вот была бы удача-то!
Впереди из-за поворота, по широкой, тянущейся вдоль гор, дороге, показалось несколько всадников, человек пять-шесть. Яшка кубарем скатился вниз и помчался назад, пригнувшись и отмахивая длинными ногами саженные прыжки. Сергей видел, как пронесся он стремительно мимо них и скрылся за кустами, забираясь проворно туда, где с главною частью отряда засел матрос.
Топот приближался, каждый из партизан зашевелился, чтобы принять наиболее удобное положение.
— Ребята! — не своим, металлическим голосом предупредил Егор. — В последний раз говорю… Сдохнуть мне на этом месте, если я не разобью башку тому, кто выстрелит безо времени!.. Замрите как могилы!
И ребята, действительно, замерли; даже дыханья не слышно стало, потому что приникли их головы плотно к сыроватой, пахучей земле.
Конный дозор проехал близко, почти рядом, ничего не заметив, и у Сергея мелькнула мысль, что хорошо бы можно в упор отсюда одной пулей ссадить двоих, а то и троих сразу.
Прошло несколько минут. Но вот показался и весь отряд. Человек около сорока пехоты. За ним тянулись какие-то экипажи, повозки и телеги.
«Что бы это значило?» — подумал Сергей и взглянул вопросительно на Егора.
— Беженцы в Сочи и к грузинам! — шепотом на молчаливый вопрос ответил тот и усмехнулся едко.
Рядами проходили солдаты. Впереди офицера не было, но зато возле повозок, из которых раздавался звонкий женский смех, на конях гарцевало целых три. Несколько мужчин в штатском, которым надоело, очевидно, сиденье в медленно ползущих за отрядом экипажах, шли рядом, разговаривая.
Молодая девушка, с развевающимся ярким шелковым шарфом, легко соскочила на ходу из шарабана, остановила одного из всадников и, взобравшись на седло, смеясь, поехала, свесив ноги на одну сторону.
До слуха Сергея донеслось несколько слов, вырванных из оживленного разговора. Потом кто-то, проезжая мимо, мягким и красивым тенором запел модную в то время песню:
Плачьте, красавицы, в горном ауле,
Правьте поминки по нас.
Вслед за последнею меткою пулей
Мы покидаем Кавказ.
— Но чёрт! — оборвался вдруг голос. — Чего храпишь, дура!
И слышно было, как слегка отскочила пришпориваемая лошадь.
Грудью за родину честно сражаясь,
Многие пали в бою-у-у!..
И вдруг, сразу нарушив спокойную тишину, загрохотали выстрелы, и дикий визг смешался с перекатывающимся эхом.
Растерявшись, расстреливаемый в упор отряд шарахнулся назад, но встреченный отсюда огнем Егоровой засады, заметался, кидаясь из стороны в сторону. Некоторые пробовали было отстреливаться, но они стояли открытые, как на ладони, и, не выдержав, через несколько минут, охваченные ужасом, бросились в кусты, преследуемые рванувшимися партизанами.
Яшка сразу же напоролся на офицера, который, прислонившись к какой-то повозке, садил пулю за пулей в их сторону.
— Брось, гадюка! — закричал он, но в ту же секунду ему пулей разбило винтовку в щепья, а офицер отпрыгнул.
— Тебя-то мне, голубчик, и нужно! — процедил вывернувшийся сбоку Егор и прикладом со всего размаха ударил офицера по голове.
Разгоряченные партизаны носились повсюду. Яшка орудовал уже новой подобранной винтовкой. Матрос, догнав какого-то субъекта, хотел полоснуть его из нагана, но, пожалев патрона, сбил его ударом кулака на землю, где тот и валялся до тех пор, пока его не пристрелил кто-то из пробегающих. Даже вялый грузин Румка пришел в ярость и набросился, как зверь, на какого-то штатского, оцарапавшего ему выстрелом из браунинга кожу на руке.
— А! Убивать хотэл!.. Рук попадал!..
И, подмяв того под себя, он до тех пор пырял его своим острым, длинным кинжалом, пока тот не перестал под ним возиться.
Егор, ожесточившись, метался и поспевал повсюду; заметив что-то мелькнувшее в сторону, он закричал вдруг, кинувшись в кусты:
— Стой! стой! курвы! Стой, так вашу мать! Не хотите… А!..
И он, не целясь, прямо с руки выстрелил в убегающих, но, промахнувшись, бросился вдогонку сам. Сначала не увидал никого, повернул направо, сделал несколько шагов, как вдруг столкнулся лицом к лицу с какими-то двумя женщинами.
Одна — высокая, черная, с разорванным о кусты ярким шелковым шарфом, та самая, которая еще так недавно беспечно смеялась, забравшись на верховую лошадь. Она смотрела на Егора широко раскрытыми темными глазами, в которых отражались растерянность и безграничный ужас. Другая — совсем молодая, белокурая, тоненькая, застыла, повидимому, не соображая ничего, рукою ухватившись за ветку.
Несколько мгновений они простояли молча.
— Аа! — проговорил Егор. — Так вы вот где!.. Убежать хотели!.. Офицеровы жены, что ли?..
Те молчали.
— Спрашиваю, офицеровы, что ли? — повторил Егор, повышая голос.
— Да! — беззвучно прошептала одна.
— Нет! — одновременно с ней другая.
— И да и нет! — усмехнулся Егор и крикнул вдруг громко и злобно:
— Буржуазия… белая кость! Думаете, что раз бабы, так на вас и управы нет?.. А, сукины дочери!..
И он, выхватив обойму, стал закладывать ее в магазинную коробку.
— Большевик!.. — с отчаянием и мольбой прошептала черная женщина. — Большевик!.. товарищ!.. мы больше не будем…
— Сдохнете, тогда не будете! — и все так же усмехаясь, Егор лязгнул затвором, не обращая внимания на то, что белокурая, пошатнувшись, еще крепче ухватилась за ветку, с ужасом впилась взглядом в винтовку, потом, вскрикнув, упала и задергалась вся от плача.
— Оставь, Егор! — проговорил подходя сзади матрос.
— Пойди ты к чёрту! — злобно изругался на него тот.
— Оставь! — хмуро и твердо повторил матрос, — будет на сегодня.
Егор посмотрел на него с насмешкой и легким презрением.
— Эх, ты!..
И отошел в сторону.
Победа партизан была полная. Два офицера и человек двадцать солдат остались на земле. Человек около десяти из тех, которые сразу же побросали винтовки, были захвачены в плен. Среди них, каким-то образом, остались в живых двое штатских. Хотели было пристрелить и их, но кто-то предложил:
— Чёрт с ними! Пущай расскажут, как с ихним братом. А то и знать-то другие не будут!
Надо было торопиться. С захваченных спешно поснимали шинели и поотобрали патроны.
Егор подошел к кучке пленных.
— Ну, стервецы! — сказал он, — пострелять бы вас, как собак, надобно. Против кого идете? Против своего брата-мужика. Адмиралы вам нужны, да генералы. Каиново племя, счастье ваше, что время такое… Валяйте к ним опять, когда хотите. Все равно сдыхать им скоро… Вы, господа хорошие, и вы, мадамы! по заграницам, должно, разъедетесь… больше вам деваться некуды. Так смотрите! Чтоб навек сами помнили и другим рассказать не забыли… Вот, мол, как с нами!.. вот, как нас в России!.. Пусть знают тамошние гадюки, что и им то же самое когда-нибудь будет!
Он остановился и гневно добавил, переводя дух:
— Ну, а теперь всего хорошего… Убирайтесь к чёрту! Да бегом чтобы, а кто отставать будет, вдогонку получит!
— Товарищи! А не постреляете? — робко и недоверчиво переспросил кто-то.
— Постреляем, если долго еще глаза мозолить будете, — крикнул матрос, — ну, раз… два… три! Да живо, сволочи, во всю прыть!..
И когда те кучею понеслись, толкаясь и обгоняя друг друга, приказал:
— А ну-ка, поддайте им пару, ребята! Дай несколько раз поверху… Вот так!.. Вот так!.. Ишь как припустилися.
Винтовки, повозки, ящики, свалили в одну кучу. Обложили сеном из тарантасов и подожгли, — чтобы не досталось никому. Костер заполыхал, затрещал по сухому дереву, взметываясь в небо ярко.
— Хвеерверк! — сказал кто-то.
— Люминация… Как в царский день…
— Эк, наяривает, должно в городе видно.
— Пес с ним, что видно. Его, и город бы, да со всех четырех концов!
— Зачем город? Так наш скоро будет! — говорил возбужденный удачей матрос. — Скоро, ребята!
И окрикнул громко:
— Даешь теперь в горы, ребята! Собирайся живей, скоро отряды примчатся и пешие и конные. Гоняться будут со злостью, и день и ночь. Чёрт с ними, пускай гоняются… Ведь напоследок!..
XVII.Темно-синяя ночь спустилась над горами. Не шепчутся деревья в безветренном просторе; не плывут облака по мерцающему огнями небу; замерло все кругом… спит.
Горит костер на лужайке. Не горит, а тлеет, поблескивая угольками, золоченым кругом раскинувшись по отдыхающей земле. Возле него кучкой несколько человек. Говорят негромко, вполголоса, стараясь не нарушить тишину ночи.
