Николай Золотарёв-Якутский - Из тьмы
— Так что, ваше благородие, клиент совершенно бесцветен. С утра до обеда сидит в библиотеке, поглощая ученые труды. Часам к двум дня возвращается на квартиру и больше никуда не выходит.
— Черт с ним, — махнул в конце концов рукой Бондалетов, — сними наблюдение. Ошибся я, как видно.
Он и подумать не мог, что под именем «Сын революции» действовала маленькая, но хорошо законспирированная организация. Входили в нее Уосук, наборщик Жилин и еще несколько рабочих. Текст прокламаций составлял Уосук. В публичной библиотеке он каждый день брал одну и ту же книгу и вкладывал в нее написанные им листовки. После обеда в публичку заходил кто-либо из рабочих, заказывал ту же книгу и уносил листовки с собой. Потом прокламации размножались, от руки или набором — по обстоятельствам. А расклеивали их совсем другие люди.
Уосук заприметил Копчика, дежурившего днем и ночью дома. Все же иногда Уосук задним двором уходил на конспиративную квартиру, где встречался с Жилиным, чтобы обсудить план дальнейших действий. Убаюканный кажущейся инертностью «подопечного», Копчик не подозревал о таких отлучках.
Глава шестнадцатая
Контрреволюция собирает силы. «По торговым делам я должен ехать в Покровск»
Весной, когда Лена очистилась ото льда, с ее верховьев на плотах и лодках прикочевала разномастная шваль — бежавшие от Советской власти жандармские и полицейские чины, белые казаки, черносотенцы и уголовники. Окопавшиеся в Якутске эсеры и меньшевики, еще год назад высокопарно именовавшие себя революционерами, с радостью встретили всю эту нечисть. Прибывшие значительно укрепили вооруженные силы Областного совета. Они же привезли весть, которая встревожила Соловьева и его подручных: из Иркутска для установления Советской власти в Якутии большевистская партия направила значительный отряд Красной Армии под командованием Рыдзинского. Стало известно, что отряд Рыдзинского движется на трех пароходах. Чувствуя, что силы не равны, совет начал подготовку к обороне. Предполагалось, что красноармейцы могут высадиться на любой пристани — Осенней, Гольминке, Высоком Мысу — или даже на острове Хатыстах, чтобы вести наступление через Зеленый луг. «Главнокомандующий» Бондалетов приказал во всех этих точках отрыть окопы и соорудить блиндажи. Здания женской гимназии, казначейства, церковь Преображения были превращены в опорные пункты обороны. На Высоком Мысу расположился заградительный отряд, на Покровском тракте — засады и посты.
На заседании группы «Сын революции» было решено предупредить красных. Взял это на себя Уосук.
23 июня он зашел к начальнику почтовой конторы.
— Я приемный сын вилюйского купца Николая Алексеевича Разбогатеева, вы, наверно, слыхали о нем, — значительно начал он.
— Знаю, сударь, как не знать! — поспешно откликнулся начальник почты. — Но, к сожалению, ничем не могу вам помочь. Вилюйский зимник давно закрыт. Отправить вас сможем только пароходом. А их пока нет…
— Я не в Вилюйск.
— А куда же?
— По торговым делам отца я должен ехать в Покровск.
— Что вы, что вы! — замахал руками начальник почты. — Разве вы не слыхали, что с верховьев движутся красные? В сторону Покровска запрещено всяческое движение.
— Ну, а если я добуду разрешение господина Бондалетова?
— Тогда — пожалуйста! У нас накопилось так много почты, что отправлю вас хоть завтра!
Уосук пошел к Бондалетову.
— Так-так… — протянул Бондалетов, выслушав Уосука, — а вы знаете о красных бандах, направляющихся сюда?
— В том-то и дело. Летом прошлого года отец заключил с покровским скотоводом Гермогеновым договор на поставку мяса Ленским золотым приискам. На днях Гермогенов должен отправить в Бодайбо триста голов скота. Отец велел предупредить Гермогенова, чтобы тот повременил, — иначе скот могут захватить красные. Я в Покровске не задержусь. Поговорю с Гермогеновым — и назад.
— Я вас выпущу, а вы к красным примкнете, — с улыбкой произнес Бондалетов.
Уосук изобразил на своем лице испуг:
— Не дай бог попасться им в лапы!
— Я пошутил. Ха-ха-ха! По правде говоря, мы вас кое в чем подозревали. А именно — в большевизме. — При последних словах Бондалетов обмакнул в чернила перо.
— Зря, господин Бондалетов. Я — и большевизм? Смешно.
— Вот вам две записки. Одна — начальнику почтовой конторы, другая — командиру сторожевой охраны. Только для вас!
Обрадованный Уосук поспешил на почту. Пораженный начальник почтовой конторы тут же взял с него плату за проезд и обещал прислать ямщика в девять утра. Уосук вернулся домой. Он так изнервничался и устал, что упал в одежде на кровать и заснул. Пробудившись, он с удивлением обнаружил, что стрелки часов приближаются к двенадцати. В столовой он нашел свой ужин, заботливо прикрытый хозяйским полотенцем. Тут только почувствовал он, что невыносимо голоден.
«Хорошо бы сообщить товарищам, что разрешение на выезд получено», — подумал он, подошел к окну и осторожно выглянул. Стояла пора белых ночей, и на улице было светло почти как днем. Под окном мелькнул человек в зеленой фетровой шляпе. «Снова ты здесь, приятель! Хитер Бондалетов, — улыбнулся Уосук. — Разрешить разрешил, а шпика послал: проследи-ка, что будет делать Токуров-Разбогатеев в ночь перед отъездом. Ну что ж, следи!»
Уосук разделся и нырнул в постель. Утром — Уосук едва успел позавтракать, — стуча по торцам мостовой, к дому Просвириной подкатила почтовая телега. Уосук быстро пошел к ней.
— Когда вернешься, Иосиф? — крикнула вслед ему Просвирина.
— Завтра! — громко ответил Уосук, чтобы услышал и шпик, который топтался поодаль.
— Ну, мила-ай, трогай! — прищелкнул языком ямщик.
Телега загрохотала по улице. Замелькали приземистые дома окраины. Вскоре резвый конь почтаря вынес повозку к мосту через сухой лог. Перед мостом дорогу преградил опущенный шлагбаум со свежими черно-белыми полосами.
— Стой!
Из окопа выскочили два солдата.
— Документы!
Уосук, помедлив, вытащил из кармана записку Бондалетова. Между тем откуда-то сбоку к телеге подошел затянутый в ремни офицер.
— Открывай шлагбаум! — крикнул он, внимательно изучив бумагу.
Шлагбаум медленно пополз вверх. Уосук с облегчением выпрямился.
— Приехали!
Уосук вскинул голову. Незадолго перед Покровском он задремал и теперь с удивлением оглядывался вокруг. Впрочем, удивляться особенно было нечему. Здесь стояли такие же дома, срубленные из толстых бревен, как и в Якутске. В лучах заходящего солнца сверкали купола двух церквей. В отличие от Якутска, Покровск стоял у самого берега Лены. Это сразу бросалось в глаза.
Уосук помог ямщику перенести в здание почты тюки с корреспонденцией.
— Завтра, ваше семинарское благородие, я обратно трогаю, — заговорил ямщик густым басом. — А ты как? Со мной?
— Я, наверно, задержусь.
— Как же в город-то? Семьдесят верст с лишком!
— Не беспокойся, найду коня. Бывай здоров!
Уосук бесцельно пошел вдоль берега. В Покровске у него не было ни одного знакомого, и он не знал, где ночевать.
Густо звенели комары. От Лены тянуло прохладой. Уосук пожалел, что оделся по-летнему и ничего не взял с собой.
На берег поднялся дюжий огненноволосый парень с веслами на крутом плече. Под мышкой он держал плетенку — по-видимому, с рыбой. По его узковатым глазам было видно, что это сын «пашенного» — объякутившегося русского пахаря. Уосук решил заговорить с ним по-якутски. «Если поймет, попрошусь ночевать».
— Как улов? — улыбаясь, спросил он.
— Э-э, пустяк.
— Покажи!
— Да нечего и показывать… Не идет что-то.
В плетенке рыбы действительно оказалось немного.
— Как тебя зовут?
— Андреем.
— Ты здешний, что ли?
— Ну, а какой же еще? Вон дом мой. А ты отколь?
— Из города, брат.
— Из Якутска? А не встречал ли ты там одного ссыльного грузина? Серго звать.
— Орджоникидзе?
— Да, да! — обрадовался Андрей.
— Уехал твой грузин. В прошлом году.
— Ну, еще бы он остался! — воскликнул Андрей. — Все, бывало, говорил: «Что такое Якутия? Это тюрьма без решеток». А когда узнал, что царя скинули, ей-богу — поверишь ли? — на улице плясал. Наши-то говорят: рехнулся фельдшер!
— Видел я его пару раз, — осторожно сказал Уосук. — Неплохой человек, кажется.
— Что «неплохой»! Человечина! Таких днем с огнем не сыщешь. Всех лечил вокруг. Меня читать учил… Я и жену его хорошо знаю. Она наша, местная…
— Послушай, — решился Уосук, — мне тут остановиться негде. Ты не пустишь к себе?
— Ночуй! Чай, топчан не пролежишь? — захохотал Андрей. Он все больше нравился Уосуку.
— А твои… не заругаются?
— Еще чего!
Радуясь, что все складывается удачно, Уосук пошел за Андреем. Тот прислонил весла к стене сарая, спустился в погреб и оставил там рыбу, затем распахнул дверь в сарай:
