Михаил Златогоров - Вышли в жизнь романтики
Чоп-чоп… Чоп-чоп…
— Вы напрягаетесь. Юля, это ведь не волейбол, зачем с такой силой? Толчок у вас слишком резкий. Смотрите!
Тамара Георгиевна берет из рук Юли сокол и мастерок.
Ни одна капля раствора не падает на ее комбинезон, на обутые в ботики маленькие ножки. Сокол она держит неуловимо-изящно, свободно, чуть наклонив к стене.
— Попробуйте еще раз, — возвращает она Юле инструмент.
— У меня так не получится.
— Вы работаете всей рукой, а надо только кистью. Получится. Не падайте духом!
* * *— Алебастр весь, — слышится голос Аси Егоровой. — Буратино, крикни мотористу!
Юля слезает с подмостей, идет к пустому проему в стене. Сюда подъемником подают снизу строительные материалы.
— Алебастр на третий этаж! — кричит Юля, ухватившись за колкие края выступающих блоков и опустив голову. Внизу, возле растворного узла, ей видна забрызганная известкой кепка моториста. Он ничего не делает: сидит и курит.
— А кто накладать будет?
— Мы стоим! Минута дорога!
Моторист размышляет, потом до Юли доносятся спокойно-ленивые слова:
— Я накладать не обязан. Мое дело поднимать.
Как вам нравится? Хоть кол на его голове теши! Этот моторист — самый настоящий бюрократ. И те, кто на днях задерживал раствор, тоже бюрократы.
Юля торопливо сбегает вниз. Куча алебастра желтоватого оттенка белеет под навесом. Лопату в руки, только не мешкать! Мучнистая пыль щекочет глаза, покусывает сквозь байку вспотевшее тело.
Готово! Подъемник с грузом идет вверх. Уф!..
Теперь быстрее назад, на «курятник». С подмостей доносится протяжная песня подружек. Алебастр засыпан, заводка сделана, раствора хватает — все в порядке. Юля снова берется за лопатку и сокол. Хоть и не послушен ей пока рабочий инструмент, но не бесполезный она здесь человек, нет, не бесполезный.
* * *И все-таки сомнения не оставляют ее. Даже если сдаст на разряд, что же дальше? Получится ли из нее настоящий строитель?
Вспомнилась обидная фраза, услышанная от одного проезжавшего через Буранный командированного. Юля тогда еще работала подсобницей. Копали ямки под штакетник возле здания конторы. Командированный, проходя мимо с портфелем под мышкой, заинтересовался:
— Откуда, девушка? Что окончили?
И когда услышал: «Десятилетку», — удивился, брови полезли под самые края шляпы:
— Со средним образованием — и с лопатой? Ай-яй-яй!
Показалось, что она в чем-то действительно виновата: государство обучало ее в школе десять лет, а она вот ничего не умеет, только с лопатой.
Иногда у нее рождались новые планы. В тундре работают геологи. Сколько вышек иа склонах отдаленных сопок! За Промстроем — база геологов, ее называют «гэ-эр-пэ» (геолого-разведочная партия). Оттуда на оседланных лошадях с вьюками разведчики недр отправляются в свои увлекательно-таинственные походы. Зимою, говорят, они передвигаются на быстроногих оленьих упряжках. Иногда с низким жужжанием проносится над Буранным пузатенький, похожий на жука, вертолет — он летит тоже туда, в глубину горно-озерного края. Что, если постучаться в гэ-эр-пэ? Наверно, образованные девушки там нужны.
Юля поделилась своими колебаниями и раздумьями с Игорем.
Они гуляли после работы по шоссе. Очертания сопок едва проступали сквозь полутьму. Если бы не снег, от которого разливалось слабое белое сияние, темнота скрыла бы от них дорогу. Юле казалось, что она могла бы идти с Игорем по дороге далеко-далеко — может, до самого океана, — так хорошо было опять, после мучительных недель размолвки, чувствовать теплоту его локтя.
— Перейти в гэ-эр-пэ? — остановился Игорь. — Что это ты выдумываешь?
— Может, я буду у геологов полезнее.
— Не по-комсомольски рассуждаешь. Так понемножку все разбредутся: ты — в гэ-эр-пэ, другой — в Мурманск. Кто тогда останется на стройке?
— Ты прав, — потупилась Юля. — Даже в мыслях нельзя изменять нашему Буранному.
Лучше не говорить о своих колебаниях Игорю. Как бы опять не усомнился в ее стойкости.
Он должен видеть ее всегда бодрой, неунывающей. И она постарается быть такой, как бы это ни было трудно…
— А этот командированный… с портфельчиком, — сказала она погодя, — знаешь, кого он мне напомнил? Обывателей из повести Чехова «Моя жизнь». Они были в ужасе от Полознева, сына архитектора, который взял да нанялся простым рабочим в артель маляров.
Потом, наедине, сама себя стала опровергать: «В книге одно, а в жизни?..»
Наверно, одна она, неприкаянная, так мечется, осуждающе думала о себе Юля. Ася не хнычет. Ася говорит, что Тамара Георгиевна в детстве мечтала стать балериной, а выбрала строительный техникум, потому что это ближе к жизни. И Асе это тоже нравится: превращать голые кирпичные коробки в чистенькие, светлые, сухие комнаты для жилья. Достала у Тамары Георгиевны технические брошюры по отделке зданий и сидит над ними по вечерам. Ядя, Майка, Нелли… Может, в этом и есть мудрость, чтобы не расстраиваться и не терзаться, а изо дня в день, терпеливо, спокойно, очень терпеливо и очень спокойно делать свое скромное дело.
* * *Из Белоруссии пришла посылка на имя Яди — большая корзина чудесных яблок, крупных, чистых, светло-янтарных. Как аппетитно хрустели они на зубах! Это старая учительница из Червеня сделала подарок бригаде. Прислала она и обращенное ко всей комнате письмо:
«…А в отношении специальностей, то я вам приведу старую народную пословицу: «Ремесло — не коромысло, плечи не тянет». Если имеешь рабочую специальность, то не пропадешь, а всегда заработаешь на жизнь. Умеющий и знающий не будет блуждать в потемках, а уверенно возьмется за любое дело.
Жизнь ваша только начинается, девочки, дорога длинная и нелегкая, но все-таки ставьте перед собой определенную цель и настойчиво ее добивайтесь.
Пусть работа кажется пока неинтересной, зато жизнь ваша не только интересна, но и полна высокого смысла, а потому благородна. У вас есть уже последователи. Только из нашего небольшого городка девять человек уехали в Донбасс, а пять — в Казахстан. Ты помнишь, Ядя, Сашу Коваленко? Уехал по комсомольской путевке в Казахстан. Работает в бригаде бетонщиков.
Настоящий человек всегда стремится сделать нечто большее, чем от него ждут другие. Даже большее, чем он сам от себя ждет. Вы вступили на этот путь, когда добровольно поехали на суровый Север. Это не всякий может! Значит, вы способны на многое. Про учебу тоже не забывайте.
…У нас, в Белоруссии, стоят сейчас чудесные дни, «дни осени первоначальной», когда весь день… «как бы хрустальны и лучезарны вечера». А у вас, наверно, там уже северное сияние светит вместо солнца? Всего вам наилучшего, отважные заполярники!»
Глава девятая
ЧЕГО ПРОЩАТЬ НЕЛЬЗЯ
Вечером девушки мирно сидели дома. Кто читал, кто шил, кто готовился к техническим занятиям по учебнику «Штукатурные работы». С улицы вдруг вбежала запыхавшаяся Майка, сразу всех всполошила:
— Анатолия арестовали!
В комнате словно разорвалась бомба.
— За что? Почему? Выдумываешь?
— «Чертовски милая»… довела. — Майка погрозила кому-то кулачком, присела к столу, но тут же вскочила и подбежала к окну: — Вон его ведут!
Все выскочили на улицу, на ходу завязывая платки, запахивая ватники.
От общежития ИТР к поселковому отделению милиции двигалась небольшая толпа: рабочие, комсомольский патруль, участковый в черной шинели.
Посредине шел Тюфяков, почему-то без шапки. Кружившиеся в воздухе снежники садились на его лоб, брови. Кто-то догнал его, протянул Тюфякову кепку: «Потерял!» Он не спеша, с достоинством натянул ее на голову. Юлю поразило выражение его глаз: это были все те же светлые, серые глаза сильного, доброго, спокойного человека, но сколько затаенной боли читалось в них!
Увидев Асю Егорову, Тюфяков остановился:
— Письма мне будут — сбереги…
Ася горестно кивнула:
— Эх, Толя, Толя…
…В этот вечер, когда случилась беда, Тюфяков собирался пригласить Руфу в кино. На каждую новую картину он брал билеты для себя и для Руфы, и она никогда не отказывалась. Вообще «чертовски милая» охотно принимала всякое ухаживание, и не только от Тюфякова.
— К ней знаешь как надо ходить? — сказал с усмешкой знакомый Тюфякову бригадир. — Стучи ногами, тогда откроют: руки должны быть заняты…
В комнате, где Руфа жила вместе со счетоводами и табельщицами конторы, ее не оказалось.
Тюфяков медленно побрел по коридору общежития.
Из-за двери доносились обрывки музыки, женский смех. Он прислушался: так смеяться могла лишь одна девушка на свете.
…А жил в этой комнате начальник субподрядной монтажной конторы, лысоватый человек с жирными покатыми плечами по фамилии Померанец. На стройке называли его «Субчик». Померанец вечно ловчил, изворачивался. «Он тебе наряд может выписать и вдоль и поперек, в трех красках переправит — красной, синей и зеленой», — неодобрительно говорили о нем рабочие. Где-то у Субчика были жена и дети, но он и не собирался переводить семью на стройку. В комнате его стояла радиола, и не было почти дня, чтобы оттуда до поздней ночи не доносились звуки джазовых песенок, танцев. «В нашей дыре только музыка спасает от одичания», — объяснял всем этот почитатель искусства.
