Юрий Смолич - Рассвет над морем
Пока солдат-грузин возился с заржавевшим замком, Ласточкин, стоя перед дверью своей каюты, напряженно прислушивался. Кто здесь еще, кто, кроме него, попал в эту плавучую тюрьму? Кто отозвался на его крик?..
Ласточкин вошел в каюту, за ним скрипнула дверь, но солдат не уходил. Он стоял в коридоре и глядел на Ласточкина сквозь щель. Вдруг он сказал:
— Ты сильный человек, Ласточкин… Замечательный!
И закрыл дверь. Снаружи загремел засов.
4Все подполье было поставлено на ноги.
Где Ласточкин? Жив ли он?
В ночь, когда Ласточкин исчез, в морг привезли двадцать семь трупов. Подпольщики проникли в морг и осмотрели все трупы: Ласточкина среди убитых не было. По дороге к Большому Фонтану разведчики Ревкома обнаружили еще восемнадцать трупов расстрелянных людей. Они были забросаны свежей землею. Могилу раскопали. Это были рабочие с разных заводов и какие-то неизвестные, очевидно нездешние, люди. Ласточкина среди них не было.
Наконец, через связь разведки с некоторыми офицерами деникинской контрразведки стало известно: Ласточкина не убили, он арестован. Но о судьбе его деникинская контрразведка ничего не знала.
Итак, Ласточкин был в руках французской контрразведки.
Подпольщики, томившиеся в подвалах французской контрразведки, через подпольный Красный Крест сумели передать, что там Ласточкина тоже нет.
Тогда стало ясно, что Ласточкина отвезли на французское судно. Но на какое именно? Который из кораблей эскадры интервентов стал плавучей тюрьмой для руководителя восстания?
Добыть сведения с французских кораблей было теперь невозможно: после расстрела Иностранной коллегии и ареста многих руководителей судовых комитетов связь с кораблями эскадры оборвалась. Среди других был арестован и представитель центра восстания на французском флоте комендор Мишель с линкора «Франс», встречавшийся с Ласточкиным. Вероятно, Мишеля предал кто-то из арестованных французских матросов или его выследили во время встречи с Ласточкиным в кабачке «Не рыдай». Разведка Ревкома установила, что комендор линкора «Франс» находится под арестом на линкоре «Жан Бар», флагманском корабле эскадры. В связи с неудачами на фронте и наступлением на Одессу партизанских отрядов и частей Красной Армии на этом линкоре недавно прибыл из Константинополя в Одессу сам главнокомандующий армий Антанты на Востоке, генерал Франшэ д’Эсперэ.
Александр Столяров созвал Ревком в задней комнате ателье на Ришельевской.
Что делать?
В эту минуту над дверью в кабинет главного закройщика звякнул колокольчик. Это означало, что в ателье зашел с улицы неизвестный человек — и надо быть начеку.
Все замолчали, глядя на дверь.
В салоне ателье стоял солдат. На плечах у него были погоны с нашивками унтер-офицера.
— Что вам? — поинтересовался старший мастер.
Солдат с минуту осматривался. В салоне был старший мастер и три девушки — «закройщицы». Это была линия охранения.
— Ателье закрыто на ремонт, — поспешил сообщить старший мастер. — Приема заказов нет.
Солдат глубоко вздохнул, словно собирался с силами для решительного поступка, и сказал:
— У меня записка…
— От кого записка? — равнодушно спросил старший мастер. Было ясно, что солдат пришел с запиской от офицера, чтобы получить готовый заказ.
— Солдат — он был грузин — испытующе посмотрел на мастера из-под густых черных бровей своими живыми и горячими глазами.
— Записка от… Ласточкина.
Несколько секунд в салоне стояла тишина — такая глубокая и напряженная, что эти короткие секунды показались всем долгим часом. Сомнений не было: конспиративная квартира провалилась, с фиктивной запиской от Ласточкина пришел шпик контрразведки.
Старший мастер стоял прямо перед солдатом, девушки продвигались к двери, чтобы подойти к нему сзади и…
Солдат бросил записку на стол.
— Вы проверьте почерк… Вы знаете его почерк?
Девушки бросились на солдата, быстро скрутили ему назад руки. Старший мастер засунул в рот ему кляп.
В записке, написанной действительно рукой Ласточкина, сообщалось, что он находится на транспорте № 4, который стоит против Андросовского мола под волнорезом. Ласточкин писал, что освободить его можно с помощью солдата, который передаст эту записку…
В задней комнате ателье солдату немедленно был учинен допрос под дулами пистолетов.
Солдат сказал:
— Я — Вано. Я — конвойный на тюремном транспорте. В конвое мальгаши, которые не знают ни слова ни на каком языке, кроме своего, и несколько белых унтер-офицеров. Я тоже белый унтер-офицер. Меня мобилизовали. На вахте сейчас мой напарник. А обо мне думают, что я сплю на транспорте в кубрике. Однако со сменою мальгашей, за рюмку водки, я незаметно вышел на шлюпке к молу. Ласточкин дал мне записку и велел принести ее в ателье «Джентльмен» и отдать старшему мастеру.
— Вы знаете, что в записке?
— Знаю: освободить Ласточкина и что я в этом помогу.
— Почему вы хотите помочь освободить Ласточкина?
— Это сильный человек, замечательный! — ответил солдат. — И все вы сильные люди, замечательные. Вы — большевики. Я — не большевик. А может, я и большевик. Мою Грузию терзают. Вашу Украину терзают. Буржуи терзают все народы. Я не буржуй. Я пролетарий. Я работаю на винограднике князя Микладзе. Пролетарии всех стран, соединяйтесь!
Солдат вдруг схватился за погоны и содрал их одним рывком. Потом швырнул на землю и стал топтать.
— Можете расстрелять меня, если не верите! — крикнул он в бешенстве.
Но так же быстро, как вспыхнул, он и успокоился.
— Ласточкин так и сказал мне: «Вано, тебе не поверят сразу, тебя начнут проверять, но так надо, Вано. Никому нельзя доверяться без оглядки».
Солдат-грузин был горячего характера, и искренность звучала в его словах. Однако… можно ли ему верить?
Солдата спросили, кого из грузин, имеющих связь с подпольем, он знает. Он не знал никого. Не знал вообще, что в подполье есть грузины, не знал даже, что такое подполье.
Вдруг Вано обратился к Гале:
— Тебя, девушка, зовут Галя. Ласточкин мне сказал: «Вано, может быть, ты встретишь там девушку по имени Галя. Она поверит тебе, если ты скажешь ей: «Галя, поверь Вано во имя памяти погибшего Жака…»
— Господи! — вскрикнула Галя. — Товарищи! Я ему верю…
В это время в комнату вошел старший мастер. Вид у него был растерянный.
— Товарищи, в салоне… Григорий Иванович. Он не должен быть сейчас в Одессе.
Но дверь уже открылась, и, легко отстранив девушек с пистолетами в руках, в комнату вошел Котовский в форме французского офицера.
— Григорий?
Но Котовский смотрел только на солдата с сорванными погонами, стоявшего под дулами пистолетов:
— Кто это?
Вано сорвался с места и, побледнев, вытянулся перед французским офицером.
— Григорий Иванович! — воскликнула Галя. — Почему вы здесь?
— Что случилось, Григорий? — спросил и Александр Столяров.
— Нашли? Жив? Освободили? — одним духом выпалил Котовский.
Лицо его как-то заострилось, весь он был собранный, сосредоточенный. Для него в эту минуту существовало только одно, и это руководило всеми его поступками.
Вдруг Вано широко улыбнулся.
— Ты не французский офицер! Ты Григорий Иванович! Ты беспокоишься о Ласточкине. А Ласточкин беспокоится о тебе; он кричит на всю тюрьму: «Григорий Иванович!» — чтобы проверить, нет ли и тебя в какой-нибудь каюте.
Вано пришлось еще раз рассказать все сначала.
Котовский внимательно его выслушал, прочитал записку Ласточкина и повеселел.
— Кацо! Все правильно! Ты тоже замечательный человек! — Он хлопнул Вано по плечу.
Затем Котовский сказал девушкам:
— Пришейте ему погоны. Мы пойдем с ним сейчас на транспорт номер четыре.
Но Александр Столяров прежде всего хотел получить от Котовского объяснения — почему он не на месте, в партизанском отряде, где должен ждать приказа о выступлении, а здесь?
— Можете меня судить и расстрелять, — сказал Котовский, — но Николай в беде, и я прискакал его выручать. Командиром отряда остался Жила — прекрасный командир; отряд выступит через пять минут после получения приказа.
— Почему ты во французской форме?
На этот вопрос Котовский сначала только отмахнулся, но по требованию Столярова вынужден был дать объяснение.
От Маяков до Одессы Котовский в форме ротмистра полка «черных гусар» проскакал беспрепятственно — сквозь все заставы, между всеми пикетами. В Одессе он решил не останавливаться на даче Тодорова, так как дача эта находилась далеко от центра города, а ему дорога была каждая минута. И он прискакал прямо на Базарную — на свою явку к доктору Скоропостижному. Он хотел прежде всего узнать у Власа Власовича, не передавали ли для него какие-либо указания от Ревкома.
