Александр Лозневой - Крепость Магнитная
— Ну, как тут?.. — подошел Желобаев и, не дав Галине сказать, стал уговаривать ее подежурить еще немного.
— Хорошо, Иван Васильевич.
Довольный, усмехнулся, побежал еще куда-то: было такое впечатление, что у него никогда не бывает свободного времени. Возвратясь минут через двадцать, сам потянулся к термометрам: одно дело услышать и совсем иное — увидеть. Лишь после этого малость успокоился, а может, даже устал — медленно побрел, чуть прихрамывая, к группе инженеров. Вдруг повернул к стоявшему в сторонке главному энергетику:
— Илья Гаврилович, после опробования будем вскрывать турбину или как — сразу акт подпишем?
Илья Гаврилович Тихомиров, посвятивший свою жизнь развитию отечественной энергетики, нашел вопрос не праздным, более того, ждал этого вопроса. Посмотрев на умаявшегося Желобаева, положил ему руку на плечо:
— А вы как думаете, Иван Васильевич?
— По-моему, надо обязательно. Откровенно говоря, в этой дорогостоящей штучке не все ясно. Получше раскусить новинку. Вот и говорю, еще раз в нутро заглянем, прощупаем…
Подозвав начальника электростанции, Тихомиров задал ему желобаевский вопрос. Передернув плечами, тот заговорил, из чего можно было понять: вскрытие и заманчиво и в то же время не выгодно: стройка ждет энергии. А турбина, дескать, идет, будто пишет. Нагрузить бы сразу.
— Все это так. Но…
— Илья Гаврилович, в моем положении… Ну, как тут объяснить?.. В общем, вдруг чего, вы же первым с меня спросите. Да и то сказать, не на день устанавливаем… Полагаю, покрутим денька три-четыре и — на ревизию. Пока здесь представитель фирмы, в этом есть смысл, а уедет, тогда взятки гладки. Я понимаю, электроэнергия нужна стройке…
— Вот так нужна! — сказал Тихомиров, чиркнув себя пальцем по горлу. И, помолчав, заключил: — Ждала больше, подождет еще. Будем вскрывать!
Когда сказали об этом представителю фирмы — Гартману, он вскинул рыжие брови:
— Вскрывать?.. Да вы послушайте, как работает! — Он не взял, а выхватил слуховую трубку из рук Желобаева, Приставил к кожуху турбины: — Как швейцарские часы!
— В этом мы не сомневаемся, — сказал Желобаев. — Но после опробования все же полезно заглянуть вовнутрь: как там, что у нее. Для профилактики… И тут ничего зазорного. Да и сама фирма, мне кажется, должна быть заинтересована в этом.
— О, да, — глухо отозвался Гартман. — Но фирма, к сожалению, уже распорядилась о нашем выезде из вашей страны. Мне и моим подчиненным предстоит неблизкая дорога — в Великобританию. Затем еще дальше — в Северо-Американские Соединенные Штаты… Наши турбины, как видите, по всему свету. Буквально на днях несколько экземпляров таких агрегатов закупила Япония.
— Господин Гартман, мы вам верим, — подхватил Желобаев. — Но без вскрытия акт не подпишем.
— О, понимаю, русский характер. Надо все пощупал! — рассмеялся Гартман. А про себя решил: «Этот большевик и впрямь не поставит своей подписи, а это в свою очередь повлечет нежелательные суждения, кривотолки, начнется волокита. В конце концов, придется потерять больше». И, выждав немного, заявил: — Фирма АЭГ всегда шла навстречу своим клиентам, даже в том случае, когда ей это было невыгодно. Уважение к партнеру, взаимное доверие для нас превыше всего.
Четвертая турбина работала трое суток. Желобаев почти не отходил от нее. По несколько раз в день сам лично проверял показания приборов, не расставался со слуховой трубкой. Гартман дивился его неутомимости и, выслушивая ход турбины, осторожно советовал — не давать пока большой нагрузки. А у самого зудила мысль: «Лучше бы не встречаться с этим русским!»
Когда турбину остановили, она еще долго отдавала теплом, будто дышала. Ревизию начали, когда совсем остыла. И надо было отдать должное Гартману: облачившись в комбинезон, он принял в этом самое непосредственное участие.
В тот самый день, когда помощники Гартмана вскрыли сопловый аппарат, подошел вездесущий Желобаев. Склонился над аппаратом и неожиданно извлек оттуда железку, напоминавшую собой половину стомиллиметрового гвоздя без шляпки. Начальник машинного зала побледнел. У него затряслись руки.
— Откуда?.. Как?.. — недоумевал он.
Взяв у него железку, представитель фирмы АЭГ поднес ее к глазам, прикрытым очками в роговой оправе:
— Гвоздь?
— Не гвоздь, а обрубок электрода, — уточнил Желобаев. Он снова пошарил рукой в паровой коробке и вытянул еще несколько таких обрубков. — Вот те на! — Держа их на ладони, стал пристально рассматривать: удивительно ровные, словно сделаны по заказу. Это еще более встревожило Желобаева, навело на мысль, что диверсия готовилась заранее. Потирая виски, он не находил себе места: вот оно то, чего так боялся!
— Наше счастье, что мы с вами отказались от полной нагрузки, — заметил Гартман. — О, если бы дали… эти «гвозди» могли оказаться между лопаток. И тогда…
— Все к чертовой матери! — нервно бросил Желобаев, смотря на Гартмана, лицо которого выражало и лесть, и сострадание, и еще что-то такое, в чем не так просто было разобраться. — Кто ж это сделал? — не словами, а всем своим существом, с болью в сердце спрашивал Желобаев.
— Враг, кто ж еще! — сказал Громов.
Встревоженный Гартман отвел Желобаева в сторонку:
— Если вы думаете на моих ребят — это исключено. Мои помощники свято оберегают честь фирмы и на такое, страшное для них дело, не пойдут. Фирма за это не простит. Каждый, кто попытается нанести ей какой-то ущерб, а тем более, подорвать ее авторитет, будет немедленно изгнан. А изгнанный, как известно, уже не сможет найти работу; его не возьмут даже мусорщиком. Единственное, что остается такому человеку, — это смерть… Надеюсь, господин Желобаев, вы поняли меня?
— Как не понять, — сухо отозвался тот.
— Спасибо!
Однако Гартман не успокоился. Завел разговор о том, как во время монтажных работ, у турбины дежурили комсомольцы. Нет, нет, он не собирается обвинять их в злонамерении, но, наблюдая за ними, не один раз приходил к мысли, что все это несерьезно: сегодня — одни, завтра — другие. Сколько их перебывало на этих дежурствах! В Германии так не поступил бы ни один хозяин. Это — безответственность, а по-вашему, обезличка. Для охраны турбины немец поставил бы одного, двух, причем не так поспешно, как это сделали вы, а после должной проверки, через полицию, после дактилоскопии…
Ничего не ответив, Желобаев ушел к начальнику электростанции, прихватив с собой злополучные «гвозди», которые, как ему казалось, изготовлены с особой немецкой педантичностью.
Посмотрев ему вслед, Гартман подозвал одного из своих помощников и принялся отчитывать за какую-то провинность. Если бы рядом были люди, знавшие по-немецки, они услыхали бы следующее:
— Мы с вами находимся не у себя дома, в чужой, темной стране, где добрая половина людей настроена против нас. Будем же особенно осторожны. Эти полуграмотные русские, окружающие нас, не понимают того, что мы, немцы, делаем для них добро, и готовы утопить нас в капле воды. Они ненавидят не только нас, но и нашу родину, нашу высокую западную культуру. Иначе, как можно объяснить то, что в турбине, над установкой которой мы трудились несколько месяцев, оказались обрубки электродов. Я это говорю к тому, что здесь легко влипнуть в какую-нибудь грязную историю, из которой потом не выбраться. Русские — это варвары, для них нет ничего святого! Не успели мы уехать, как они уже подняли руку на нашу славную технику. Да, именно так! Уничтожив турбину, они написали бы в газетах, что немецкая техника никуда не годится. А каково это для нашей фирмы? Что сказал бы после этого генеральный директор? Как отнесся бы к нам окружающий нас, торговый мир?
— Но, шеф, вы же сами…
— Отставить! Я, по-моему, точно объяснил, как вести себя здесь. Все! Никаких разговоров.
Обрубки электродов лежали на столе начальника ЦЭС и вызывали у него тревогу и раздражение. Размышляя о том, что в стенах электростанции орудует враг, он негодовал, злился на охрану, на себя, горел желанием во что бы то ни стало найти и обезвредить злодея. Но как это сделать? На кого показать пальцем? И хотя Желобаев намекнул, что железки сделаны с чисто немецкой аккуратностью, это еще не доказательство. Не пойман, не вор. Но что эти железки были сделаны и уложены человеком, хорошо знавшим турбину, в этом не было никакого сомнения.
Меж тем ревизия была завершена, и турбину запустили снова. Ее работа не вызывала никаких сомнений. Вслед за этим Галине было предложено перейти с первой турбины на более мощную — четвертую. Она с радостью согласилась.
Строители попеременно добивались успехов то на одном, то на другом объекте. В последних числах августа была введена в строй еще одна мартеновская печь, завершено сооружение нового энергоблока на ЦЭС, сдано в эксплуатацию несколько жилых домов… Каждая из этих побед выливалась в настоящий праздник!
