Юрий Смолич - Избранное в 2 томах. Том первый
— Я хочу быть матерью, Зилов, — улыбнулась она одними губами. — Понимаете, Ваня, такое маленькое-маленькое, а потом… вырастет взрослым…
— Готовься! — пронесся громкий шепот Юринчука с правого фланга. — Каждый выбирай одного… По моей команде — залп… Если побегут, бить в одиночку!..
Верховые были уже в сотне шагов. Тачанка оказалась не тачанкой, а обыкновенной бедой. В ней сидела закутанная фигура, как будто бы женская.
— Огонь! — весело крикнул Юринчук.
Громкий залп грянул и эхом покатился в балку.
Лошади встали на дыбы, верховые растерялись.
— Огонь!
Ударил второй залп, и верховые уже скакали карьером назад — прямо по полю, врассыпную. Лошади в упряжке шарахнулись через межу, и беда запрыгала по заснеженной пахоте. Две лошади бились на земле, одна сразу вскочила на ноги и без всадника понеслась вперед. Три тела остались лежать неподвижно, четвертый гайдамак поднялся, кинулся бежать, но тут же припал за конской тушей, и видно было, как он торопливо, не попадая куда надо, обеими руками нашаривает кобуру.
Но Юринчук и Полуник уже подбежали к нему с винтовками наперевес.
— Руки вверх! Руки вверх! — во весь голос кричал Юринчук. Полуник приложил карабин к плечу.
Гайдамак поднял руки вверх, затем медленно поднялся на ноги.
Казаков за белой снежной пылью уже почти не видно было. Они удирали, бросив раненых и беду в поле. Страх гнал их вперед и, видно, будет гнать еще много верст.
Не спуская направленного в грудь пленного дула винтовки, Юринчук отдал команду лежащей позади цепи. Оставаться в засаде, позиций не менять, готовиться к повторному бою. Пулеметчику держать пулемет наготове. Затем он толкнул пленного дулом в спину и, пропустив вперед, повел его к цепи, в лес. Беда в поле остановилась метрах в двухстах. Лошади постояли, потом повернули и шагом поплелись назад на дорогу. Беда казалась пустой — закутанной фигуры видно не было.
— Ну и встреча! — свистнул Пиркес, когда пленный оказался от цепи в десяти шагах. — Го-го! Просим в компанию, старый дружок! Как поживаете, мистер Репетюк?
Вопреки приказу все поднялись со своих мест. Юринчук и Полуник вели Репетюка.
— Капитан знаменитой футбольной команды, — почти уже пел Пиркес. — Го-го! Славный центр-форвард, сэр Репетюк! И не менее известный погромщик, каратель и прочая сволочь! Наше вам почтение! Сервус! Бонжур!
Репетюк стоял белее снега, глаза его щурились, пенсне осталось где-то там, возле убитой лошади, на земле. Руки, поднятые до уровня плеч, тряслись. Впрочем, и ноги тоже его не держали. Шапки на нем не было, она свалилась на дороге, волосы растрепались и сбились. Черкеска добротного синего сукна, с красной грудью, без газырей, из-под черкески видны над лаковыми сапогами широкие красные шаровары. Серебряная кубанская сабля волочилась сбоку по земле, один из поперечных ремешков оборвался.
— Кавказский пленник из оперы «Демон»!
— Куку! — не выдержал и Стах. — Милости просим на своих харчах!
— Замолчите, — оборвал их Юринчук. — Это пленный. — Он подтолкнул руки Репетюка повыше вверх и стал обыскивать его карманы. — А ну, Петро, беги, беду и лошадей сюда приведи. Нам они в походе пригодятся! — Из карманов Репетюка он вынул еще один браунинг и разную мелочь.
Потапчук пригнал лошадей рысцой, размахивая руками и заливаясь смехом.
— С невестой! — кричал он, фыркая.
На дне беды лежала в обмороке Антонина Полубатченко.
Гайдамаки так и не возвратились. Они не знали численности врага и, очевидно, сочли за благо ретироваться, бросив командира и женщину, которую они эскортировали.
Беду и лошадей оставлять было жалко; беду немедленно превратили в тачанку, и кольт Пиркеса крепко уперся своими тремя ногами в днище. На всякий случай, чтобы запутать следы, проехали до перекрестка и там, прокатив по старой колее, оставленной множеством колес, снова свернули в лес и укрылись на вырубках.
Потапчук и Стах остались в дозоре у дороги, все остальные отошли шагов на двести в чащу леса.
Здесь и был учинен Репетюку и Полубатченко допрос.
Они стояли в центре — Репетюк бледный, с восковыми синими губами, а Полубатченко все плакала и в чем-то уверяла. На Катрю она не смотрела. Катря на нее тоже. Катря вообще отошла в сторону, под куст, и жадно сухим языком слизывала нежный иней прямо с веточки. О тюрьме, контрразведке она ведь решила не думать… Все остальные застыли полукругом напротив пленных. Зилов, Макар и Пиркес держали винтовки наперевес.
Допрос окончен. Начался суд. Погромщики, немецкие наймиты, каратели, палачи, убийцы и бандиты. Националисты и петлюровцы. Все ясно.
Молодой заснеженный лес стоял вокруг тихий, спокойный, суровый, как само правосудие.
Тогда тяжкое молчание нарушил Юринчук.
— Враги трудового народа… — сказал он тихо. И погодя добавил: — Отойдите на три шага.
Но прежде чем он успел вытащить наган, шорох раздался справа и слева и три выстрела разорвали торжественный покой зимнего дня — торопливые, почти слившиеся в короткий залп, — и двойное эхо грохотом прокатилось по долине раз и еще раз.
Зилов, Пиркес и Макар опустили винтовки.
Эхо замерло где-то вдали, стояла необычайная тишина, и все услышали, как рядом кто-то не то всхлипнул, не то икнул и потом тяжело опустился наземь. И брякнула винтовка.
Макар сидел на земле, винтовка лежала рядом, руками он упирался в снег, бледный почти прозрачный, виски посинели, обильные веснушки резко выступили на щеках. Напрасно старался он сжать губы и сделать глоток. Спазма сдавила грудь и подкатывала к горлу.
— Понимаешь… — прошептал он наконец, когда кто-то подал ему пригоршню снега. — Ты же понимаешь… ведь я… в первый раз… убил…
Иванко подошел к Катре и тихо коснулся ее плеча.
Катря глубоко и прерывисто вздохнула и оглянулась.
Под глазами у нее запали глубокие тени. Она посмотрела на Иванка быстро и неприязненно, как на чужого.
Иванко снова смутился и покраснел. Он торопливо проглотил слюну, два раза подряд. В руке он держал маленький черный кошелечек.
— Вот, — сказал он, протягивая его Катре, — остался тогда у меня ненароком… Побей меня бог… повсюду искал… и всех расспрашивал… всегда при себе ношу… надежда все-таки, как бы сказать, была у меня всегда… что встречу… так что две керенки и шестьдесят пять копеек николаевскими… как были. А в маленьком кармашке почтовая марка на семь копеек и… записочка розовая… секретного, наверно, девичьего то есть содержания… я ее не читал…
Катря всхлипнула, потом заплакала и, вдруг обняв вконец смущенного и растерявшегося Иванка, поцеловала его в губы. Потом уронила голову ему на плечо и так застыла, продолжая всхлипывать. Иванко стоял, боясь шелохнуться, растопырив руки и обводя всех испуганным взглядом. Юринчук поднял руку.
— Передаю приказ комитета, товарищи!..
Все тесно столпились вокруг, Юринчук заговорил.
Шумейко, Тихонов и весь большевистский комитет остаются в подполье. А полторы сотни повстанцев, крестьян и рабочих, покинув разрушенные села и слободы, ушли за Юринчуком в лес партизанить. Комсомольской группе приказано немедленно влиться в партизанский отряд Юринчука и вместе с ним с боями пробиваться на север, на соединение с Красной Армией. Комиссаром отряда назначался Козубенко.
Партизаны шли от станции, лесом, их выводил Абрагам Црини — место встречи за Межировской лесопилкой.
Двинулись так:
Впереди, шагах в ста, вдоль опушки, разведкой шел Зилов. Винтовку он держал на руку. Дальше, по двое в ряд, с винтовками за плечом, шагали Юринчук, Козубенко, Полуник, Макар, Катря, Потапчук, Иванко и еще двое фронтовиков. За ними ехала тачанка. Стах, хромой, да Золотарь, еще не оправившийся, сидели верхом на лошадях. Пиркес примостился у пулемета, назад лицом.
Солнце пробилось уже сквозь облачную пелену и светило теперь в спину. Тени ложились на дорогу, прямо под ноги. И они ритмично покачивались и клонились налево и направо. Дорога звонко поскрипывала под сапогами. Снег искрами переливался впереди, на полях. Лес выстроился по сторонам, тихий, торжественный и пышный. Он словно принимал парад.
Комсомольский батальон шел через леса, степи и долы, и после каждого селения он должен был пополниться хотя бы одним человеком. Батальон направлялся на север, на соединение с Красной Армией, его путь еще будут освещать и солнце, и месяц, и звезды. Батальон пройдет сквозь засады, погони и бои. И он явится в полном составе: четыре роты, шестнадцать взводов, четыреста штыков — комсомольский батальон.
1937
Примечания
1
Не хотите ли курить? (нем.)
2
«Внучки» — ученики Высшего начального училища.
