Евсей Баренбойм - Крушение
Действительно, еще до 1932 года Северный морской путь оставался кладом за семью замками. Только трижды удалось преодолеть эту немыслимо трудную морскую дорогу, да и то не за одну навигацию. 1932 год стал переломным. В том году ледокольный пароход «Сибиряков» под командой опытного полярного капитана Воронина с профессорами Шмидтом и Визе на борту сумел пройти весь путь за одну навигацию. Но что это был за путь! Об этом переходе можно было написать не спокойно-деловые научные записки, а захватывающий приключенческий роман.
Головко отлично знал эту одиссею «Сибирякова».
Двадцать восьмого июля «Сибиряков» вышел из Архангельска, прошел пролив Маточкин Шар и третьего августа вошел в порт Диксон. Затем, обогнув Северную Землю, с большим трудом пробился сквозь тяжелый паковый лед и три недели спустя достиг бухты Тикси. Вскоре он снова попал в паковые льды, потерял винт. Не имея хода, он сумел все же выбраться на чистую воду и там, поставив паруса, сшитые из брезентовых чехлов, двинулся дальше на Восток. На его счастье, дул попутный ветер. Он и течение помогли пройти под парусами в Берингов пролив. Только в марте 1933 года, после предварительного большого ремонта в Иокогаме, «Сибиряков» вернулся на родину.
И все же дело было сделано. Число судов, прошедших этим путем, стало расти. На трассе Северного морского пути начались широкие гидрографические работы. Были открыты не известные ранее острова и скалы, построено много маяков и морских опознавательных знаков, обвехованы фарватеры. Ускоренно строились радиостанции. В 1934 году была создана постоянная ледокольная служба. Ледоколы действовали в проливе Лонг, у Медвежьих и Новосибирских островов. Теперь с их помощью и с помощью регулярно передаваемых по радио ледовых прогнозов ни одно судно не оставалось во льдах на зимовку. Северный морской путь был открыт для судоходства.
Сейчас на висящей перед командующим карте на трассе Северного морского пути были обозначены красными флажками места, где на восемь ноль-ноль находились оба важнейших конвоя — восточный и западный, безопасность плавания которых должен был обеспечить флот. Корабли западного каравана в составе ЭОН-18 и девятнадцати транспортов, сопровождаемые четырьмя ледоколами, двигались к проливу Вилькицкого со стороны моря Лаптевых. Но были еще далеко. Второй, восточный караван, ведомый ледоколами «Красин» и «Ленин», отстаивался на якоре в юго-восточной части пролива. Можно было предположить, что если вражеский рейдер знает о движении этих караванов, то именно здесь, в узкостях пролива, он и попытается нанести свой удар.
— Степан Григорьевич, — приказал Головко начальнику штаба флота. — Передайте еще раз предупреждение командирам обоих конвоев. И пусть Кузнецов немедленно доложит мне результаты воздушной разведки. От нее зависят все наши действия.
Едва за Кучеровым затворилась дверь, как позвонил командующий военно-воздушными силами флота.
— Пролив Вилькицкого и прилегающие к нему районы закрыты густым туманом, — докладывал он. — Мои разведчики вынуждены были вернуться.
— И опять ни с чем?
— Выходит так, товарищ командующий, — с трудом сдерживая обиду, согласился Кузнецов. — Погода есть погода. Сквозь туман еще не научились видеть.
— Недаром говорят: «Где начинается авиация, там кончается порядок», — в сердцах сказал Головко и, прикрыв трубку ладонью, обращаясь к сидящему тут же в кабинете члену Военного совета Николаеву, пояснил: — До сих пор не могут ничего обнаружить, печенеги.
Несколько секунд Головко молчал, тяжело облокотившись о стол, механически приглаживая свои волнистые с заметной проседью волосы, потом резко бросил в трубку:
— Вы лично головой отвечаете мне за обнаружение рейдера. Что? Это ваше дело. Посылайте еще или летите сами. Рейдер должен быть обнаружен.
К авиаторам у командующего флотом была претензия. Воюют они хорошо, смело, оказывают большую помощь кораблям. Но вот последнее время стали «увлекаться» — увеличивали число сбитых в воздушных боях самолетов противника. Поэтому теперь после очередного доклада о числе уничтоженных машин врага он всякий раз спрашивал:
— Пух-перо есть?
— Нет, товарищ командующий. Упали в море.
— Постарайтесь сбивать над землей или так, чтобы кто-то мог видеть. Мне нужны подтверждения.
И эта история с немецким асом. Вот уже несколько недель, как повадился летать над аэродромом в Ваенге фашистский летчик на разрисованной продольными белыми полосами машине. Он уже и название получил у наших авиаторов — «полосатый». Обнаглел до того, что стал сбрасывать над аэродромом вымпел, где на ломаном русском языке нацарапано:
«Русс! Поднимайсь в воздух. Буду бить тебя один на один без зенитной артиллерии».
По данным разведки, в состав действующего на Севере пятого немецкого воздушного флота прибыл специальный отряд, укомплектованный лучшими асами люфтваффе. Назывался он «Stolz Deutschland» — «Гордость Германии» и должен был восстановить утраченное немецкое господство в воздухе. Разведчики утверждали, что вымпелы сбрасывает знаменитый ас Миллер, лично сбивший более восьмидесяти французских, бельгийских, голландских и английских самолетов. Есть на его счету и наши машины. Среди летчиков сразу появились охотники вступить с ним в поединок. Но Головко властью командующего запретил это делать.
— Лучше перехитрите противника, — приказал он командующему воздушными силами. — Подкараульте его в воздухе и сбейте. Еще лучше заполучите живым.
Этот разговор состоялся недели три назад, но до сих пор, несмотря на то, что Миллер продолжает свои нахальные полеты, сбить его не удалось.
Домой в эту ночь командующий не поехал и лег спать в небольшой спаленке, устроенной тут же, позади рабочего кабинета. В начале седьмого, когда он уже встал и брился, оперативный дежурный принес ему только что переданную с радиостанции на мысе Желания на Диксон и дублированную для штаба флота тревожную радиограмму: «Напало неприятельское судно, обстреляло. Горим, горим, много огня!» На радиограмме стояло время и дата: 25 августа пять ноль-ноль. Ни типа судна, ни направления, в котором скрылся вражеский рейдер, указано не было.
— Прикажите Диксону запросить их снова — откуда появился корабль, куда ушел, его предполагаемый тип и вооружение. Какие получены повреждения.
— Такой запрос уже послан, товарищ командующий.
— Добро.
«Вот когда сказываются наши просчеты в боевой подготовке, — подумал он. — Даже не проинструктировали зимовщиков как следует».
Час спустя, видимо, оправившись от шока, погасив пожары, зимовщики сообщили более обстоятельно:
«Корабль появился со стороны Баренцева моря. Они приняли его за пароход «Беломорканал», шедший мимо мыса в бухту Кожевникова. Тип корабля определить не могли. Похож на вспомогательный крейсер. В результате обстрела сгорели жилой дом, метеостанция, дом летчиков. Противник ушел на восток и скрылся в Карском море».
«Далеко забрался печенег, — подумал Головко, прочитав второе сообщение. — Так-то оно, наверное, к лучшему. Кончился период неизвестности. Волк начинает показывать свои желтые клыки. Ну что ж, посмотрим, что ты сумеешь сделать». Он снял трубку и позвонил командующему авиацией флота. Обрисовав обстановку после появления рейдера у мыса Желания, Головко распорядился:
— Держите в готовности полк торпедоносцев Ведмеденко и прикажите Мазуруку вести непрерывную разведку. Повторяю, вы лично отвечаете передо мной за ее результаты. Ясно?
— Ясно, товарищ командующий.
По тону, которым было сказано последнее слово, Головко чувствовал, что генерал хочет сказать что-то еще.
— У вас ко мне больше ничего нет? — спросил он.
— Есть, — ответил генерал. Он явно мялся, не спешил говорить. — Тут одна история произошла, товарищ командующий. Не знаю как быть.
— Какая история?
— Вчера прилетела из Фербенкса эскадрилья «Каталин» в составе пяти кораблей. Долетели благополучно. Но среди багажа обнаружена сержант американской армии Грейс Джонс.
— Что значит обнаружена? Живая?
— Живая. Тайком забралась в самолет и сумела улететь. Ее заметили уже только на середине пути.
— Мотивы?
— Какие там мотивы, — рассмеялся генерал. — Влюбилась по уши в нашего командира эскадрильи капитана Соколова. Хочет вместе с ним бороться с фашистами.
Головко помолчал, раздумывая, что же предпринять. Ситуация явно была необычной. Он знал, что по закону браки советских граждан с иностранцами запрещены. Можно, конечно, отправить ее обратно. Но следовало иметь в виду и политический характер этого шага. Сержант — союзник по общей борьбе.
— Вы беседовали с ней?
— С ней не успел. А с Соколовым разговаривал. Он согласен на ней жениться. Говорит: «Вы б, товарищ генерал, увидели ее и тоже б не устояли», — генерал опять рассмеялся. — Фотографию показывал.
