Юлиан Семенов - Семнадцать мгновений весны (сборник)
Мюллер покачал головой, вздохнул:
– Я, пожалуй, смогу сделать так, что одна из моих радиостанций засадит в открытый эфир – по-шведски, отчего нет? – сообщение о предложении Гиммлера. Важно, чтобы наши радиооператоры в Министерстве пропаганды вовремя подхватили это сообщение: мои передатчики не так сильны, как ваши.
– Зачем нужна радиостанция Геббельса? У нас здесь самый мощный радиоцентр…
– Пусть известие придет со стороны, такому больше веры, неужели не ясно? – вздохнул Мюллер. – Высшая сладость сплетни в том и состоит, что она приходит от чужих…
…Прочитав перехваченное сообщение «шведского радио» о предложении Гиммлера, которое принес Геббельс, Гитлер побелел, губа отвисла, он тонко закричал:
– Но это же верх бесстыдства! Он грязный изменник, он свинья! Я мог ждать удара в спину от генералов, но Гиммлер! Где Фегеляйн?! Доставить его сюда! Пусть он расскажет мне об измене Гиммлера, глядя в глаза! Он его посланник при ставке! Он скрывал от меня правду, этот мерзкий сластолюбец, женившийся на несчастной сестре фрейлейн Браун, чтобы приблизиться ко мне! Доставьте его немедленно!
Фегеляйна нашли на одной из конспиративных квартир. Он готовился к бегству на север. В бункер его приводить не стали, по рекомендации Бормана обергруппенфюрер был расстрелян в саду рейхсканцелярии.
Через полчаса после казни родственника Гитлер приказал фон Грейму и Ганне Рейч немедленно вылететь из Берлина в Шлезвиг-Гольштейн, найти там Гиммлера, арестовать его и расстрелять без суда и следствия.
После этого Борман отправился в радиоцентр и послал шифровку гросс-адмиралу Деницу, в которой открыто обвинил верховное командование вермахта в измене: единственная реальная сила в Германии – штаб армии, он должен теперь быть изолирован и окончательно задавлен страхом – никаких переговоров, никто не смеет говорить о мире, кроме него, Бормана; генералам уже известно об аресте Геринга; сейчас им станет известно о приказе фюрера – уничтожить изменника Гиммлера. Страх действует парализующе. Лучше всего вдавить ужас, сделав известной расправу над самыми могущественными людьми рейха, тогда в генералах еще больше проявится их собственная малость…
…Ночью фюрер вяло продиктовал свое завещание, перед этим дважды переписанное Борманом. В конце, после перечисления фамилий новых министров, он послушно добавил несколько строк, продиктованных ему рейхсляйтером в последнюю минуту.
«Прошло более тридцати лет с тех пор, как в 1914 году я стал добровольцем, чтобы защитить рейх от нападения.
Все эти три десятилетия я был полон любви к моей нации. Только эта любовь двигала всеми моими поступками, мыслями, всей моей жизнью, наконец… Эти три десятилетия любви к нации и работа на ее благо потребовали отдачи всех моих сил, всего здоровья…
…Это ложь, будто кто-либо в Германии 1939 года хотел войны.
Войну спровоцировали интернационалисты еврейской национальности или те, кто им служит.
Я сделал слишком много для того, чтобы провести в жизнь ограничение вооружений и контроль над ним. Именно поэтому и были предприняты попытки возложить на меня ответственность за войну. С тех пор как я был добровольцем на полях мировой битвы, я никогда не хотел новой войны – ни против Англии, ни против Америки. Пройдут годы, но сквозь руины наших городов и памятников произрастет правда о всех тех, кто совершил это злодейство: и это будет правда о международном еврействе и его слугах.
Всего лишь за три дня перед началом германо-польской войны я внес предложение о мирном решении проблемы. Мой план был изложен английскому послу в Берлине: международный контроль наподобие того, какой был учрежден в Саарской области. Мой план был отвергнут без обсуждения, потому что правящая клика Англии хотела войны, частично по соображениям коммерции, частично под влиянием пропаганды, находившейся в руках международного еврейства.
Полная ответственность за трагедию европейских народов, переживших ужасы нынешней войны во имя выгод финансового капитала, лежит целиком и полностью на евреях. Я же сделал все, что мог, чтобы миллионы детей Европы арийского происхождения не голодали, миллионы мужчин не гибли на полях битв, сотни тысяч женщин и младенцев не подвергались насилиям и бомбардировкам.
После шести лет войны, которая, несмотря на все отступления, в один прекрасный день будет признана самой героической борьбой нации за свое существование, я не могу оставить город, который является столицей рейха. Поскольку наши войска слишком робки, чтобы отразить атаки врага, поскольку сопротивление было поручено организовать тем, у кого нет должного характера, я решил разделить мою судьбу с судьбой тех миллионов, которые решили защищать город.
Я ни в коем случае не отдам себя в руки врагов, которые наверняка приготовили новый спектакль, по сценарию евреев, чтобы порадовать массы, впавшие в состояние истерии.
Я уйду из жизни добровольно в том случае, если пойму, что положение фюрера и рейхсканцелярии безнадежно. (Борман понял, что произошла ошибка – сам Гитлер не может думать о себе в третьем лице, но исправлять на людях не решился.) Я умру с легким сердцем, потому что знаю, как многого добились наши крестьяне и рабочие, я умру с легким сердцем, ибо вижу совершенно уникальную преданность моему делу нашей молодежи. Я бесконечно благодарен им и завещаю им продолжать борьбу, следуя идеалам великого Клаузевица. Гибель на полях битв приведет в будущем к великолепному возрождению идеалов национал-социализма на базе единства нашей нации.
Множество мужчин и женщин решили связать свои жизни с моею. Я благодарю их за это, однако приказываю им не разделять моей судьбы, но продолжать битву на фронтах. Я приказал командующим армиями, флотом и авиацией крепить в войсках дух национал-социализма, объясняя солдатам, что я – фюрер и создатель движения – предпочел смерть капитуляции…
Перед смертью я исключаю из партии бывшего рейхсмаршала Германа Геринга, я отнимаю у него все те права, которые были ему пожалованы декретом 29 июня 1941 года и решением рейхстага от 1 сентября 1939 года. На его место я назначаю адмирала Деница – в качестве президента рейха и главнокомандующего вооруженными силами.
Перед моей смертью я исключаю из партии и снимаю со всех занимаемых должностей бывшего рейхсфюрера СС и министра внутренних дел Генриха Гиммлера. На его место – в качестве рейхсфюрера СС – я назначаю гауляйтера Карла Ханке, а министром внутренних дел я назначаю гауляйтера Пауля Гислера.
Помимо акта нелояльности по отношению ко мне, Геринг и Гиммлер бросили пятно невыразимого позора, начав секретные переговоры с врагом, не поставив меня об этом в известность, против моей воли. И наконец, в их поступках видно желание узурпировать власть в рейхе.
Желая дать Германии правительство, составленное из наиболее благородных людей, я, как фюрер нации, называю членов нового кабинета:
Президент рейха – адмирал Дениц.
Канцлер – доктор Геббельс.
Министр партии – Борман.
Министр иностранных дел – Зейсс-Инкварт.
Министр внутренних дел – гауляйтер Гислер.
Министр обороны – Дениц.
Главнокомандующий армией – Шернер.
Главнокомандующий флотом – Дениц.
Главнокомандующий воздушным флотом – Грейм.
Рейхсфюрер СС – гауляйтер Ханке.
Министр торговли – Функ.
Министр сельского хозяйства – Баке.
Министр юстиции – Тирак.
Министр культуры – доктор Шеель.
Министр пропаганды – доктор Науман.
Министр финансов – Шверин-Крозиг.
Министр труда – доктор Хаупфауэр.
Министр снабжения – Саур.
Вождь трудового фронта и министр без портфеля – доктор Лей.
…Несколько человек – среди которых Мартин Борман, доктор Геббельс и ряд других – вместе с их женами присоединились ко мне по своей доброй воле, не желая покидать столицу ни при каких обстоятельствах. Они намерены уйти из жизни вместе со мною. Я, однако, считаю, что вопрос борьбы нации являет собою нечто большее, чем их желание. Я убежден, что мой дух после моей смерти не оставит их, но будет помогать им во всех их начинаниях… Пусть они всегда помнят, что наша задача, то есть консолидация национал-социалистского государства, являет собою задачу веков, которые грядут, и поэтому будущее каждого индивида должно быть тщательно скоординировано с интересами всеобщего блага. Я прошу всех немцев, всех национал-социалистов, мужчин и женщин, всех солдат вермахта сохранять верность – до последней капли крови – новому правительству и его президенту.
И – главное – я требую от правительства и народа свято соблюдать расовые законы и всеми силами противостоять интернациональному еврейству.
Берлин, 29 апреля 1945 года, 4 часа утра.Свидетели: доктор Йозеф Геббельс,Мартин Борман,Вильгельм Бургдорф,Ганс Кребс».…Гитлер шаркающе обошел тех, кого Борман пригласил в конференц-зал, медленно, потерянно улыбаясь, заглянул им в глаза, пожал каждому руку, повторяя одно и то же:
