Журнал «Юность» - Юность, 1974-8
— Письмо прислал. Пишет, что не может без меня, давай, значит, все позабудем, потому что ты для меня одна-единственная…
Почему у нее вырвались эти слова? Она никогда не лгала, даже презирала тех, кто лжет, а вот теперь упивалась собственной выдумкой. Может быть, так получилось потому, что девочки с нескрываемым удивлением смотрели на нее и ей вдруг захотелось поразить их, доказать, что такими, как она, не бросаются.
И потом она верила тому, что сказала. Ведь не она, а он прислал открытку, он просил ее встретиться. А зачем ему эта встреча? Ясное дело, думает снова семейную жизнь наладить…
Вместе до позднего часа они обсуждали, как все будет. Каждая советовала свое.
— Ты первым делом молчи, слушай, что он говорить будет, — учила ее Маша.
— Сразу не соглашайся, помучь его немного, — сказала Нюра.
— Это уж можешь быть спокойна, я ему перво-наперво условие поставлю, чтобы от матери его отделиться!
— В чем ты пойдешь? — спросила Валя.
— В синем костюме.
— А на шею шарфик, — сказала Маша. — Хочешь, возьми мой?
Она протянула ей газовый, светло-сиреневого цвета шарфик.
— Нет, — решительно произнесла Валя, — синий с сиреневым нехорошо. Лучше белую вставочку, я себе недавно купила. Хочешь?
Вставочка была легкой, воздушной. Лера приложила ее к себе.
— Ладно, возьму твою вставочку, не бойся, не запачкаю…
Лера долго не могла заснуть. Что-то он скажет ей? Как поглядит? А она что скажет? Им всем хорошо советовать, он им чужой, а Лера его любит.
И все-таки Виталик сделал первый шаг, не она!
Лера ни за что не позвала бы его первой. Лучше перетерпеть, перестрадать, все в себе пережить, но не унизиться. Нет никогда!
Впрочем, что там думать да гадать? Завтра, нет, уже сегодня они встретятся, и Лера заранее на все согласна. Она хочет его видеть, хочет опять переехать к нему и постарается быть помягче, поласковее и с ним и со свекровью.
Весь день Лера поглядывала на часы. Стрелки двигались невероятно медленно, словно нарочно…
Она сидела за машиной, притачивая рукава к пальто.
Волосы тщательно взбиты, на лоб начесана густая челка. Белая вставочка, синий костюмчик. Жаль, немного узок в плечах, работать не очень удобно.
Но руки двигались привычно легко. Изредка Лера ловила ободряющий взгляд Маши или Нюры. Валя, проходя мимо, поправила ее прическу.
Виталик стоял возле проходной, поглядывая на идущих мимо работниц. Редкие снежинки — зима в тот год была ранней — падали на его плечи, на коричневую меховую шапку-ушанку.
Лера остановилась в дверях проходной. Вот он, Виталик… Красив, ничего не скажешь, глаза синие, и шапка-ушанка ему идет.
Подошла к нему. Он обернулся, вынул руки из карманов пальто.
— Вот хорошо, а то я думал, ты позабыла…
— Как видишь, помню…
Они перешли на другую сторону. Она споткнулась, и Виталик взял ее под руку Она с радостью ощутила тепло его руки. Интересно, заметил ли он, что у нее другая прическа? Она расстегнула воротник, чтобы открыть белую вставку. Белый цвет ей к лицу, он это всегда говорил.
— Разговор у меня короткий, — сказал Виталик. Улыбнулся, блеснули ровные зубы.
Лера кивнула. Сперва надо молчать, выслушать все, что он скажет, хотя так хотелось бы от всей души признаться, сказать просто: «Как же я по тебе соскучилась…»
Виталик высвободил руку, вынул пачку сигарет из кармана, закурил.
— Вот что, Лера, сколько же так будет?
Она вопросительно взглянула на него.
— Нам надо развестись, — сказал Виталик. — Надеюсь, и ты согласна?
Ей почудилось, что она ослышалась. Не может такого быть! Это он не ей сказал, совсем не ей…
— Конечно, я пока не собираюсь жениться, но всю жизнь не проживу один, — продолжал Виталик. — И ты, наверно, тоже, надо полагать, не задержишься, выйдешь замуж. Правда?
— Да, конечно, — ответила Лера.
С удивлением поняла: голос ее звучит спокойно, совершенно спокойно.
Он неподдельно обрадовался. Должно быть, не ожидал, что она окажется сговорчивой.
— Вот и чудесно. Значит, я подам на развод…
— Хорошо, — сказала Лера.
— Это все будет скоро. Впрочем, я сразу же дам тебе знать…
Лера застегнула воротник пальто.
— Ладно. Ну, привет.
— Привет, — сказал он и протянул ей руку.
Она заставила себя пожать его руку. Потом повернулась, быстро зашагала обратно.
Она шла, не разбирая дороги. Улицы, переулки, какой-то парк, весь заснеженный, с толстыми от снега деревьями. По мостовой, покачиваясь, едет троллейбус. Смешной троллейбус, похож на слона. Этакий голубой слон. А окошки в нем уже замерзли. А что, если сесть в троллейбус, поехать куда-нибудь, куда повезет, до конца… Лера вошла в троллейбус.
— Следующая — «Драматический театр», — сказал водитель в микрофон.
Драматический театр… Там они познакомились. Он сам подошел, синяя рубашка и глаза синие. Сразу же стал ее на «ты» звать.
На ком он женится? Будет ли новая жена ладить с его матерью? Будет, как же не будет! Не все же такие колючие, как она.
Маша говорит: «Ну и характерец же у тебя!»
Но ведь всяких любят! У другой характер куда хуже, чем у нее, Леры, а муж ей пятки лижет и во всем подчиняется…
— Конечная остановка… — сказал водитель.
Лера вышла из троллейбуса. Окраина города. Она еще ни разу не была здесь. Уже упали ранние зимние сумерки, снег казался голубоватым, очень твердым на глаз, словно сахар. В такую погоду хорошо дома. Когда теплый, уютный дом и кругом добрые лица, а за окном пусть мороз, метель, ветер…
Надо идти домой. Домой? Да, к себе, в общежитие.
Дома была одна только Валя. Сидела на своей кровати, читала какое-то письмо. Мгновенно вскочила с кровати.
— Лера, ну, как? Все хорошо?
— Да, — ответила Лера. — Порядок.
— Прощения просил?
Лера кивнула, медленно сняла с себя пальто, отряхнула снежинки, повесила пальто на вешалку возле двери.
Валя сунула письмо обратно в конверт.
— Не врешь, честное слово?
— С чего это я врать буду?
— А вставочка понравилась?
— Понравилась.
— Я же говорила, она тебе очень идет.
— Мне все идет, — сказала Лера.
Что-то в ее голосе насторожило Валю. Она пристально посмотрела на. Перу.
— Лера, скажи правду, все хорошо?
— Все хорошо, — с досадой ответила Лера.
— А почему глаза у тебя такие?
— Какие?
— Не знаю. Странные, не такие, как всегда.
— Это тебе кажется, — сухо сказала Лера. Сняла вставочку, аккуратно свернула и отдала Вале. — Спасибо, очень красивая вставочка. — Потом села на свою кровать, опустила голову. — Ты что, читала письмо?
— Да. Из Москвы.
— Это тот, кто тебе всегда пишет?
— Да.
— Тебе везет…
Валя недовольно нахмурила брови. Однако ничего не ответила. Прислушалась к шагам в коридоре. Подбежала к дверям.
— Ксения Герасимовна, вот хорошо!
— Лера пришла? — спросила Ксения Герасимовна.
— Пришла… По-моему, не в себе, — прошептала Валя.
Ксения Герасимовна взяла ее за руку.
— Знаешь что? Пойди, Валя, погуляй немного…
Закрыла за Валей дверь, подошла к Лере. Села рядом на кровать.
— Что, дочка? Плохо тебе?
Лера кивнула.
— Молчи, не говори ничего, не надо. Положи голову ко мне на плечо, вот сюда, и молчи. И я помолчу. Давай вместе посидим, помолчим, подумаем…
Лера прижалась к теплому плечу. Закрыла глаза.
— Не уходите, — сказала.
— Никуда я не уйду, — сказала Ксения Герасимовна, — я все время с тобой буду.
ЕЩЕ РАЗ ДИМА
Через два дня начинаются весенние каникулы, — сказал отец Диме. — Надо будет нам с тобой обдумать, как бы тебе поинтереснее и получше отдохнуть…
— Последние мои каникулы, — сказал Дима.
— Почему последние? Разве у студентов не бывает весной каникул?
— Кажется, нет. Впрочем, еще неизвестно, стану ли я студентом! Вдруг не поступлю?
— Поступишь! Я до министра дойду…
Дима решительно оборвал отца.
— Ни за что! Даже и не думай никого ни о чем просить…
— Ну, хорошо, хорошо, только не кипятись. А в «Березку» хотел бы поехать?
— В пансионат?
— Да. Я могу достать две путевки на десять дней, тебе и мне.
Дима ничего не ответил.
— Так как же, Дима? Согласен? Там такие места, ты себе даже представить не можешь, необыкновенно красивые!
— Я поеду в Челябинск.
— В какой Челябинск? — удивился отец.
— Есть такой город на Урале.
— А, понимаю. К Вале поедешь?
— Да, к ней.
— Понимаю, — повторил отец.
— Я скучаю по ней, — сказал Дима. — И она скучает. И я у тебя денег не возьму, ни одной копейки. У меня есть свои.
Отец натянуто улыбнулся:
