Лев Кассиль - Том 2. Черемыш, брат героя. Великое противостояние
– Вот сколько славы у нас на карте, ребята, куда ни посмотришь! – сказала своим певучим голосом Евдокия Власьевна и задумчиво обернулась к доске. – Двадцать семь лет я у этой карты стою… И я за это время изменилась, и карта другая стала. И по всей этой карте мои выученики живут, плавают, летают… Один уже академиком, ребята, стал… А тоже у этой карты мне урок отвечал. Два доктора разных наук есть. Капитан дальнего плавания, летчики, машинисты, гидротехники… Новые города на эту карту наносят, реки поворачивают, моря друг с дружкой соединяют… И мне письма пишут, меня новой географии обучают… Ученики мои…
Мягко и широко обвела своей легкой рукой учительница большую страну, занявшую почти всю карту Европы и Азии.
Брат, того самого…
– Вы знаете, – сказала Евдокия Власьевна, входя после урока в учительскую, – новичок у нас в пятом «Б», ну, знаете, из детского дома, Черемыш. Так, оказывается, брат того самого Черемыша, летчика.
Даже учителя все заинтересовались новичком. Они как бы невзначай проходили мимо Гешки и приглядывались.
– Только, пожалуйста, не выделяйте, не выпячивайте его, сделайте одолжение, – твердил директор Кирилл Степанович. – Хуже нет этого, тем более что он парень, видно, еще не набалованный, скромница, и это очень хорошо.
– Удивляюсь немножко, – говорила Евдокия Власьевна, – все-таки брат такого знатного человека и живет почему-то в детском доме. Неужели старший брат не может его при себе в Москве держать?
Тут директор заявил, что отношения Гешки с его братом – дело частное. Мальчик – сирота. Переведен в местный детский дом из города Н. В прежней школе поведение и успехи его были отменные, а вмешиваться в личную жизнь героев директор не намерен.
Весть о том, что в пятом классе «Б» будет теперь учиться родной брат летчика Черемыша, быстро обошла всю школу. У дверей пятого класса «Б» вертелись, юлили мошкарой пронырливые первоклассники. Сметая их на ходу, делая равнодушные лица, в класс заглядывали солидные парни из старших классов. Всем хотелось поглядеть на брата героя.
– Это ты того Черемыша брат? – спрашивали в сотый раз Гешку.
– Вот ловко – брат!.. А!..
– Ты вон кто, оказывается! А мы сразу не догадались.
Толстый Плинтус не знал, как загладить свою утреннюю шутку насчет голубых петличек. Теперь всем было понятно, откуда у новичка гимнастерка пилота.
– Это здорово, что ты к нам поступил! – бубнил Плинтус. – У нас ребята один к одному… елка к елке, лес строевой.
Староста класса Аня Баратова подошла к новичку.
– Вы сами тоже летали когда-нибудь? – спросила Аня.
– Приходилось, – ответил Черемыш, – на «П-5». Но, – добавил вдруг Гешка другим, поучающим голосом, – самолеты различных типов, как и различные лошади, ведут себя также различно. В первое время летайте на новом для вас самолете особенно осторожно.
Он выпалил это без единой запинки, как заведенный. Даже не передохнул ни разу. Аня, староста, с уважением глядела на него. Где ей было догадаться, что Гешка жарит наизусть из авиационного учебника! Там эта фраза была напечатана курсивом.
– Эх, вот бы мне полетать хоть крошечку! – воскликнула маленькая Рита – та, что задирала Гешку зайчиком от зеркала.
– О, – передразнил ее лупоглазый Плинтус, – а сама бы скорее вниз запросилась!
– И ничего подобного бы, не запросилась! Это спервоначалу только наверху страшно кажется… А я бы первый разок попросилась не совсем высоко…
– Лихачество на небольшой высоте может привести к тому, что вашим друзьям придется отнести цветы на вашу могилу, – заводным голосом сказал Гешка.
Плинтус только глаза еще больше выпучил. Он был подавлен зловещей ученостью новичка.
– А Плинтуса даже и самолет не поднимет, – сказала Аня.
Аня Баратова была рослая девочка. Правда, она была лишь на полголовы выше Гешки, но ему показалось, что Аня смотрит на него свысока. Однако он не отвел глаз. Его заинтересовала Анина прическа – баранчиком, как назвал Гешка про себя. Косы у Ани были свернуты по бокам головы в виде наушников. Прическа эта показалась Гешке ужасно смешной. Найдя у старосты класса эту слабую сторону, Гешка успокоился и снова почувствовал свое превосходство. Тут Аня спросила, почему он не живет в Москве у Климентия.
– На то есть «почему», только долго объяснять, – сказал, замявшись, Гешка, и все увидели, что Гешка что-то скрывает. – С квартирой у него еще не налажено. Он в общежитии летчиков. Это раз. Дома он почти не бывает, летает все… Да и так, вообще… Но он мне часто письма пишет.
И Гешка вынул из сумки надорванный конверт с письмом. На конверте был московский штемпель, и внизу ребята прочитали обратный адрес: «Москва, Авиагородок, Кл. Черемыш».
Все хотели непременно потрогать драгоценный конверт. Восхищались почерком.
– Красиво пишет, с толстым нажимом, – оценил Плинтус. – А про чего он пишет? Прочти.
Все возмутились, замахали на него руками.
– Вот дурной Плинтус! – сказала Аня.
Но Гешка оценил эту деликатность новых товарищей.
– Любознательность послужила причиной многих открытий, – произнес он, сам вынул из конверта письмо и, загнув листок, показал его.
«Прости, что я тебе редко пишу, Геша. Сейчас работаем ночи напролет. Сдаем новое правительственное задание. С комнатой обещают мне в скором времени наладить. Этот год еще поживи так, а потом пора и снять тебя с государственного кошта. Ну, учись хорошенько. Будь здоров, браток. Кл. Черемыш».
– Счастливый! – говорили ребята и с завистью поглядывали на мальчика, стараясь отыскать в нем печать славного родства.
Военлет Черемыш
Не было в классе, не было в школе, не было во всем городе Северянске, да и во всей стране не было человека, который бы не знал, кто такой Климентий Черемыш. Герой Советского Союза, военный летчик майор Черемыш прославился еще на Дальнем Востоке.
Тогда Красная Армия дала немногословный и поучительный урок белокитайцам и бандитам, захотевшим поразбойничать на Китайско-Восточной железной дороге.
Оглушительным ударом ответила на дерзость врага Особая Дальневосточная Красная Армия. Среди отличившихся в этой операции был и молодой военлет Климентий Черемыш.
Он был ранен. Его привезли в Москву. Знаменитейший хирург вынул у него из груди пулю. А потом в незабываемый, ослепительный и торжественный кремлевский вечер на зажившей груди Черемыша появился первый орден.
Года три Климентий был летчиком-испытателем. А я водил в небо на первый воздушный экзамен новые боевые машины. Затем стало известно, что он награжден вторым орденом. «За особые заслуги в деле укрепления оборонной мощи страны и образцовое выполнение специального правительственного задания» – так было написано в газете.
Вскоре имя его прогремело по всей стране в сверхрекордном, сверхдальнем арктическом перелете. Он получил звание Героя Советского Союза, стал одним из самых лучших летчиков Красного Воздушного Флота, одним из самых знатных людей в стране. Вся страна повторяла короткие и веселые радиограммы Климентия с борта самолета: «Мотор – как часы. Летим – как по-писаному. Прочее соответственно».
«Прочее соответственно» – так кончались все сообщения с самолета. Эти два слова обозначали, что люди крепки, приборы точны, настроение отличное, все обстоит как нельзя лучше.
Климентий был неутомим. Он брался за самые трудные, самые ответственные задания. Он, если требовалось, летел в самые глухие и далекие углы страны, вывозил заболевших зимовщиков с островов, с кораблей, зажатых льдами. Ставил рекорды скорости. Он работал весело и быстро. Отмахивался от назойливой славы. А в дни больших народных праздников его бешено ревущая, почти неуглядимая машина первой врывалась в праздничное небо над Красной площадью. Забравшись на огромную высоту, багровый кургузый самолетик, похожий на оперенный бочонок, стремглав свергался вниз, куролесил, кувыркался и снова шестисотметровым швырком, по отвесу, возносился вверх.
Воздух вокруг был полон гремящего воя. Мотор с дискантового минора переходил на басовый мажор.
А на земле люди, задирая кверху головы и ежась, дивились неистовому искусству высшего пилотажа, великим мастером которого слыл Климентий Черемыш.
Вот какой брат был у Гешки!
Класс и его родственники
Все завидовали ему. Мальчики вообще любят хвастаться своими старшими братьями. И каждый хотел иметь чем-нибудь примечательного старшего брата. Это была поголовная мечта. «Вот у меня брат!» – слышалось то и дело в классе. «У меня брательник, знаешь, он на заводе первый. Ему к Октябрю велосипед премировали».
И даже толстый Плинтус, старший брат которого был замечателен лишь тем, что превосходил по объему младшего, похвалился однажды:
