Даниил Гранин - Рассказы. Новеллы
Автор мог рассказать о его научных достижениях, мог привести довольно большой научно-биографический фольклор, связанный с его научным окружением: занятные рассказы о взаимоотношениях людей, истории некоторых догадок, рассказать о шутках, о доброте и порядочности героя. Мог рассказать о быте, о методе работы, о событиях военных лет — там происходило многое… Однако автор выбрал вариант иной, более сложный и более существенный для того, кто хочет понять природу гения. Может, это не было целью, но так получилось. Шаг за шагом прослеживает он, как рождается мысль, догадка, как она растет, преодолевает препятствия. Он забирается в тайное тайных, святое святых, как бы в работу мыслительного аппарата своего героя. Он восстанавливает историю этой работы по логическим соображениям, по воспоминаниям коллег, документам, по фразам, наконец, по каким-то мало, на первый взгляд, значимым словам, оброненным спустя годы и десятилетия. На наших глазах проводится тщательная реставрационная работа. Надо восстановить не просто историю какой-то одной догадки, а стиль, манеру мыслительной работы, и не кого-нибудь, а одного из величайших физиков-мыслителей — Нильса Бора.
Такого рода работа требует от самого писателя восхождения. Подняться, чтобы быть на уровне, чтобы не восхищаться, а понять или хотя бы представить.
Казалось осенением, озарением то, что произошло в 1912 году, когда Бор нащупал самый общий принцип построения периодической системы Менделеева, закон радиоактивного смещения и вообще понимание планетарной модели атома. Произошло это разом, эффектно, но писателя интересует, как могла возникнуть эта догадка, что ей предшествовало. Почему именно Бору она пришла, никому другому, и что воспоследствовало за этим — все это скрупулезно исследуется и описывается доказательно. Настолько, что веришь автору, даже там, где он уже не пользуется ссылками, документами. Разрывы между фактами — это не прямая. Пути и тропинки, по которым пробиралась боровская мысль, извилисты; работа писателя, который, как следопыт, идет по незаметным, занесенным временем следам героя, все более захватывает читателя. Мы погружаемся в мир боровских исканий, который лишь теперь, спустя многие десятилетия, стал проще и доступнее. Именно боровской мысли. Мы постепенно привыкаем к его индивидуальности, присущему только ему способу мышления. У каждого ученого своя диалектика, свои подходы к истине. Сама истина, очевидно, безлика. Она принадлежит природе, а вот то, как ее открыли, поиски ее, путь к ней, со всеми ошибками, заблуждениями, — в этом неповторимая личность ученого.
Можно вспомнить, как причудливо сочетались естественнонаучные взгляды Ньютона с его религиозными исканиями. Можно вспомнить, как с бесконечной терпеливостью перебирал Фарадей всевозможные сочетания проводника и магнита, доискиваясь до связи между электрическими и магнитными явлениями. У Бора все это происходило на экспериментах отвлеченных, условных, догадки вызревали даже не столько в тайниках ума, сколько в тайниках души. Повествование показывает, с чего все началось, самые первые истоки, восходящие к первым самостоятельным научным работам, к увлечению философией датского философа Кьеркегора. Не прямо, а косвенно, по далеким ассоциациям создавались предпосылки будущих открытий Бора, которые привели к новой, неклассической физике. Теперь, конечно, обратным ходом проследить этот путь легче, тем более что автор мог пользоваться интереснейшими материалами, собранными историками науки во главе с Томасом Куном. Они выясняли, как все начиналось, спрашивая самого Нильса Бора и его учеников. Но Д. Данин проделал большую самостоятельную историческую работу, собрал новый фактический материал: работал в архивах Копенгагена, опрашивал ближайших сотрудников Нильса Бора, бывал в доме Боров, разговаривал с его родными, близкими. Тщательно, годами собирал он факты, изучал написанное Бором. Ценность нового материала книги несомненна. Еще большую ценность представляет работа по освоению этого материала. Все эти факты надо было осмыслить, понять, для того чтобы сложить из них историю творческой личности героя, образ творца. Это была уже работа не историка, а писателя. Начиная с 1912 года, неотступно, год за годом, выясняется, как формировалось у Бора новое понимание физики. Как он совершал революцию, производя титаническую работу строительства, как казалось тогда, абсурдной, безумной квантовой физики.
Физик-теоретик, Нильс Бор работал иногда на самой границе между философией и физикой. Это опасное соседство, для всякого менее мощного ума, обогатило и философию, да и сам Нильс Бор невольно соприкасался с коренными проблемами теории познания. Поэтому, когда читаешь книгу, невольно задумываешься над философским смыслом боровского принципа соответствия, над смыслом вероятности, над принципом запрета. То и дело нас подстерегают неожиданности, вдруг возникает проблема понять, что означает само слово понимание. Необходимо создать философию квантов. Принцип дополнительности — когда надо было уразуметь двойственность электрона, представляющего из себя одновременно частицу и волну. Немудрено, что и автор затрагивает, исследует философские проблемы, роящиеся вокруг этой революции в физике, вокруг квантовой теории. Разворачивается волнующая картина прощания с вековечной философией природы, извечным детерминизмом, с причинностью, причем с причинностью однозначной. Нелегко объяснить, как отыскивались причины «беспричинности». Так, чтобы были доступны и интересны эти высокие достижения теоретической физики; суть споров между такими гигантами, как Эйнштейн и Бор. Объяснить это может хороший популяризатор (дар тоже драгоценный!). Данин же увлекает нас не только формой, а и природой этих разногласий и борьбой умов. На протяжении повествования даже не сведущий в физике читатель начинает ощущать себя полноправным участником событий. Такова история единоборства с Эйнштейном, которая происходила на пятом конгрессе Сольвея. Мы видим разницу способа оценки основных физических законов Эйнштейном и Бором и то, как они спорили, какие аргументы приводили. Великие умы, великие характеры, великие души стояли за этим. «Я не верю, что Господь Бог играет в кости», — утверждал Эйнштейн, считая, что природа не прибегает к помощи случая и что квантовая механика не то, ибо опирается на соотношение неопределенностей. Какое же философское возражение находит Бор? «Не наша печаль приписывать Господу Богу, как ему следует управлять этим миром».
Происходила, как говорил Бор, решительная ломка понятий, лежавших до сих пор в основе описания природы. Немудрено, что книгу читать нелегко. Но это не трудность зарослей, а трудность подъема. Книгу такую читаешь долго, так, что начинаешь с ней жить, есть такие книги — для дальней дороги, для одиночества. Она требует проникновения. Недаром книга эта — плод многолетней работы.
Интересно, что Бор не другим, а себе, как пишет Данин, препоручил создание философии квантов. «И не потому, что в других верил меньше, чем в себя. Просто он не мог жить, не понимая. Отказ от собственных попыток понять грозил бы ему душевным разладом». Вот характерное объяснение чисто внутренних психологических мотивов и состояния Бора. Объяснение, которое помогает нам проникнуть в сокровенную душевную потребность Бора — понять!.. Объяснение психологически достоверное, почти как вывод. Такие психологические открытия и находки в книге соединяются одно с другим, составляя цельное жизнеописание, историю ума и души, а не просто хронологически нанизывая рассказы об известных случаях. История открытия и становления квантовой механики сочетается с историей ее творца, и мы уже не сетуем на бедность жизненных приключений, жизнь Бора оказывается насыщенной действием, пусть внутренним, она становится напряженно-событийна, не важно, что это события духовной жизни, в них вся полнота переживаний, чувств, связанных с поиском, с борьбой.
Становление боровского миропонимания предстает не просто страницей истории физики. Мы видим методы и способы добычи знания, которые и составляют науку, может быть, самое ценное в ней.
Человеческим достижением Бора была созданная им школа физиков. Далеко не каждый великий ученый мог создать свою школу. Есть характеры, не способные на это, таков, например, Эйнштейн. У Эйнштейна не было учеников. У Бора было много учеников, но немногие из них создали свои школы. Ученики выросли в Копенгагене, в боровской школе, и тем не менее не сумели последовать примеру своего учителя. Как учитель Бор обладал исключительной притягательностью для молодых физиков. Почему? Привлекал он сам как человек, привлекали принципы, на которых он объединял вокруг себя талантливейших физиков-теоретиков мира. В его школе не было старших и младших, Бора называли на «ты», этим подчеркивалось равноправие. Бор сам, не считаясь ни с чем, приходил к младшему своему сотруднику Гейзенбергу, когда ему нужно было обсудить проблему. Примечательна история взаимоотношений Бора с каждым из учеников, хотя бы с тем же Вернером Гейзенбергом. Это был, может быть, один из самых великих его учеников. Тяжелое испытание для их взаимоотношений началось с приходом Гитлера к власти. Возникла сложность, которая нарастала и привела к трагическим расхождениям между ними с первого года Второй мировой войны. Гейзенберг приехал из Германии в Копенгаген, чтобы поговорить с Бором. О чем они говорили — неизвестно. Версия, предложенная в книге, не единственная. Выглядит она убедительно, так же как убедительно выстраивает автор всю логику поведения Гейзенберга в годы войны. Хотя опять-таки, на мой взгляд, существуют и другие, может быть, более жесткие оценки поведения Гейзенберга, который стал нацистом в эти годы и, более того, руководил созданием атомной бомбы для гитлеровской Германии. Были моменты, когда Гейзенберг открыто сотрудничал с гитлеровскими властями во имя Германии, во имя немецкой физики. Но, повторяю, тот характер Гейзенберга, который создан в книге, вполне историчен и возможен.
