Николай Серов - Комбат
Он не приказывал помочь раненому, потому что в сознании его не укладывалось представление, что для этого нужен приказ. Для него неслыханным делом было бы, если бы это тотчас не сделали без понукания. И это действительно тотчас стали делать. Он слышал не только стон, а скрип зубами и какое-то натужное кряхтение раненого, и, как у няньки, голос Никитича:
— Потерпи маленько, еще маленько потерпи…
Услышав Никитича, Тарасов обрадовался, что он жив и, как всегда, тут вот, рядом.
— А начальник штаба жив ли?
— Здесь я, комбат, — тотчас подошел к нему начальник штаба, — слушаю.
— Нет-нет, ничего не надо, я просто так…
Начальник штаба с признательностью сжал его руку.
Комиссар пошел с третьей ротой, и ждать его было нечего, поэтому Тарасов сейчас же двинулся следом за последними, отставшими и сбегавшими с сопок справа и слева бойцами.
Как только прошли немного вперед, тишина там, где прорвался батальон, показалась комбату предательской — по этой тишине противник мог догадаться, что тут дело неладно. Тарасов распорядился вернуть назад одно отделение, чтобы создать шум стрельбы, как и на соседних сопках, и тем самым сколько можно обмануть противника.
Батальон шел вперед. Перемешавшиеся в бою роты на ходу собирались вновь, разбирались по местам, где кому было указано идти. Комбат со штабом тоже нашел место, где по договоренности надлежало ему идти. Двигаясь за второй ротой, он связался с остальными ротными и вновь с успокоенностью ощутил, что управление батальоном у него в руках. Он теперь думал только о том, что и как надо будет делать, если произойдет один из многочисленных, приходивших ему в голову вариантов столкновений с врагом. То й дело доносились до него приглушенные голоса:
— Какая рота?
— Вторая.
— Тьфу ты. Где же четвертая-то?
— Иди с нами, все тут свои.
— Свои-то свои, да не наши, как говорится. Где четвертая-то?
— Туда иди.
— Я, понимаешь ли, к двери, в дот-то, а он оттуда как вылетит и на меня штыком-то. А мне податься некуда, и винтовку вскинуть не успел. Крышка бы, ей-богу! А сверху, на него кто-то бух — и накрыл! А то бы конец мне, уж это и говорить нечего…
— Тише вы!
— А Петька Славин погиб… С первого дня войны вместе и на вот тебе… Погиб… Уж я все об ем знаю… Мать, отец, невеста… Да… Что вот теперь напишешь-то им, а?..
Чем дальше шли, тем больше чувство настороженной напряженности овладевало не одним Тарасовым. Это можно было судить по все стихавшему приглушенному говору. Скоро один скрип под лыжами был слышен кругом. Бывало, в мальчишках Тарасов не раз участвовал в своеобразном состязании на храбрость. Церковь у них закрыли, стояла она пустая. И вот ночью, собравшись вместе, мальчишки подходили к этой церкви, и надо было каждому шагом пройти через эту церковь до алтаря и назад. Гулко, пугающе гулко отдавались шаги в высоких сводах, и, казалось, что-то неизвестно-страшное, притаившись во всех темных углах, смотрит на тебя и вот-вот кинется, схватит, начнет душить. А убежишь— засмеют. Но там была граница — алтарь, до которой надо было дойти. Теперь было что-то схожее с этим чувством с тою только разницей, что этот марш в морозную ветреную темноту, в неизвестность, был не баловством, И нельзя было, дойдя до какого-то рубежа, вернуться назад. Невольно лезла в голову мысль, что, может, враг все знает и видит и нарочно пускает их подальше в свой тыл, чтобы потом не выпустить назад никого. И руки сами щупали оружие, чтобы, как потребуется, тотчас без ошибки взяться за него. Эту мысль подтверждало то обстоятельство, что попадавшиеся землянки были пусты. То ли из них бежали от шедшего теперь по тылам батальона, то ли ушли раньше, может, на передовую, а может, в какие-то пункты сбора.
Если бежали от наступающего батальона, то теперь могли устроить где-то засаду и встретить неожиданным нападением. А сзади шла стрельба по всему фронту. Иногда то слева, то справа стрельба слышалась громче, и тогда обрадованно думалось: «Тоже прорвались». Но звуки пальбы опять стихали, и непонятно было: то ли ветер, то ли обманчивое эхо наносили их. Но уж очень хотелось верить, что и другие тоже шли вперед, и в поддержку этого желания думалось, что, наверное, вспышка, а потом затухание стрельбы происходили оттого, что наши поломали оборону врага и теперь им уж не было прежнего сопротивления.
Впереди что-то произошло. Не ожидая остановки, люди с налету столкнулись, сбились, спутались. Но ни единого голоса не раздалось. Молча снова разобрались по местам. Тарасов мчался вперед мимо принимавших прежний порядок взводов второй роты. А по рядам шепотом передавали:
— Взводных к ротному!
Откуда-то сбоку смутными тенями вынырнули двое лыжников, и с тяжелой одышкой один, подлетев к колонне, чуть впереди Тарасова, спросил:
— Где комбат, не знаете?
— Где-то сзади.
— В чем дело? — окрикнул их Тарасов, останавливаясь.
— Там их до чертовой бабушки, и еще подваливают, товарищ старший лейтенант, — отмахнув рукою в сторону, отвечал один из бойцов с тревогой в голосе.
Постоянно ожидая встречи с противником, Тарасов все же не ожидал столкновения с крупными вражьими силами так скоро. Враг поворачивался круче, чем можно было ожидать. Это не на шутку встревожило его. И не его одного. Он заметил, как переглядывались штабные и связисты, связные и бойцы в колонне. Хорошо зная, что в такие моменты тревога быстро передается от человека к человеку, он спокойно спросил:
— Ты один это все видел?
— Нет. Мы вот вдвоем впереди шли, а потом нас ротный к вам послал оттого, что мы их хорошо углядели. Чтобы, значит, как надо, могли сказать вам.
— Так-так. Значит, вас двое было. Ну я так и знал, что их там должно быть побольше, — шутливо проговорил Тарасов.
— Так… — смущенно проговорил боец, — я не к тому. Я…
— Не надо заикаться, нехорошо, — рассмеялся Тарасов. — Зачем же мы и идем, как не бить их? Чего и ищем еще? Нашли. Так и быть должно.
По облегченным вздохам и смешку людей понял — поуспокоились. «Вот и ладно», — подумал.
— Товарищ старший лейтенант, в долине перед третьей и четвертой ротами за сопками группируются крупные силы противника, — как положено, отчеканил второй посыльный.
— Вот это по-нашему! — похвалил Тарасов. — Значит, там есть кого бить?
— Так точно, есть.
— Нас не заметили?
— Вроде нет.
— Передайте обоим ротным: подойти незаметно и внезапно атаковать.
Посыльные, как и не было их, растворились в темноте. Снег уже густо толкся в воздухе, и непонятно было: то ли его взметывало ветром с земли, то ли сдувало с деревьев, то ли трепало снегопад. Человек в десяти шагах казался пятном, в двадцати неразличимы уже были движения, а еще через пяток шагов его будто стирало снежною поволокой и тьмой.
«Хорошо! Давай, давай, сыпь гуще! — думал Тарасов. — Помоги и ты нам. Не грех ведь нам и помочь!»
Только скрытная, внезапная атака могла обеспечить успех. И темнота, и этот снег были как нельзя кстати.
— Ну, чего насоветовали? — подойдя к окруженному взводными Терещенко, спросил он.
— Та мы, як тот хлопец, шо батько журив: «Когда ж ты, паршивец, оженишься!» — весело отвечал Терещенко. — А хлопец и говорит: «Понимаешь, батько, давно бы оженився, та не знаю, шо дилать. Оксану взяты, по Одарке сердце болит, Одарку взяты, Мария с ума не идеть, а усих сразу поп не пишеть!» — приглушенный смешок прошелестел кругом, и теперь уж на себе Тарасов ощутил, что значило сейчас веселое слово.
«И молодец же: сам не вешает голову и другим не дает!» — подумал комбат.
— Тоже наткнулись? — спросил Тарасов.
— На самую голову наскочили. И руки чешутся дать им, пока можно, и на поселок идти надо.
— Обойти их можно?
— Можно и обойти.
— Один взвод оставь здесь, чтобы не дали в спину нам ударить в случае чего, с остальными жми к поселку. Только как можно аккуратней, чтобы не всполошить их здесь раньше времени.
— Есть двигать на поселок!
— Первая тоже пойдет на поселок. Посыльных туда подбери понадежней.
— Побратимов ко мне! — распорядился Терещенко и пояснил: — Есть тут у меня двое «папаш» из одного места, неразлучные друзья. Так побратимами и зовут их все. Лесовики. Ночью, как кошки, видят. Честное слово.
— Ну и хорошо.
А кругом уже снова двигались люди, кому куда было приказано. Проходили мимо и тонули во тьме.
10Среди шедших с комбатом людей были и такие, что отступали здесь прошлым летом и осенью и хорошо знали эти места, поэтому выбрать для штаба батальона сопку поудобней не стоило большого труда. И вот Тарасов уже лежал в снегу, вглядываясь в долину. Заряженная ракетница была под рукой. Удивительно, сегодня с какою-то неожиданной стремительностью наступал рассвет, затуманенный частым, мелким, колким снежком. Налетавший упругими волнами ветер со свистом путался в ветвях. Деревья в долине, видные с высоты Тарасову, встряхивались снежными облачками, и земля крылась пеленою, сквозь которую происходившее на земле различалось временами совсем плохо.
