Виктор Савин - Чарусские лесорубы
Они были еще на полпути, а Сотый квартал, взявший хребет, уже кричал «ура» и начинал зажигать костры; в лощинке между скал кто-то поджег сухостойную ель, огромное пламя столбом взметнулось вверх.
— Смотри, смотри, как красиво! — вскрикнула Медникова, сжимая руку Зырянова. — Идем скорее туда!
Когда они поднялись на вершину, ель уже потухла: хвоя сгорела, а ветви, обуглившись, стали черными. Парни и девушки стаскивали под ель валежник, вырывали с корнем посохшие на камнях карликовые деревья, несли все, что может гореть.
— Будет замечательный костер! — сказал Зырянов. — Если ночь темная, такой костер заметят за сотни километров, чуть не со всего Урала. Здешняя молодежь любит ходить в горы и жечь костры.
— А ведь это интересно — наш костер заметят и в Новинке, и в Чарусе, и везде, откуда виден Водораздельный хребет. — Лиза огляделась вокруг. Вдоль всего хребта громоздились скалы, освещенные луной, точно каменный полуразрушенный город с причудливыми постройками, с зубчатыми стенами, башнями. Справа и слева от хребта виднелись мохнатые горки, холмы, а между ними искрящиеся, как жемчуг, лесные долины.
— Хорошо тут, красиво! — сказала Лиза.
— Это еще что! — перебил ее Зырянов. — Самая красота откроется утром, на восходе солнца. Раз посмотришь — и на всю жизнь влюбишься.
— А где тут река, про которую ты говорил, что она изменит свое русло? — спросила Лиза.
— Глухая Ильва? Да она у тебя под ногами. До нее рукой подать. Завтра мы к ней спустимся.
— Вон та серебристая полоса за вершинами деревьев?
— Да, да! Река течет под самой горой. Потом гору взорвут, сделают в ней брешь, а русло реки перегородят, она побежит в брешь к нам мимо Чаруса вместе с Ульвой, которую мы сегодня переходили.
— Как все это интересно, Борис!
Вспыхнул костер под елкой. Пламя быстро охватило огромную кучу сушника и огненной копной взметнулось вверх, озарив розовым светом радостные лица парней и девушек, скалы и камни, поросшие белыми мхами. Вверх полетели фуражки, кепки, косынки.
— Ур-ра!
— Салют Уралу!
— Слушай, Урал: ого-го-о!
И опять над далекими горами и лунными долинами расплескалось эхо.
Комсорг Мохов водрузил между скалами алый флаг, собрал к нему людей. Борис Лаврович сел на камень, обросший густым мохом, окинул взглядом парней и девушек, сразу притихших, насторожившихся, и сказал:
— Теперь мы на самой макушке горного Урала. Водораздельный хребет — одна из вершин Каменного пояса. А Каменный пояс — древнее название нашего теперешнего Урала.
— А что значит «Урал», откуда взялось такое слово? — спросила Лиза, сидевшая в сторонке, неподалеку от Зырянова, ее освещало розовое пламя яркого костра.
— Сейчас трудно сказать, откуда произошло это название. Но есть легенды, предания… Может быть, кто из вас знает их? — спросил замполит.
— Я читал одну книжку про Урал, — сказал Иван Мохов, брат Якова, плотный широкоплечий парень, с темным, загорелым лицом, которое при отблесках неровного пламени казалось отлитым из бронзы.
— Ну, ну, — ободрил его Зырянов.
— В той книжке, — продолжал Иван, — есть сказ про Золотую землю. Слово «Урал» произошло от имен сказочных парня и девушки. Парня звали Ур, что значило на языке древнего племени, жившего в нашем крае, «земля», а девушку звали Ал, что значит «золото». Парень и девушка сдружились, ушли внутрь гор, от них и пошло название Урал, земли золотой…
Поужинав у костра, лесорубы расположились на ночлег — на мягких мхах и ягодниках, под высокими, еле приметными звездами, под луной, плывущей в огромном воздушном океане, над огромными лесами, погрузившимися в тишину.
Перед рассветом, когда исчезла луна, а восток чуть-чуть побелел, Зырянов поднялся. Подкинув в костер валежника, он пошел побродить. На восточном склоне хребта он обнаружил камень, похожий на мягкое кресло со спинкой. Усевшись поудобнее, он стал наблюдать за небом, лесом, горами. Белая зорька пожелтела, потом порозовела, наконец, стала буро-малиновой. Синее небо начало светлеть, голубеть. Над головой небосвод был еще темный, а восток заиграл светлыми, прозрачными красками.
Зырянов пошел, отыскал Лизу, разбудил ее и привел к своему каменному креслу. На самом горизонте Лиза увидела большое, красное, как кровь, озеро, а в нем — огромное румяное яблоко.
— Неужели это солнце? — воскликнула она в изумлении. — Почему оно без лучей и купается будто в воде?
— Воды там нет. Солнце всходит в тумане… Посмотри, что делается внизу.
Все долины были залиты туманом. Куда ни кинь взгляд — везде разлилось море, в море — островки, это вершины гор. Водораздельный хребет, точно огромный корабль, плыл по морю среди островков.
— Я еще никогда не видела такой картины. Борис, мне что-то холодно. Сядь поближе. Вот так. Интересно получается: внизу — туман, а здесь — ясное утро.
Верхняя кромка солнца позолотилась и выпустила усики. Усики вонзились в небо. Оно стало нежным-нежным, голубым-голубым.
— Смотри, Борис, как туманы позолотились. Как красиво! Хорошо, что ты разбудил меня… А девчата спят, ничего этого не видят.
— Как же, «спят»! — услышала она над ухом чей-то голос.
Она оглянулась. Все парни и девушки сидели на камнях. Их лица и одежда были розовыми, и камни розовые, и вся гора розовая, сказочная.
— Думаете, вы будете солнце встречать, а мы спать? Как бы не так! — раздались голоса. — Выспаться успеем и дома.
Зырянов сделал первый фотоснимок, заснял всю группу на камнях.
Потом, захватив фотоаппарат и ружье, он позвал Лизу вниз к реке, к Глухой Ильве.
Девушка легко прыгала с камня на камень, соскальзывала со скал и даже помогала спускаться Борису. Вдруг их внимание привлек какой-то необыкновенный шум. Казалось, кто-то хлопал в ладоши: хлопнет раз, громко-громко, потом начинает хлопать часто-часто, замолкнет и опять хлопает громко и снова часто-часто.
— Что это такое, Борис? — прислушавшись, спросила Лиза. — Давай посмотрим! — Она схватила его за руку. — Ну, побежали?
Добрались до кромки лесочка, откуда раздавались необыкновенные звуки. Лиза, прячась за деревьями и всматриваясь вперед, начала углубляться в ельник. Иногда она поворачивалась к Зырянову и грозила ему пальцем: дескать, тише, не шуми! Вдруг она замерла на месте, в глазах застыл испуг. Зырянов выглянул из-за ее плеча. Возле скалы, ярко освещенной солнцем, верхом на надломленной вершине старой ели сидел небольшой медведь-муравейник; зацепив лапой отколотую молнией дранку, он оттягивал ее в сторону, а потом отпускал: дранка, щелкнув по стволу, начинала дребезжать; медведь, склонив голову набок, прислушивался и маленькими круглыми глазками с любопытством разглядывал свою игрушку. Потом снова оттягивал дранку, слушал, смотрел.
— Мишка-музыкант! — шепнул Зырянов Лизе.
— Стреляй скорее, стреляй! — шепнула она.
— Зачем? Он сейчас не страшен. Он увлекся игрой, как ребенок. Я его сфотографирую.
Не спеша. Зырянов пристроил свой аппарат за плечом девушки, навел фокус и щелкнул затвором. Медведь, не обращая внимания на окружающее, продолжал забавляться.
У Лизы отлегло от сердца, она повеселела и с любопытством поглядывала то на медведя, то на Зырянова, как бы спрашивая: «Ну, а что будет дальше?»
— Его можно без ружья убить, — шепнул Зырянов. — Вот крикнуть сейчас — он перепугается, получится разрыв сердца.
Лиза с недоверием посмотрела на Бориса.
— Хочешь, испытаем?
— Ой, нет, нет, что ты? — она схватила его за руку.
Медведь вдруг прекратил игру, забеспокоился, вытянул шею. Увидев непрошеных гостей, злобно сверкнул налитыми кровью глазами, рявкнул. Борис схватился за ружье, но медведь кубарем свалился с дерева и исчез, — только слышно было, как хрупоток пошел по ельнику.
Спускаться к реке Лиза отказалась.
— Чего ж ты испугалась? — успокаивал ее Зырянов. — Летом медведи смирные, зря не накинутся, только не тронь их, не зли. Они теперь сытые, добродушные!
— Да, вон как он рявкнул, аж мороз пошел по коже. У меня сердце до сих пор не успокоится.
— Это он для самообороны припугнул нас, а сам бежать… Привыкать надо, Лиза, к нашим лесам. Страшного тут ничего нет.
Выйдя из ельника, они зашли в малинник, разросшийся вокруг каменной россыпи.
— Смотри-ка, смотри-ка, Лиза! — сказал Зырянов. — Здесь, оказывается, мишкина столовая.
— Какая столовая?
— Видишь, приходит сюда малиной лакомиться: все истоптал топтыгин. Вот ягоды обсосанные. Заберется в малинник и пасется, мусоля ягодку за ягодкой, вон сколько сосулек наоставлял!
На горе возле костра уже никого не было. Парни и девушки разбрелись собирать ягоды. Кругом были малинники, а брусника росла повсюду на мхах, на камнях. Некоторые мхи от множества ягод казались красными. Взяв свое ведро, Лиза начала срывать гроздья брусники, они со звоном падали в железную посудину. Зырянов стал помогать ей; стоял на коленях возле ведра и перекладывал тугие краснобокие ягоды с моха в посудину. Потом он отставил ведро в сторону, растянулся на мягком ягоднике, заложив руки под голову.
