Ахмедхан Абу-Бакар - Кубачинские рассказы
Батыр достал спрятанную с вечера картофелину, разломил ее пополам и протянул одну половину матери.
Пламя осветило лицо покойницы. Девочка посмотрела на лицо матери и испугалась.
— Мама!.. Мама!.. Мама! — позвала Жавхар и заплакала.
Заплакал и Батыр. Жавхар бросилась к Юсуфу. Но Юсуф молчал. Жавхар натянула рваненькие носки, вышла из сакли и встала у ворот, не зная, что же дальше делать.
Мимо проходила женщина. Девочка закричала:
— Зазаадай, зайди, пожалуйста, к нам…
Зазаадай была из рода Рустамовых — тех самых, на которых работали многие аульские бедняки. Она даже не взглянула на девочку.
Жавхар всхлипнула и пошла назад в саклю, кулачком утирая глаза. В комнате она еще раз окликнула мать, но мать и теперь не отвечала.
Ребятишки сгрудились в углу, один подле другого, и затихли.
Время шло, никто не заходил к сиротам.
Юсуф, когда первый испуг у него прошел, задумался над тем, что ведь он теперь хозяин этой сакли и самый старший из троих… Он вспомнил, что от холода и голода недавно вымерла вся семья Мусакаевых. И с ними может такое случиться. Вспомнил, как ему тяжело было решиться просить милостыню в первый раз, как подрался с Касумом и как потом родители Касума избили его. «Почему, — думал Юсуф, — у одних есть все, а у других — ничего? На одних дорогая красивая одежда, а на других только овчинные шкуры на голом теле?.. И что теперь делать? Если бы не зима, можно было бы собирать дикие фрукты, а зимой как быть? Я ведь старший, на мне сестренка и брат…»
Время приближалось к полудню, но в саклю так никто и не постучался, будто все забыли о ней и о ее обитателях.
Юсуф и Жавхар молча глядели друг на друга, и некому было их утешить.
Маленький Батыр ничего не понимал, но, глядя на опечаленных брата и сестру, тоже плакал.
— Есть хочется, — сказал он наконец.
— Испеките остатки картошки. Я скоро вернусь, — сказал Юсуф, подпоясывая бечевкой отцовскую шубу, и уже собрался было выйти, как снаружи послышался стук.
Кто-то подошел к двери, толкнул ее ногой и вошел в саклю.
— Хасан-ази[1] идет, Хасан-ази! — обрадовался Батыр.
Хасан-ази от рождения слепой, как говорят горцы — родился в час, когда аллах был сердит. Он двоюродный брат Али. Зная, что жена Али болеет, он частенько приходил проведать семью двоюродного брата, рассказать о своих бедах, послушать об их горе. И теперь он пришел поведать о том, что вчера к нему пришла еще одна беда. Единственного сына искалечила рухнувшая от сырости стена. Хорошо еще, что остался живым.
— Ну что поделываете? Как здоровье, Патимат? — спросил Хасан-ази, входя в комнату.
В ответ он услышал только рыдания детей, кинувшихся к нему, как цыплята к наседке.
— Беда, о всесильный, будь же милосердным! — воскликнул Хасан-ази и, передав одному из ребят свою палку, ощупью стал искать место, где лежала покойная жена двоюродного брата.
— Аллах! За что же столько бед ты посылаешь на наши головы, неужели нет предела жестокости и несправедливости на земле?!
Дети немного притихли.
— Юсуф, сходи быстро в мечеть и скажи, что я зову всех сюда, — проговорил после долгого молчания Хасан-ази.
Юсуф вышел и спустя некоторое время вернулся. С ним пришли несколько стариков и женщин. Пришли в надежде, что аллах будет к ним более милостив за то, что в пятницу, в святой день, они помогут сиротам.
Итак, охваченные одним лишь чувством долга и в надежде на милости всевышнего, люди похоронили мать троих детей, которую звали Патимат, ту, что была женой скитальца Али.
Отдав долг, все разошлись по домам. Ушел и Хасан-ази. В сакле опять остались одни только дети. Они сидели сейчас там, где раньше лежала мать.
Батыр все спрашивал:
— А маме нашей там будет лучше, да?..
Юсуф думал о другом, уже как взрослый. «Какая теперь польза от слез, если некому нас пожалеть, если я один теперь хозяин и на мои плечи легли все заботы. Некому нас утешить!»
И он сказал:
— Жавхар, сестричка, Батыр, наверное, проголодался. Достань картошку, она небось давно испеклась.
Девочка послушно поднялась, вынула из золы картошку и достала два куска чурека.
— Это принесли те, что из мечети пришли, — сказала она, подавая кусок побольше Батыру.
Не часто приходилось им в последнее время есть хлеб. Заморив червячка, ребята забрались под отцовскую шубу.
2
Утром следующего дня, едва взошло солнце, Юсуф и Жавхар, оставив спящего под шубой Батыра, вышли из дому и направились просить милостыню. После смерти матери у них и вовсе не было другого способа добыть себе пропитание.
День выдался на редкость ясный и теплый, и это немного снимало печаль и горе с детских сердец. Им даже казалось, что природа сжалилась над ними.
Небо было такое голубое, будто бирюза в дорогом перстне, солнце большое, лучистое, и грело оно по-весеннему. Снег сверкал, как серебро. По узким проулкам, по склонам и обрывам потекли ручейки — и чистые и мутные. Конечно же, дети, пока еще не совсем осознавшие свое великое горе, были рады такому доброму дню.
Куда бы ни постучались в этот день брат с сестрой, всюду им приходили на помощь: то кусок хлеба дадут, то горсть муки, то пирог из кукурузной муки. К вечеру они собрали столько всего, что от радости их маленькие сердца прыгали, как птички в клетке.
Какая великая радость голодному получить хлеб, поймет только тот, кто хоть раз испытал голод! Ребята не шли, они летели, будто их, как на крыльях, несли эти полные сумки. В пути едва не столкнулись со всадником, который с трудом удержал коня. Дети застыли, удивленные и испуганные. Таких коней и таких всадников они никогда не видели, только в сказках мать рассказывала о них.
Конь на тонких высоких ногах, с пеной у узды, со стянутым в узел хвостом. На всаднике добротная черкеска, шапка с красной лентой наискось, блестящие сапоги, будто не из кожи они, а кованные из железа. И оружие! Сабля через плечо, маузер в деревянной кобуре, кинжал с белой ручкой да плеть в руке. А на задней луке седла чем-то наполненные хурджины. Это особенно привлекло внимание детей.
— Юсуф, я попрошу у него, он обязательно подаст нам, — сказала Жавхар.
— Я сам попрошу! — Юсуф решительно подошел к всаднику. — Доброго пути тебе, помоги нам, сиротам, чем можешь, мы будем благодарны и будем за тебя молиться.
Заученные слова были произнесены. Мальчик поднял глаза на всадника. По телу его пробежала непонятная дрожь. Юсуф попятился, будто испугался, но остановился и опять уставился на всадника. Тот тоже с минуту пристально глядел на мальчика, быстро спешился. И в этот миг недоумение их разрешилось криком, который вырвался у Жавхар:
— Папа!
Жавхар кинулась к отцу. А всадник этот и вправду был не кто-нибудь, а сам Али.
Юсуф постоял в оцепенении, потом его будто лихорадка затрясла. Но до конца он осознал случившееся только тогда, когда отец сказал:
— Сынок, Юсуф мой! — и притянул его к себе.
У Жавхар, когда они бросились к отцу, выпала из рук сумка, и куски хлеба посыпались в разные стороны.
Али поднял сына и дочь на руки, и в глазах его блеснули слезы.
— Дети мои! Как же так… Как же вы дошли до такой бедности? А мама? Что с ней?
— Мама… — всхлипнула дочь, прижимаясь к отцу.
— Умерла наша мама… — сказал Юсуф.
— Не дождалась моя добрая, бедная Патимат! А как я спешил, как хотел застать всех живыми и здоровыми. А Батыр? Где Батыр, что с ним?
— Он дома, он еще спал, когда мы уходили, — сказала Жавхар.
А любопытные тем временем собирались вокруг них. Никто здесь раньше не видал такого всадника. Люди не сразу признали Али.
Юсуф гордо посмотрел на всех и сказал:
— Это наш папа!
Среди собравшихся, конечно же, не было Рустама, того самого, который, как пиявка, тянул из людей все, что мог. Были слухи, будто он еще ночью поспешно покинул аул и забрал с собой всю семью.
Мало-помалу сельчане узнали в этом богатыре своего Али и подходили к нему поприветствовать с возвращением.
— Спасибо, земляки мои! — отвечал Али. — Долгие годы судьба бросала меня в разные края, но я всегда стремился домой: к жене, к моим детям, к вам. Жаль, бедная Патимат не дождалась меня… Я вернулся к вам, люди добрые, не с пустыми руками, добрую весть принес. Нет отныне богатых и бедных, все теперь равны на нашей земле. Пришла Советская власть, наша народная власть!
Пока отец беседовал с сельчанами, окружившими его тесным кольцом, Юсуф сел на его коня, подсадил к себе Жавхар и, как настоящий ездок, направил коня к своей сакле. Ему хотелось поскорее сообщить радостную весть брату Батыру и, конечно же, заглянуть в отцовские хурджины.
1949
КУЛТУМ
Не горюй, не печалься,
Что дочь у тебя родилась,
