Василий Еловских - На Сибирском тракте
Два дня Андрей Иванович болел — была страшная слабость в теле, все время тянуло на кровать, и, как с перепоя, болела голова. На третий день он сдал дела на строительстве Алексею Игнатьевичу, очень довольному новой должностью, а на четвертый — пошел на работу во вторую смену.
Из дому он вышел минут на двадцать раньше, чем обычно. Шел не спеша, всматриваясь в знакомые очертания заводских корпусов, покрытых утренней белесой дымкой, и курил крепкие папиросы «Север». Во рту опять появилась противная горьковатость. Андрей Иванович остановился, сплюнул и прокашлялся.
— Добрый день! — сказал, подходя к нему, молодой парнишка, работающий в цехе слесарем по ремонту.
— Здравствуй! — ответил Андрей Иванович суховатым голосом и подумал: «Подошел посмотреть, как я себя чувствую. Узнал о приказе и жалеет меня…»
Но в глазах у парнишки не было жалости. Он смотрел открыто, весело.
— Станки привозят, Андрей Иванович.
— Какие станки?
— А для нового отделения цеха. Несколько машин уже выгрузили. Скоро еще машины подъедут.
— Где выгрузили?
— Да вон там, с правой стороны обдирки.
В новом отделении цеха должны были устанавливать токарные станки для обработки труб. Токари называли эту работу по-своему: «обдирка».
— Метрах в десяти от двери выгрузили станки-то, — продолжал парнишка, — как будут в цех затаскивать, не знаю.
— С правой стороны? — спросил Андрей Иванович.
— С правой.
— Метрах в десяти от двери?
— В десяти, а может, и в пятнадцати, — ответил парнишка и удивленно посмотрел на мастера: не выпил ли тот, все сказано довольно ясно, чего переспрашивать.
— Так, так! — многозначительно проговорил Андрей Иванович и пошел к цеху. Парнишка несколько минут внимательно смотрел на удаляющуюся фигуру Осипова, потом недоуменно пожал плечами и, посвистывая, зашагал к проходной.
Действительно, у правой стены обдирки стояли в больших деревянных ящиках новенькие токарные станки. Они были поставлены вплотную друг к другу. Один ящик кто-то разбил, и в нем виднелся станок, блестевший на солнце свежей голубоватой краской. Но Осипов смотрел не на станки, а на землю, на которой станки стояли. Она была покрыта пылью, металлической стружкой, грязными щепками: земля как земля, кругом точно такая же.
Андрей Иванович облегченно вздохнул, но затем лицо его снова стало мрачным. Он стоял опустив голову и напряженно думал. А думать было о чем. То место, на которое выгрузили станки, только с виду казалось обычным. Андрей Иванович вспоминал… Когда он начал работать в цехе, здесь была широкая яма, на дне которой всегда стояла темная зловонная вода. Сюда в перерыв подходили молодые рабочие и шутки ради силились сбросить друг друга в грязную воду. Как появилась яма, Осипов не знает. Летом тринадцатого года ее по приказанию управляющего заводом завалили землей, шлаком и битыми кирпичами, но осенью, во время дождей, земля неожиданно стала оседать. Тогда быстро, чтобы не узнал управляющий и не наказал за плохую работу, в яму снова набросали шлаку, коротких досок и всякого мусора. Земля утрамбовалась, о яме все забыли, даже Осипов. Здесь проезжали автомашины и тракторы. Но такой огромной тяжести на этом месте никогда не было. Придумали же сгрузить станки именно сюда! И ведь еще будут сгружать! А если земля осядет? Станкам конец. «Да не осядет, — решает Андрей Иванович, — давно бы осела. Больше сорока лет прошло. С чего ей осесть? Ведь там земля, шлак и кирпич. Домну выдержит. Это все от моей мнительности… Нет, все же лучше их убрать отсюда, и тем более нельзя сюда еще станки выгружать. Береженого бог бережет. Надо быстрее предупредить Алексея Игнатьевича. Наверное, смеяться будет, скажет: тронулся человек на старости лет. Ну и пусть смеется, а станки уберем».
Сзади послышался голос:
— Разрешите прикурить, Андрей Иванович?
Осипов вздрогнул и обернулся.
Рядом с ним стоял молоденький токарь в клетчатой спортивной рубахе. «Только соску бросят и уже за папиросу берутся», — с раздражением подумал Андрей Иванович.
— Вышли на станки посмотреть? — спросил паренек.
— Да. А тебе-то, собственно, какое дело?
Парнишка обиженно заморгал глазами.
— Да я так…
— Ты чего разгуливаешь?
— Я… У меня голова заболела. Я сейчас…
И он, повернувшись, юркнул в дверь цеха.
Андрей Иванович тоже вошел в цех, разыскал Алексея Игнатьевича, который читал в это время свежую стенную газету, и сказал ему обо всем.
— Что там была яма, про то всем известно, — холодновато ответил Алексей Игнатьевич. — Мало ли что было когда-то. На Урале была гора Благодать, а ее всю срыли. Одно название осталось. Возле Дона степь была, а сейчас Цимлянское море, и волны, говорят, на нем не меньше любых морских.
— А все же станки оттуда лучше убрать, — настаивал на своем Андрей Иванович, — и когда еще подойдут машины, выгрузить их у входной двери с западной стороны.
— Хорошо, хорошо, разберемся, — пробормотал Алексей Игнатьевич с ноткой неудовольствия в голосе. — Я понимаю ваше стремление, хоть чем-то показать себя. Я понимаю… Но вы должны подходить ко всему самокритично.
— Эх ты! — покачал головой Андрей Иванович. — Человек!.. Ну вот что… Если вы не уберете станки, я немедленно сообщу директору завода. Так, знаешь ли, и сделаю.
Алексей Игнатьевич напряженно кашлянул и быстро проговорил:
— Хорошо, я обдумаю ваше предложение.
Осипов ходил по цеху между станками, разговаривал с рабочими, отдавал распоряжения, а в голове все время проносилась мысль: «Согласится ли он со мной? Как бы не заупрямился, дурень». Какой-то второй голос услужливо подсказывал: «Ты его честно предупредил, ты все сделал, что мог». — «Да, я его предупредил. Но если он не уберет станки, доложу об этом директору. Могу и начальнику цеха. Не будет же начальник цеха действовать во вред производству!» — «Алексей Игнатьевич тоже не будет действовать во вред производству, тем более что он за этот участок отвечает. Земля в бывшей яме отлично утрамбована, и ты напрасно поднимаешь шум. Это могут воспринять как кляузу». — «Я никогда не был кляузником. Ошибался, но не кляузничал. Люди разберутся, что к чему».
Медленно шагая из одного конца цеха в другой под недоуменными взглядами рабочих, Андрей Иванович спорил сам с собой и в то же время успокаивал себя: «Ничего со станками не случится, земля под ними прочная».
Занятый своими мыслями, Осипов не заметил, как в цехе потемнело и по загрязненным стеклам окон потекли ручейки. Шума дождя не было слышно, его забивал многоголосый, неумолчный гул станков. Блеснула молния, и через секунду обрушился сильный удар грома.
«Еще дождя не хватало, — пробормотал Андрей Иванович, тревожно всматриваясь в окна. — Пусть сердится, а скажу этому Алексею Игнатьевичу, чтобы немедля станки перетащил. Какого черта, в самом деле! Церемониться больше не буду, по-стариковски поговорю».
Возле Осипова снова прошел молодой токарь в клетчатой спортивной рубахе. Его волосы были мокрые, а лицо, обмытое дождем, блестело.
— Ты чего по двору бегаешь? — на ходу спросил его Андрей Иванович. — Почему не работаешь?
— Я ходил станки смотреть, которые только что привезли, — ответил парень, идя рядом с мастером.
— Еще привезли? — громко и немного испуганно переспросил мастер.
— Да, еще привезли. Грома-адные!.. А что?
Андрей Иванович промолчал, повернулся и побежал к выходу.
На улице возле западных дверей обдирочного отделения стояли одна за другой шесть грузовых автомашин со станками. У передней машины были открыты борта. Рабочие пристраивали к кузову толстые деревянные брусья, по которым можно будет скатить станок.
Осипов облегченно вздохнул и быстро прошел к другой стороне обдирочного отделения. Там станки уже сдвинули с опасного места. Рабочие во главе с Алексеем Игнатьевичем, уставшие и мокрые, подкатывали последний станок к стене корпуса. Гроза еще бушевала, но дождь уже утихал, с неба падали редкие, холодные капли дождя.
Через несколько минут Андрей Иванович зашел в конторку начальника цеха. Остолорский, увидев его, заулыбался, пригласил сесть к столу и спросил:
— Как здоровье?
— Благодарствую, ничего.
— А мне сегодня некогда было поговорить с вами. Был у директора, а потом в обдирочном отделении. Станки, понимаете ли, не туда разгрузили. Когда-то, еще при царе Горохе, до революции в общем, недалеко от восточной двери обдирочного отделения яма была. Не знаю, кому и зачем она потребовалась. Потом ее завалили. Может, даже и вы помните. Так на это самое место станки поставили. Один станок во время дождя осел немного в землю. Видимо, ничего страшного во всем этом нет, но предосторожность не мешает. Нужно отдать должное Алексею Игнатьевичу, он развернулся быстро.
